— С тобой точно все в порядке? — прошептал Митч.
— Да. — В подтверждение собственных слов она неуверенно улыбнулась. — Все чудесно.
Но Митча, судя по всему, ее ответ не слишком убедил. Он осторожно приложил ладонь к ее щеке.
— А может, пойдем отсюда?
— Нет-нет, останемся. Я рада, что в кои-то веки оказалась в театре. А главное, я рада, что ты рядом.
Повернув голову, она коснулась его руки губами. И почувствовала, как Митч судорожно перевел дыхание.
Лампы погасли, но и в полной темноте Шеннон ощущала близость Митча. Ей передавалось тепло его тела, ее окутывал исходивший от него легкий пряный запах. Во мраке ярким красочным островком вспыхнула сцена. Зазвучала музыка. Шеннон напряженно вслушивалась, но ей никак не удавалось сосредоточиться на спектакле. Мелодия волновала ее, но происходящее на сцене ускользало от ее внимания.
Она не отводила глаз от сцены, изображая интерес. Однако близость Митча поглощала все ее чувства. Казалось, их ощущения созвучны: руки сплелись и сердца бились в унисон. Запах его тела, смешиваясь с ее запахом, создавал особую ауру их взаимного притяжения.
В конце концов она уступила нестерпимому желанию взглянуть на него, и глаза их тут же встретились. Переменчивый свет, лившийся со сцены, то ярко-желтый, то тускло-голубой, размывал его черты. Словно завороженная, Шеннон не сводила глаз с его лица, окончательно забыв о спектакле. Эти глаза имели над ней удивительную власть, они не давали ей отвести взгляд. Кончиками пальцев он поглаживал ее запястье — нежнейшие касания, которые обжигали и возбуждали ее.
Она опять вся дрожала, но уже не от страха.
Внезапно сцена погрузилась во тьму, а в зале зажглись огни. Музыка смолкла, сменившись шарканьем ног и гулом голосов. Антракт.
Но они продолжали сидеть, будто приросли к креслам, и по-прежнему не отводили глаз друг от друга. В конце концов Митч в недоумении огляделся вокруг, словно не понимая, куда попал. Руки их, лежавшие на подлокотнике кресла, так тесно переплелись, что трудно было понять, где его рука, а где — ее.
— Э… ну, как тебе спектакль? — запинаясь, начал Митч.
— А? О, спектакль! Я получила огромное удовольствие.
Какой спектакль? — промелькнуло в ее затуманенном мозгу.
— Я очень рад. — Митч плутовато взглянул на нее. — Тогда, может, расскажешь мне, что там у них происходило?
— Честно говоря, я все пропустила мимо ушей.
Он слегка усмехнулся.
— Значит, ты скучала. Бедняжка. А мне так хотелось, чтобы этот вечер стал для тебя особенным.
— Он и стал особенным, — с жаром прошептала Шеннон.
Митч улыбался своей рассеянной улыбкой, такой притягательной, что внутри у Шеннон все таяло.
— Знаешь, я заказал столик в ресторане. А теперь думаю, не послать ли нам ужин к черту. Придумаем что-нибудь другое. Ты как?
— Придумаем, — выдохнула она.
И ощутила, как мгновенно напряглась ладонь Митча, сжимавшая ее ладонь. Глаза его повлажнели, и он прошептал:
— Тогда идем.
Ноги ее дрожали, когда она пробиралась к выходу. Митч шел сзади, касаясь ее плеча, и тепло его дыхания обжигало ей спину. Вот губы его коснулись ее шеи, и она едва удержалась на ногах.
Они вышли из театра. Теперь они принадлежали друг другу. Митч вывел машину на автостраду; Шеннон прижималась к нему так крепко, что почти сидела у него на коленях. То и дело он, отвернувшись от дороги, бросал на нее взгляд — казалось, ему было необходимо убедиться, что она все еще рядом. И глаза его сияли радостью и восторгом, словно перед ним было непревзойденное произведение искусства, прекрасное, редкое.
Она ощущала, что сейчас для него бесценна. В этот вечер она любима, желанна. Прекрасна. Она не могла говорить, не могла ни о чем думать. Наконец она позволила чувствам взять над собой верх.
Когда Митч кидал взгляд на дорогу, Шеннон жадно пожирала его глазами, словно хотела навек запомнить эту прямую линию бровей и легкие морщинки вокруг глаз. Какой он сегодня бледный, с удивлением заметила она. На лбу выступила испарина, и он беспрестанно похлопывает себя по нагрудному карману. Странно, почему он так нервничает, подумала она, но тут же отогнала эту мысль прочь. О нервах лучше не вспоминать, иначе ее вновь охватит приступ тревоги.
Когда Митч остановился около ее дома, Шеннон вовсе не удивилась. Но в тот момент, когда они вышли из лифта, рассудок вновь ожил в ней и вступил в спор с захлестнувшими ее чувствами.
Она едва передвигала ослабевшими ногами. Что она делает? Стоит ли спрашивать: она прекрасно знает, что сейчас произойдет. Но рассудок настойчиво требовал ответа на другой вопрос: надо ли, чтобы это произошло? Ледяной взгляд Росса, казалось, вновь пронизывал ее до костей. «В последнее время Митчелл сам не свой», — вдруг донеслось до нее, и слова эти болью отдались в душе.
Митч взял ключ у нее из рук и сам открыл дверь. Его сжигало нетерпение. Капли пота выступили у него над верхней губой.
Войдя в квартиру, оба неожиданно растерялись, словно парочка школьников, впервые оставшихся наедине. Разговор не клеился, и они смущенно перебрасывались отрывистыми репликами.
Шеннон хотела приветливо улыбнуться, как положено радушной хозяйке, но губы, казалось, прилипли к зубам.
— Кофе?
Не дожидаясь ответа, она налила воду в кофеварку.
Пока варился кофе, Шеннон вертелась на кухне, нарочно придумывая себе дела. Заглянув в гостиную, она увидела, что Митч с потерянным видом слоняется из угла в угол. Он схватил какой-то журнал, пролистал страницы и вновь бросил его на полку. Потом смерил взглядом внушительную стопку учебников на письменном столе.
Наконец он вслух прочел вышитое крестом изречение, висевшее над столом Шеннон: «Водопроводчикам снятся только трубы».
— Неужели сама вышивала? — указал он на стену.
— Нет, где уж мне. А вот стол я действительно сделала сама.
— Ну да!
Недоверчиво улыбнувшись, Митч погладил полированную поверхность красного дерева. Потом вспомнил, что Шеннон превратила собачью будку в маленький архитектурный шедевр. Похоже, насчет стола она вовсе не шутит.
Шеннон поставила на кофейный столик две дымящиеся кружки.
— К сожалению, у меня не нашлось красивых чашек…
Она осеклась, потому что Митч приблизился к ней вплотную. Инстинктивно она откинула голову назад и приоткрыла губы.
— Спасибо, — запинаясь, произнес Митч.
— За что?
— За кофе.
— Пожалуйста. — Она облизала пересохшие губы. — Садись, прошу тебя.
— Да-да.
Однако он не двинулся с места. Осторожно провел пальцем по ее лицу. Она хотела что-то сказать, но с губ слетел лишь довольный вздох. Митч мягко взял ее за подбородок и поднял ее голову так, чтобы она глядела ему прямо в глаза.
— Шеннон, я…
Не договорив, он обнял ее за талию и привлек к себе.
Казалось, его губы одновременно были везде — на ее шее, на щеках, на лбу. Он что-то шептал,
