Она пропустила мимо ушей мое замечание насчет чемодана и придирчиво провела рукой по верхушке полированного комода на ножках. Вряд ли на этой сверкающей поверхности могла быть пыль, но она критически осмотрела свои пальцы.
– Нам здесь так трудно находить служанок, – нервно произнесла она, как будто боялась молчания, а может, боялась услышать что-нибудь от меня. – Городские девушки не хотят ездить в такую даль, а жить тут постоянно они вообще отказываются. Слишком уж тут тихо, да к тому же у дома есть определенная репутация.
Это меня заинтересовало.
– Репутация? – переспросила я. На секунду она посмотрела в мою сторону. Мне бы хотелось, чтобы она избавилась от какого-то внутреннего напряжения и доброжелательно отнеслась ко мне, но, вероятно, неодобрение, столь явно выраженное тетей Ниной, исключало такую возможность.
– Ну, это довольно естественно, – сказала она и, вынув из кармана фартука тряпку, провела ей по крышке комода. – Понимаете, мы ведь не очень-то похожи на других людей.
Я уловила в ее словах какую-то извращенную гордость, как если бы непохожесть Силверхилла на все окружающее была чем-то похвальным.
Ее взгляд встретился с моим в зеркале, и она впервые не отвела глаз и также впервые ответила мне просто:
– Был такой период, когда я хотела стать медсестрой, но на первом году обучения отказалась от этой затеи и вернулась домой. Ваша бабушка всегда замечательно относилась к Элдену и ко мне. Ни ему, ни мне никогда не хотелось жить в каком-либо другом месте.
Мне это показалось странным, необъяснимым: Кейт была молода, привлекательна и, без сомнения, могла бы гораздо лучше устроить свою жизнь подальше от этого дома. Между тем она, как видно, приняла какое-то решение и, отвернувшись от зеркала, взглянула мне прямо в лицо. Мне нравился ее спокойный широкий лоб, добрые тонкие губы. Она не походила на женщину, стремящуюся участвовать в каких-то недобрых и бессмысленных сварах.
Слова, произнесенные ею вслед за тем, были для меня неожиданными.
– Я помню, как ваша мама привезла вас сюда. Вы были такой смышленой, хорошенькой крошкой. И ужасно любопытной! Стоило кому-нибудь повернуться к вам спиной, как вы тут же куда-нибудь забирались. Мне было в то время всего шестнадцать, но я очень хорошо вас помню.
Моя рука тут же протянулась к щеке.
– В таком случае вы должны знать, откуда у меня этот шрам.
В глазах ее промелькнула тревога, и она быстро отвернулась.
– Вы хотите сказать, вы сами этого не помните? Разве ваша мама вам не рассказывала?
– Мама просто не в силах была себя заставить говорить на эту тему, – ответила я. – Она считала, что о происшедшем лучше всего просто забыть – несчастный случай, и только. Но мне кажется, я никогда не смогу превозмочь последствий, которые этот случай имел для всей моей жизни, пока не узнаю точно, что же именно произошло.
Внезапно она вновь превратилась в экономку – куда только девалась молодая женщина, которая могла бы стать моим другом!
– Не мне говорить об этом, – сказала она, поджав губы. – Ваша бабушка заранее нас предупредила: никаких разговоров, никаких проявлений дружелюбия.
Теперь мне стали понятны ее крайняя настороженность в общении со мной, нежелание смотреть мне прямо в глаза. Я подозревала, что искренность гораздо более свойственна ее натуре.
– И все-таки вы сообщаете мне об этом? – сказала я. – Вы находите подобные приказания правильными и справедливыми?
Она повторила мои слова с некоторым намеком на чувство.
– Правильные? Справедливые? Да какое это имеет значение, когда приходится уживаться с реальностью и приспосабливаться к ней, насколько это возможно?
Я с удивлением мысленно спросила себя: с какой же это реальностью ей так трудно оказалось ужиться, что она выработала подобную философию?
– Я думаю, мне плохо удается приспосабливаться к чему-то, что мне не нравится, – сказала я. – Даже вот с этим. – И тут я дотронулась до своей щеки. – Похоже, мне свойственно стремление торопить события, чтобы заставить ситуацию как-то измениться к лучшему. Или, во всяком случае, попробовать изменить ее.
– Даже если в результате этих попыток вы разобьете свое сердце? – На этот раз она отбросила в сторону роль тушующейся экономки и заговорила как нормальный человек.
Она стояла возле двери, я – на другом конце комнаты, и мы откровенно глядели друг на друга, пытаясь разгадать, что каждая из нас собой представляет. Кейт Салуэй так же мало походила на обычную экономку, как ее брат на типичного садовника. Оба были скорее членами семьи, нежели ее слугами. В этой молодой женщине чувствовалась спокойная решимость, которую так хорошо было бы ощущать на моей стороне, если бы ее преданность не была отдана кому-то другому.
Она первая опустила глаза, и ее вновь охватило беспокойство. Ей явно хотелось ускользнуть от меня, положить конец наметившемуся между нами сближению.
– Если вам что-нибудь понадобится, около лестницы есть звонок, – сообщила она мне и повернулась к двери. Если бы я ее не остановила, она бы быстро удалилась.
– Пожалуйста, обождите минуточку. Вы не будете так любезны сказать, чьи комнаты где расположены, чтобы, выходя отсюда, я не забрела бы куда-нибудь по ошибке? Я знаю, что тетя Арвилла живет по другую сторону стены…
Она неохотно выполнила мою просьбу.
