столиками. Торговля горячими блюдами прекратилась несколько часов назад, но торговые автоматы предоставляли посетителям напитки, закуски и несколько видов бутербродов весьма сомнительного качества.
Си Джей как раз запивала один из таких бутербродов глотком несладкого чая со льдом. Ее желудок не был от этого в восторге, но что делать? Ее тело требовало необходимого количества питательных веществ вне зависимости от того, хотелось ей есть или нет.
Такой была ее жизнь. Она уже давно перестала сетовать на эту несправедливость. Ничего нельзя изменить, и ей надо было либо принять действительность, либо оплакивать ее.
Она скомкала пустой пакет из-под чипсов, осмотрелась и увидела у дверей знакомую фигуру. Ричард тоже ее заметил и, быстро пробравшись к ней между столиками, спросил тревожным голосом:
— Ты в порядке?
Вопрос, казалось, поразил ее.
— Конечно.
— Прости меня. Я сразу не сообразил… — Что он должен был сообразить, осталось для нее тайной, потому что он внезапно перебил сам себя: — Ты, наверно, думаешь, что я ужасно тупой.
— Тупой? О чем ты говоришь?
Ричард протянул руку, но тут же опустил ее на стол.
Ужасное сомнение сжало сердце Си Джей.
— Лиза в порядке, не так ли? Я не ушла бы оттуда, если бы дежурный не заверил меня, что ей лучше.
— Лиза в порядке. Она вернется домой через несколько дней.
— Несколько дней?
— Они хотят сделать какие-то анализы и проследить, не случится ли новый приступ — как остаточная реакция. Ей было очень плохо. Ты была права относительно печенья. Я только не понимаю, почему, — пробормотал он. — Она знала, что ей будет плохо.
Си Джей почувствовала себя нехорошо.
— Да, она знала.
— Тогда почему? — Он ударил кулаком по столу. — О чем она думала? Лиза — моя дочь, моя собственная плоть и кровь; но иногда я смотрю на нее и мне кажется, что мы почти чужие. Я не понимаю своего собственного ребенка. И какой же я отец?
— Это не твоя вина, Ричард. Ты не можешь понять то, чего сам никогда не испытывал. Тебя нельзя за это винить.
— Чего я никогда не испытывал? — На его лице читалось недоумение. — Я ведь сам был когда-то ребенком. Неужели девочки так сильно отличаются от мальчиков? — Он так серьезно задал этот вопрос, что при обычных обстоятельствах Си Джей не удержалась бы от улыбки. Но сейчас она была окружена призраками своего прошлого, преследовавшими ее подобно стервятникам.
— Да, наверно, мальчики и девочки развиваются по-разному, но я имела в виду другое.
Нахмурившись, Ричард опустил подбородок на сложенные руки и посмотрел на нее:
— Я слушаю.
Си Джей сделала глоток чая, чтобы успокоиться. Жидкость капнула с края чашки прямо на лиф ее атласного платья. Она отставила чашку в сторону и промокнула пятно салфеткой.
— Больные дети, — наконец заговорила она, — не такие, как все, живут с тайным страхом, что они недостойны любви. Это мучает их, подрывает чувство уверенности в себе. Большинство таких детей рано или поздно создают ситуации, которые могут доказать им, что их любят. Иногда эти ситуации опасны для их жизни.
Краем глаза она заметила, что Ричард покачал головой, но не сказал ни слова.
Она смяла бумажную салфетку и бросила ее на стол.
— Когда я была маленькой, я ужасно ревновала родителей к своим братьям и сестрам. Они гуляли на улице и играли, ели, что хотели, им не надо было делать уколы дважды в день. Но что для меня было больнее всего, так это то, что им принадлежало все внимание нашего отца.
Ее глазам стало больно от слез. Она моргнула, чтобы отогнать их, и раскрыла наконец кладовые своей памяти, хранящие в себе тайну, которой она никогда ни с кем не делилась. До сих пор.
Си Джей глубоко вздохнула и решительно посмотрела на Ричарда.
— Каждое воскресенье в полдень я наблюдала из окна своей комнаты, как мой отец, братья и сестры играют на лужайке во дворе. Это было что-то вроде традиции, но я ужасно ее не любила. Однажды я попросила, чтобы отец остался со мной вместо этой игры. Мы могли бы посмотреть телевизор, или поиграть в настольную игру, или поделать что-нибудь еще. — Она облизала губы и с мольбой посмотрела на Ричарда. — Я просто хотела побыть с ним вместе.
В глазах Ричарда мелькнуло сочувствие.
— Ну конечно, это естественно.
Дрожа, Си Джей порывисто вздохнула и отвела взгляд.
— Папа рассердился на меня за эту просьбу. Он сказал, что я эгоистка, что другим детям не хватает внимания, потому что мама все время заботится обо мне, и велел мне прекратить вести себя как испорченный нытик. — Она пожала плечами и промокнула влажные глаза. — Потом я поняла, что он был прав. Я была испорчена, избалована. Из-за болезни я привыкла быть в центре внимания своих родителей. Просто это было не то внимание, которого мне хотелось.
Ричард поежился, неприятно удивленный ее откровенностью. Си Джей подумала, что его беспокойство объяснялось очевидной параллелью между тем, о чем она только что рассказала, и поведением его дочери.
— Наверно, эта было нелегко для тебя, — пробормотал он, изучая поцарапанную поверхность стола. — Но ведь ты не винила своих родителей за свою болезнь? Я имею в виду, что, наверно, им тоже было тяжело.
— Вообще-то я обвиняла именно их.
Ричард резко поднял голову.
— Что?
— Я была ребенком, Ричард. Ребенком. — Она попыталась улыбнуться. — Дети смотрят на вещи иначе, чем взрослые. Они смотрят на тебя блестящими умными глазами и с энтузиазмом кивают головой, но они не понимают логики, которой руководствуются взрослые. Все, что они понимают, — это то, что с ними что-то не так и мама с папой не могут им помочь.
Ошеломленный Ричард попытался возразить:
— Но родители не боги…
— Для детей они боги, — прошептала Си Джей, коснувшись его руки. — Я знаю, что это не то, что ты хотел бы услышать, но я так чувствовала, когда была в Лизином возрасте, и, если не ошибаюсь, именно так и она сейчас чувствует. Ты бессилен это изменить, погасить ее беспричинный гнев, но важно, чтобы ты по крайней мере все понял и дал ей посердиться, чтобы она могла выплеснуть свои эмоции. Болезнь запутывает ребенка, особенно скрытая, хроническая болезнь, которая не позволяет вести нормальный образ жизни даже тогда, когда ребенок прекрасно себя чувствует.
Ричард устало потер глаза и покачал головой.
— Это невероятно. — Он растерянно посмотрел на нее: — Что мне делать?
— Защити ее.
— От чего?
— От нее самой. — Си Джей отвела взгляд и сжала в кулаки руки, лежащие на коленях. — Наверно, мне следует закончить свою историю.
Он откинулся назад и резко взглянул на нее.
— Да, наверно.
Си Джей вздрогнула и судорожно сглотнула.
— Так или иначе, мне было очень обидно. Отец назвал меня эгоистичной и капризной, и я, конечно, именно такой и была, но все же я решила — отомстить. Я хотела, чтобы он пожалел о том, что обидел меня, о своих словах. Я хотела снова быть в центре внимания; и я знала, что для этого надо было сделать. — Она
