яйца эти, если на то пошло, куда как побольше, чем у иных стражников».
Подумав так, Аттал негромко хихикнул.
В следующий миг сильные руки, протянувшиеся откуда-то сзади, стиснули его голову. Прежде чем он успел хотя бы позвать на помощь, прямо ему в глаза метнулась каменная стена коридора. Резкий, дробящий кости удар, тошнотворная боль…
Аттал пробовал было сопротивляться, но последовал новый удар головой об камень. Македонец ощутил, как беспомощно подогнулись колени, а дальше не было совсем ничего.
Когда закуток озарился факельным светом, Нестасен моргнул и проснулся.
— Что еще?.. — пробормотал он, торопливо протирая глаза. — Эй, ты что тут делаешь? — спросил нубиец, спуская ноги с лежанки и расплываясь в улыбке. — Неужели собираешься постель мне согреть?..
Клинок вошел ему прямо в грудь. Он заорал от ужаса, неожиданности и внезапно хлынувшей боли. Из раны бьющимися струями хлынула кровь, и Нестасен откинулся обратно на лежак, силясь заслониться руками.
— На по… — закричал было он, но крик стал невнятным воплем животной боли.
Свистящий удар рассек мясистое предплечье, следующий пришелся в лицо. Меч опускался снова и снова, рубя черное тело. Так не режут даже скот на бойне.
Нестасен снова закричал что было сил, понимая, что оборониться не сможет. Стены каморки были сплошь забрызганы его кровью, кишечник нубийца опорожнился от смертного ужаса, по ногам стекала вонючая жижа, кожа на руках висела лохмотьями.
Клинок взвился для последнего удара.
— Почему?.. — прошептал Нестасен, на толстых губах которого вскипали кровавые пузыри.
— Потому что мне нужна победа!
Меч сбоку врубился в его шею, кровь взвилась фонтаном, по полу со стуком покатилась отрубленная голова. Черты лица Нестасена так и застыли в маске смертного ужаса.
— И еще потому, что ты — свинья!
Закуток буквально тонул в крови. Невзирая на прохладу раннего утра, в него успели проникнуть мухи, ведомые безошибочным чутьем. Они уже пировали, облепив бездыханное тело.
— Во имя Юпитера! — Бальб провел пятерней по редеющим волосам. — Ну и месиво!
Пронять ланисту видом крови было вроде бы мудрено, но чудовищно изрубленное тело вызвало тошноту даже и у него.
— Допрыгался, что сказать, — пробурчал Палка, присаживаясь на корточки рядом с тем, что когда-то звалось Нестасеном. — Вот уж навряд ли кто будет его горько оплакивать.
— Не о том речь, Палка! — Бальб говорил скорее отрешенно, чем с раздражением. — Мы не должны были этого допустить.
— Ну и как по-вашему, кто это сделал? — спросил Катувольк.
Палка оглянулся на него, потом встал и плюнул на пол. Тощего парфянина ничто не могло поколебать.
— Да ты посмотри, в каком он состоянии! Не надо быть Архимедом, чтобы обо всем догадаться. Наша спартаночка явно решила провести свой поединок вне расписания.
— Лисандра ни за что не поступила бы так, — возразил Катувольк.
— Неужели? — подал голос Луций. — Всем нам известно, что он с нею сделал. Во имя всех олимпийских богов! Уж если кто и заслуживал подобной смерти, так Нестасен!
— Вот и я про то же, — кивнул Катувольк. — Вздумай Лисандра с ним расправиться, она нипочем не стала бы действовать таким вот образом. Вы же знаете, какова она, — продолжал молодой галл. — Спартанка просто воткнула бы в него меч, да с тем и ушла.
— Кто знает, что на самом деле происходит у нее в голове, — пробормотал ланиста. — Аттал, понятное дело, ничего не может припомнить. По его словам, он знай себе смотрел на дверь, а потом вдруг… — Бальб щелкнул пальцами. — Его задули как свечку. Следовало бы мне выпороть этого македонца за небрежение при исполнении долга, но делайте со мной что хотите, а я только и думаю — как же здорово, что мы все-таки избавились от Нестасена.
Бальб вдруг подумал о том, что у него вырвалась сущая правда. Да, он пошел на поводу у Лисандры с этим ее поединком, но мысль о том, что теперь схватка не состоится, заставила его облегченно вздохнуть. Что бы она ни говорила о своей готовности, но Луций полагал, что для победы над черным великаном ей понадобилось бы вывернуться наизнанку.
Он повернулся к стражникам, топтавшимся в коридоре, и приказал:
— Уберите эту падаль и проследите, чтобы все было сожжено. Теперь ты и ты!.. — Его палец указывал на Палку и Катуволька. — Надо учинить Лисандре допрос. Пусть не воображает, будто может убить кого угодно и все сойдет ей с рук. В моем луде должен быть порядок. Нарушений я не потерплю!
Лишь под утро усталость помогла Лисандре забыться глубоким сном. Увы, совсем скоро девушку разбудил резкий грохот открываемой двери.
«Кто посмел?!»
Спартанка увидела перед собой потрясенные физиономии Палки, Катуволька и Бальба, сгрудившихся на пороге.
— В чем дело? — рассерженно закричала она. — Я что вам, животное в клетке, чтобы пялиться на меня сонную? — Тут она начала что-то чувствовать. — А это еще что за сырость?
Лисандра подняла руки. Они оказались липкими и красными, с пальцев капала кровь.
Девушка неслышно ахнула, опустила глаза и увидела, что все ее одеяло было пропитано алым. Прямо на нее, выставив изо рта чудовищно распухший язык, смотрела отрубленная голова Нестасена.
Бывшая жрица в ужасе завизжала, выпрыгнула из постели и шарахнулась от жуткого трофея, насколько позволяли размеры узенькой комнатки. Голова Нестасена скатилась с лежака и упала на пол, путаясь в тугих завитках черных волос.
Лисандра вновь закричала, тараща глаза.
— Уведите ее отсюда, — громко приказал Бальб.
Катувольк бросился вперед и за руку вытащил перемазанную в крови гладиатрикс за дверь.
LII
Лисандре было худо. Да, она привыкла убивать, но это все-таки не приготовило ее к виду отсеченной головы, которая мертвыми глазами смотрела на нее с одеяла и чуть ли не обвиняла.
Скверным оказалось и то, что спартанка явила прилюдную слабость. Можно было бы владеть собой и получше. Увы, как она ни ругала себя, но противная дурнота никак ее не отпускала. Ладони, залитые кровью, никак не переставали трястись.
Заботливый Катувольк отвел ее в бани и там собственноручно ополоснул теплой водой из бассейна.
— Со мной все в порядке, — сказала она. — Ты надо мной квохчешь прямо как наседка. Да, я была потрясена, но это и все.
Он свел к переносице рыжеватые брови.
— Ты вправду успокоилась?
— Конечно!
Это была ложь, оттого она и вырвалась резче, чем следовало бы.
— Я уже сказала тебе!
Катувольк протянул ей чистую тунику.
— Значит, не ты это сделала?
Глаза Лисандры вспыхнули. Она приготовилась разразиться гневной тирадой, однако прикусила
