является обед в обществе сиятельного. Кажется, нас именно для этого приглашали?
Шах улыбнулась. Медленно – словно кошка. А затем – рассмеялась, звонко, заливисто и вполне по-человечески.
– Обед сейчас будет, – сообщила она, отсмеявшись. – А пока его доставят… достопочтенный Мак-Наоб, – полуобернувшись, позвала она, – явите мне и моим гостям ваше искусство.
– Слушаюсь и повинуюсь, сиятельный, – отозвался, вставая с подушки, пожилой бешбеш, живо напомнивший Диего рисунок в детской книжке, изображавший восточного колдуна. Точь-в-точь такой же синий халат, обильно украшенный серебряными звездами, высокий островерхий колпак. Только длинная седая борода отсутствовала напрочь – вместо нее щеку, губы и подбородок придворного мага пересекал жуткого вида шрам.
– Смотрите направо, реис Диего, – тихо сказал человек-палка. – На краю, где два шеста.
Подсказка была излишней – к указанным шестам уже почти дошел придворный маг.
– Что желает увидеть свет истинной веры?
– Думаю, нашим гостям доставит радость вид Семи Водяных Ступеней, – сказала Осман. – Нет, постой, достопочтенный, – тут же поправилась она. – К чему наши фонтаны людям, видевшим красу и ярость моря. Яви нам… площадь Справедливости.
– Слушаюсь и повинуюсь, сиятельный.
Маг, резко взмахнув руками, забормотал, и в воздухе меж шестов начало проявляться нечто…
– Подойдите ближе ко мне, – велела Осман. – Здесь будет лучше видно.
Воздушная линза, понял Диего. Дворец на горе, над городом, и потому нет нужды в хитроумных многоступенчатых заклятьях «видимости скрытого». Достаточно лишь соткать из воздушных нитей увеличительную систему. Конечно, долго ей не прослужить, заклинания воздуха в принципе непрочны – но здесь вековая основательность ни к чему. Позавчера шах желала разглядывать звезды, вчера – дворики чужих гаремов, а сегодня захотела показать двум чужестранцам какую-то площадь.
– Думаю, это зрелище доставит вам удовольствие, – заметила шах.
– Не сомневаюсь, сиятельный.
Слуги уже успели положить на траву две большие подушки – на вкус Раскона, слишком близко к тронным зверям. Поколебавшись, он все же выбрал ту, что была рядом с волком – этот зверь казался больше озабоченным собственными страданиями от жары, чем суетящимися вокруг двуногими – сел и приготовился смотреть.
Линза сформировалась почти полностью, и теперь маг регулировал ее осторожными, тонкими движениями. Изображение на миг смазалось, затем далекая площадь словно бы скакнула навстречу – толпа, обступившая небольшой помост, на нем десяток стражей с ятаганами и высокий мужчина у столба. Из одежды на нем было что-то вроде мешка, небрежно обмотанного вокруг бедер – и любой зевака мог убедиться, что шахские дознаватели совсем не зря получают свои лепешки с медом. Ожоги, кровоподтеки, язвы и резаные раны на груди и животе приговоренного практически сливались, не оставляя живого места.
– Мохаммед был одним из моих лучших визирей, – с сожалением сказала Осман. – Пока в его доме не нашли золото… фряжское золото. Это плохо – нельзя иметь двух господ.
– Золото можно и подбросить, – заметил Диего.
– Это было его золото, – уверенно сказала шах. – Он признался. И не смотрите так скептически, тан реис. Я превосходно знаю, что боль хороша лишь в случае, когда знаешь ответы. Нет, Мохаммед выдал настоящий заговор. Кстати, – оживилась она, – какое наказание за измену полагается в вашей державе?
– Сложный вопрос, сиятельный. Измена королю, государству или Церкви – разные дела, разные кары.
Именно про них, судя по всему, и желала услышать Осман, однако маленький тан совсем не собирался напрочь портить аппетит себе и ун-капитану.
– Будь рядом со мной наш маг, святой брат Агероко, – державшийся неподалеку Мальгми при словах вздрогнул и схватился за грудь, – он смог бы подробно рассказать о Высоком Законе.
– Я хотел посмотреть на красного монаха, – призналась шах. – Но советники… убедили меня, что Иторен и Беда еще не стали друзьями настолько, чтобы ваш колдун получил возможность ознакомиться с магическими потоками дворца.
– Предостерегать – их обязанность, – усмехнулся Диего. – Я же могу сказать: если достопочтенный Мак-Наоб пожелает когда-нибудь осмотреть красоты Эстрадивьяны, Его Величество с удовольствием примет его в своем дворце.
– Возможно, – шах быстрым движением убрала выбившуюся из-под тюрбана прядь, длинную и черную, как и предполагал Раскона, – когда-нибудь и я захочу осмотреть красоты вашего королевства.
– Вы будете самым желанным гостем.
– Хочется верить вам, реис Диего. О, а вот и лакомства, – разом повеселев, Осман повернулась к магу. – Передайте, чтобы начинали.
Последняя фраза свидетельствовала, что колебания Осман между фонтанами и площадью были не более чем игрой – шах с самого начала твердо знала, что за зрелище будет показывать гостям. Недвусмысленный намек – вот как я поступаю с друзьями ваших врагов.
Мак-Наоб еще больше усилил свою линзу. Теперь видна была только центральная часть помоста – крупно, так что можно было без труда разглядеть капли пота на лицах стражников.
– Сейчас начнут, сиятельный.
В траву рядом с Диего бесшумно поставили большую пиалу, до краев полную каких-то незнакомых плодов. Они были похожи одновременно на сливу и абрикос – гладкая черная кожура и рыхловатая багрово-красная мякоть внутри. Все они были аккуратно разрезаны и выпотрошены – видимо, шах не любила утруждать себя добыванием косточек.
«И это все?» – собрался было разочарованно выдохнуть Раскона, но не успел, отвлекшись на картинку в линзе. Там появилось новое действующее лицо – невысокий жилистый человечек, совершенно не похожий на привычных иторенам здоровяков-палачей. Наряд его состоял из коротких зеленых штанов, а инструментарий – из небольшого мешочка в правой руке. Выйдя на середину помоста, бешбеш переложил мешочек в левую руку, а правой достал из него небольшой блестящий кружок и поднял его над головой.
– Узнаете, реис?
– Похоже на фряжский ривольт, – задумчиво сказал Диего.
– Это и есть фряжский двойной ривольт, – прочавкал ун-капитан. – Я разглядел ослиные уши короля Гната.
Продолжая держать монету высоко поднятой, человечек подошел к бывшему визирю. Диего ждал, что сейчас он примется запихивать золотой в рот преступнику – маленькому тану доводилось читать о подобном способе казни. Однако бешбешский палач, опустив руку, попросту ткнул ею в приговоренного. Это был именно тычок, а не удар, рука двигалась слишком замедленно для сколь-нибудь болезненного действия – но в тот же миг приговоренный заорал, страшно, дико, насколько хватало легких. До дворца этот вопль донесся несколько секунд спустя – и даже здесь, изрядно уменьшенный расстояниям, он заставил маленького тана болезненно сморщиться.
Маг приблизил живую картину еще больше – и Диего с огромным удивлением обнаружил, что рука человечка едва ли не по запястье ушла куда-то во внутренности бывшего визиря. Но крови при этом не было видно – а когда палач вытащил ладонь обратно, не осталось и малейших
