— Хорошо.
— Хорошо? Это чего, имечко у тебя такое?
— Нет. Хорошо — это значит, можешь и дальше называть меня «эй, парень».
— Лады. Эй-парень, а ты так и собираешься войти внутрь с револьвером в руке?
— Чего я точно не собираюсь, так это позволить одному гоблу смыться… с кучей
— Ну, дело твое. — Толстяк перевалил тюк с трофеями с правого плеча на левое, хрюкнул и пнул бедолагу Лакри чуть пониже спины… между ног.
— Хоронить-то тебя по какому обряду?
— Протестантскому. А что?
— Шаман из меня неважный. — Гобл, изогнувшись, озабоченно изучал носок сапога, видимо решая, достаточно ли он грязен для повторного пинка. — Но предсказать кой-чего сумею. А именно: в любого, кто появится на пороге этого салуна с оружием наголо, завсегдатаи
Воображение у меня хорошее, и ему не составило труда в красках и деталях нарисовать картину: издырявленный труп, который — может даже и по частям — забрасывают в телегу гробовщика и… бр-р-р!
— Верю, — кое-как выдохнул я, с трудом удержавшись от истового «верую!». — Но… какого же орка ты меня предупредил?!
— Глупость, да?! — усмехнулся гоблин. — Скажем так… есть у меня одна мыслишка.
— Мыслишка?!
— Я тебе как-нибудь потом расскажу, — «пообещал» Толстяк.
— Лучше скажи сейчас, — «попросил» я, качнув для вящей убедительности неубранным пока револьвером.
Впечатления этот аргумент, как и следовало ждать, не произвел.
— Лучше скажи, — куда более угрожающе прорычал гоблин, — мы собираемся заходить в салун или будем торчать перед ним до рассвета?!
Я вздохнул и принялся засовывать «максим» в кобуру.
— Да. Собираемся.
— Тогда открой дверь, — вполне миролюбиво произнес Толстяк. — У меня лапы заняты.
Салун мистера Хавчика не имел какого-то персонального названия — владелец единственного подобного заведения в городке явно счел придумывание такового излишеством. А к ним Хавчик был не склонен — я понял это, едва переступив порог его заведения.
— Закройте чертову дверь!
Судя по громкости, а также высоте источника рева, это был тролль. Точнее сказать я не мог — в салуне было темно! Не считая пары дюймов досок рядом с моими сапогами, единственным светлым пятном была свеча на стойке рядом с кассой.
Поправка. В правом углу высветилась пара огоньков… красных. И еще пара — слева у стены. И еще…
В следующий миг в мою спину вонзились сразу четыре клинка, и я упал.
— Ай! Смотри куда прешь, дубина!
— Прошу прощения, э-э…
В темноте определить хотя бы расу барахтавшегося подо мной существа было весьма сложной задачей. Впрочем, истерически-визгливые нотки говорили, что моей жертвой, скорее всего, стала некая «мэм». Или засидевшаяся в девицах «мисс», что, в общем, по неприятности в общении не сильно различается.
— Малявка, это я его толкнул. Извини… ничего не видно из-за проклятого тюка.
— Толстяк?!
Некто по имени Малявка пнуло меня в живот — на удивление болезненно для существа столь маленьких размеров — взлетело вверх… и засветилось, слабым розовато-золотистым сиянием.
— Глазам своим не верю!
Я тоже не верил, однако счел за лучшее промолчать. Конечно, ирландская ночная фея — это не столь уж экзотичное существо, но фея с синяком под глазом и в платьице с ну очень откровенным декольте…
— Толстяк! Ну и ну! Я думала, лапы вашей банды не будет в городке месяц, а то и два!
— Правильно думала.
Исходившее от феи сияние достигло гоблина, вернее, тюка в его лапах, и я смог разглядеть, что за острые предметы потыкались в мою спину. И впрямь клинки… хоть и в ножнах…
— Да? И кого же я вижу, эльфа? И что это за половая тряпка?
— После, Малявка, после. — Гоблин принялся протискиваться между столов. — Сначала нам нужно сдаться Маку.
— Все вы так говорите, — разочарованно прощебетала фея — и погасла.
Удивительно, но и в наступившей темноте я сумел подняться с пола и догнать Толстяка на полпути к стойке, не наступив при этом ни на чью ногу, лапу или другую конечность.
— Сдаться?
— Мак не любит, когда у посетителей слишком уж большой арсенал, — не оборачиваясь, отозвался гобл. — Надпись над стойкой видишь?
— Нет!
— А теперь?
Я так и не понял, что сделал Толстяк. Вроде бы просто щелкнул пальцами у меня перед носом. Но внутри салуна начало светлеть… правда, свет этот имел какой-то странный фиолетовый оттенок.
— Теперь вижу.
Не заметить её было сложно — надпись «Один ствол, один клинок, одна жизнь» протянулась над верхним рядом бутылок практически на всю стену.
— Хорошо. Кста, — шепнул гобл, — нам повезло. Мак в хорошем настроении.
Уже привычно я удержал крик «врешь ты все!».
Потому что кроме бутылок и надписи сумел разглядеть и бармена.
Это был гном — крупный, с пушистой бородой. Окажись рядом папаша, он, думаю, запросто смог бы сказать: принадлежит род этого коротышки к числу норвежских лесных, или перед нами выходец из-под Уральских гор. Меня же в данный момент больше занимал тот факт, что на гноме была красная косынка и красный же фартук поверх кольчуги… и что бармена, настолько похожего на мясника, мне пока не доводилось встречать.
Справа от гнома на стойке высилась полупустая Кружка, нет, КРУЖКА, зачем-то прикованная цепью за ручку — хотя сдвинуть эту посудину в наполненном состоянии взялся бы разве что пьяный тролль. Слева покоилась дубинка. По сравнению с кружкой она выглядела хлипковато… впрочем, первый же взгляд, брошенный за спину бармена, сразу поднимал деревяшку в цене — там, прислоненные к вмурованным в стену бочкам с надписями «ром» и «скотч», дремали секира и кремневый пистоль. Калибром оба этих предмета не сильно уступали кружке, а обрамлением для них служила богатая коллекция расколотых черепов. Человеческие, насколько я успел разглядеть, были в меньшинстве. С одной стороны, это слегка обнадеживало, с другой же… рука у меня сама по себе потянулась к затылку… кто знает, каких именно экземпляров недостает этому френологу?[1]
— Дарова, Мак!
— Не твоими молитвами, — голос у гнома оказался слегка шепелявый, — Толстяк. И я не ждал тебя.
На всякий случай я притормозил около ближайшего стола, к счастью — пустого. Если беседа, на манер хогбенского ручья, пойдет в неправильное русло, прикрытие из дюймовых досок окажется как нельзя кстати.
— Ты ж знаешь, Мак, люблю я устраивать сюрпризы хорошим приятелям.
— Тебя давно пора вздернуть.
