разочарована во мне: я выбрал жизненный путь, который никак не укладывается в твоё мировоззрение. Но я знаю, честность — один из твоих главных жизненных принципов, и поэтому труднее всего в моём положении было бы тебе лгать. Ты всегда учила меня задавать себе вопросы и честно на них отвечать — во всех сферах жизни. Я помню, когда ты уходила от моего отца, ты рассказала мне, что полюбила другого человека, а Рэй тебя разочаровал. Твоя честность тогда сильно меня травмировала, но сейчас я понимаю, что это было правильно.
Возможно, ты возразишь, что сейчас речь идёт вовсе не о честности, а о грехопадении. Но я никогда не чувствовал себя более честным, чем сейчас, когда я делаю тебе это признание. Но прежде — себе самому.
Сколько же я провёл ночей, когда я вертелся в моей комнате без сна, добиваясь от себя самого ответа — кто я, чего я хочу? В голову приходили разные мысли — например, какой зазор между тем, что мы сами о себе думаем, что думают о нас окружающие и чем мы являемся на самом деле… Как прекрасно, когда эти три измерения более или менее совпадают, и как мучительно существование человека, когда этого совпадения нет.
Я всё время думал о том, как важно открыть эту правду о самом себе. Когда впервые возник вопрос о моей сексуальности, мне очень хотелось быть таким, как все, хотелось быть уверенным, что со мной все в порядке: я «натурал», ни у кого, в том числе и у себя самого, не вызывающий подозрений. Вся проблема заключается лишь в том, что у меня просто-напросто нет никакого реального сексуального опыта. И вообще я в этом отношении безгрешен! Но постепенно изнутри приходило осознание, что я лгу себе. И настал момент, когда я больше не мог себе лгать, и это была просто западня.
Есть такое греческое слово «скандал», первоначальный смысл «деревяшка», потом эта деревяшка стала «ловушкой для зверей или для врагов». А две тысячи лет спустя, уже в Евангелиях, это слово переводится только как «искушение». Не зря я так интересовался греческим языком.
Каждое утро, просыпаясь, я должен был собирать себя по частям, и я тащил на себе этот нерешённый вопрос о себе самом и боялся, что это видно всем окружающим. С утра до вечера я жёстко контролировал каждое своё слово, каждый жест, каждую поведенческую реакцию — я хотел раствориться, исчезнуть, хотел, чтобы окружающие вообще не замечали меня.
Вечерами я оттягивал час, когда надо было ложиться спать и оставаться наедине с моими демонами — я сидел за компьютером, слушал музыку, читал. Ты помнишь, сколько книг я перечитал в отрочестве? Вся мировая литературы полна любви. Отрываясь от книг, я видел тебя с Гришей, связанных такой яркой страстью. Меня так тянуло к Грише — теперь я могу отдать себе отчёт в природе моих чувств, но тогда я не понимал.
В конце концов мне пришлось признать моё поражение. Я сдался. Хорошо это или плохо, но я таков, как я есть. Теперь мне необходимо объясниться с тобой, но я долго не находил в себе мужества. Ведь речь идёт не только о тебе, ещё и обо всех тех людях, которых я люблю и уважаю, но которые неодобрительно — мягко говоря — относятся к гомосексуалистам. Объявив себя геем, я превращаюсь в странного маргинала и как будто лишаюсь полноправного общения с миром. Большинство людей ненавидят геев, считая их в лучшем случае отщепенцами, в худшем — извращенцами.
От всего этого я чувствовал себя безмерно несчастным.
Мне повезло, когда я встретил Энрике. Он по рождению принадлежит другой культуре. Хотя семья его католическая, но индейские корни остаются, и от этого никуда не уйти. И там существовало иное видение сексуальности, отличное от общепринятого в нашем мире. Во многих индейских племенах не было никакого запрета на гомосексуальные отношения. Энрике гораздо более образован в этом отношении, чем я, и он показал мне научные статьи, которые описывают даже институциированный гомосексуализм. В некоторых племенах молодым мужчинам, находящимся в статусе воина, были вообще запрещены сексуальные контакты с женщинами, и в качестве сексуальных партнёров были разрешены только мальчики.
Ты пойми меня правильно — я не даю никаких оценок, это просто социальная ситауция, которая отражает какую-то сторону человеческого существа. Если хочешь, это свидетельство, что гомосексуальные отношения не всегда осуждались обществом.
Энрике освободил меня от ужасного груза вины перед всем миром, и дал чувство уверенности в том, что наши отношения — наше личное дело, наша любовь не касается никого, кроме нас, и не нуждается в одобрении или неодобрении общества. Но для того, чтобы я чувствовал себя счастливым, мне почему-то нужно, чтобы ты перестала делать вид, что не знаешь, что я гей, признала этот факт и с ним смирилась.
Это будет честно. И, в конце концов, это будет хорошо.
Я знаю, что, предъявляя тебе эту правду, я ставлю тебя перед чисто христианским конфликтом: в глазах твоей церкви я грешник, и тебе это больно. В утешение тебе могу сказать только одно: надеюсь, что Бог будет милостив к грешнику, чей грех есть «неправильная» любовь, более, чем к тем, чей грех — открытая ненависть.
Несмотря ни на что, я очень рад, что написал наконец это письмо, которое так долго не мог написать, но всё-таки уехал, чтобы дать тебе время прийти в себя и принять это признание. Я тебя очень люблю, мамочка, и люблю Гришу, и всех ваших друзей, с которыми всегда так весело и шумно.
Твой сын Алекс.
