Обычно ключи лежали у Мыши под подушкой, но, когда она схватила подушку, ключи упали на пол. Она кинулась к кровати – ключей не было.
– Украли! Мои ключи! – завопила Мышь и кинулась к окну. Дрожащими лапами она хотела открыть задвижку, но это ей не удавалось. Тогда она хватила часами по стеклу, раздался двойной звон – разбитых часов и вылетевшего стекла.
Тем временем Федя поднял с полу ключи.
Мышь совершенно ничего не соображала. Она все еще пыталась спасать свое имущество. Она пихнула в окно стул, но он застрял в оконном проеме. Она протиснула в окно подушку и выбросила кофейник. Язычки пламени из нежных и маленьких превращались в большие и яркие. Федя понял, что нельзя ждать ни минуты. Он схватил Одинокую Мышь на руки – это было совсем не просто, она была очень большая и толстая и весила никак не меньше Феди. К тому же она отбивалась, даже пыталась укусить Федю в плечо. Но Федя волок ее к двери, а за ним тянулась скатерть, которую Мышь ни за что не хотела выпускать из лап. В прихожей было совершенно темно от дыма и нечем дышать. С большим трудом Федя отпер задвижку, большой крюк, цепочку и два замка, на которые была заперта дверь.
В тот самый миг, когда они вывалились из двери на улицу, шкаф не выдержал напора огня и запылал огромным костром.
Как только Одинокая Мышь очутилась на улице, она потеряла сознание и упала на спинку.
Федя обмахивал ее скатертью, выпавшей из ее лап, и одновременно вытирал со лба пот. Возле дома уже собралась толпа соседей. Кто-то вызвал пожарную машину, а некоторые даже подумывали о том, не попробовать ли самим начать тушить пожар. Таракан сказал, что сейчас сходит домой и поищет книгу о тушении пожаров – у него была лучшая библиотека в городе. Змея мудро улыбнулась и посоветовала ему принести лучше ведро с водой.
Тем временем приехали пожарные, размотали свои шланги и быстро загасили остатки того, что недавно было Мышиным домом. Потом они стали сматывать свои шланги, и Змея мудро уползла к себе домой, испугавшись, как бы ее не смотали вместе со шлангами.
Наконец Одинокая Мышь открыла глаза, вздохнула и тихо заплакала.
– Где Федя? – прошептала она. – Он спас мне жизнь. Ему надо дать медаль «За спасение погибающих».
Голова ее лежала на подушке, она была прикрыта скатертью, а рядом с ней стоял ее любимый кофейник. Это было все, что у нее осталось.
Глава последняя
И самая короткая
Вот и вся история про Одинокую Мышь. Остается только добавить, что благородный Таракан пригласил ее жить к себе. Вскоре они поженились, и оба вполне счастливы. Одинокая Мышь гордится тем, что у нее такой умный и образованный муж, а Таракан очень ее уважает за те замечательные обеды, которые она ему готовит каждый день – кроме тех случаев, когда Таракану после особенно вкусного обеда хочется поспать денек-другой. Но это бывает редко, вообще он старается обедов не просыпать.
Одинокой Мыши, конечно, жаль и шкафа, и имущества, но все-таки она очень довольна своим новым положением – она ведь перестала быть одинокой.
Федя иногда заходит к ним в гости – Мышь на него совсем не сердится. Ни за то, что он когда-то поселился у нее в шкафу, ни за его проделки, ни за пожар. К его приходу она печет пирог с вареньем. И хотя Таракан успевает съесть большую часть, зато Феде всегда достается большой кусок из самой серединки.
Игнасий исчез. С того момента, как Федя полез на крышу для спасения Одинокой Мыши, его никто больше не видел. Таковы коты.
А Мышь уже больше не пишет к Новому году 188 поздравительных открыток. Она пишет одну- единственную. Догадайтесь – кому?
История о старике Кулебякине, плаксивой кобыле Миле и жеребенке Равкине
Старик Кулебякин был добрейший человек. Если бы не так, он давно бы уже переехал из своего деревенского домика-развалюхи в новую просторную однокомнатную квартиру в самом центре города. Но по своей доброте он не мог не считаться с кобылой Милой, которая жила у него уже больше двадцати лет. А она всякий раз, когда он затевал разговор о переезде, начинала плакать. И приходилось им вдвоём, старику Кулебякину и жеребёнку Равкину её утешать. А утешать её было совсем не просто. Старик бежал в станционный буфет за двенадцать километров и покупал там булочку с маком, а жеребёнок Равкин чего только не делал, чтобы утешить плаксивую кобылу Милу: на дудочке играл, кувыркался, ходил на передних ногах, проигрывал ей в шахматы и пел романс «Я помню чудное мгновенье»…
Кое-как Милу утешали, и старик Кулебякин зарекался говорить с ней о переезде, однако долго не выдерживал – и нет-нет – опять заговаривал. Уж больно надоел ему домик-развалюха без водопровода, без газа, с уборной во дворе. Но Мила опять начинала плакать, даже не объясняя никак своего нежелания переезжать.
В конце концов она сказала:
– Кулебякин! Нас загонят на пятый этаж без лифта. Я терпеть не могу высоты. На балконе мне будет страшно, а переезжать в квартиру без балкона обидно, раз у других балконы есть. Я не умею ходить вниз по лестнице, да и вверх по лестнице, признаться, мне тоже не нравится ходить. Я не хочу пить воду из унитаза. Я уже старая кобыла, я хочу умереть в своём доме, а не в проклятой однокомнатной квартире.
Кулебякин возражал, как мог:
– Мы не поедем на пятый. Нам дадут квартиру на первом этаже. Мы посадим деревья под окном так, чтобы ветки заглядывали в окно. Я никогда не предложу тебе пить из унитаза, будешь пить из своего ведра, к которому ты привыкла. И недалеко от нас, просто в двух шагах, будет кафе, и там можно будет в любой момент купить тебе булочку с маком, а мне – бутылку пива.
Но на Милу такие слова не действовали – она опять начинала плакать. В конце концов не выдержал Равкин:
– Послушай, Мила, – сказал он. – Я ещё молодой. У меня вся жизнь впереди. Я хочу
