Мой внук Вениамин

ЭСФИРЬ. Так вы тоже из Бобруйска?

СОНЕЧКА. Мы в одном классе учились, с первого класса.

ВИТЯ. Да.

ЭСФИРЬ. Значит, земляк. Жаль, что вы не можете прийти на свадьбу.

СОНЕЧКА. Ленка приехала и Наташка Горячкина будет.

ВИТЯ. Во, обрадовала! Наташка Горячкина. Больно нужно! Слушай, а она поступила учиться-то?

СОНЕЧКА. В пединститут.

ВИТЯ. А ты что ж, не поступила?

СОНЕЧКА. Было не до того...

ВИТЯ. Да, мне ребята говорили...

СОНЕЧКА. Ну вот, а когда мама умерла, я пошла в детский садик воспитательницей.

ВИТЯ. И как, ничего?

СОНЕЧКА. Мне нравится, очень даже нравится.

ЭСФИРЬ. Почему же вы не кушаете? Вы только разговариваете, давно бы успели покушать.

ВИТЯ. Нет, мне пора. Я ведь только на минутку. Поздравить. Вот. Поздравляю и желаю счастья.

СОНЕЧКА. Ты приезжай к нам, Вить. Приезжай обязательно.

ВИТЯ. Я приеду. Спасибо.

ЭСФИРЬ. Обязательно приезжайте.

ВИТЯ. Я пошел, до свиданья. (Уходит.)

СОНЕЧКА. Спасибо, Витя.

ЭСФИРЬ. Ну вот, ушел, а мы его даже не покормили.

СОНЕЧКА. Да он же не хотел!

Звонит телефон.

ЭСФИРЬ (берет трубку). Владимир Иванович! Здравствуйте! Да, спит еще. Разбудить? Да. Так что мы ждем вас, в половине седьмого. Петровские линии, ресторан «Будапешт». Спасибо. А что вы думаете? Дождалась, наконец! Спасибо! (Вешает трубку.) Сам Сазонов звонил!

Сони нет.

Сонечка! Ты слышишь? Сам Сазонов звонил! Почти академик! Он очень нашего Лёву уважает!

Картина шестая

Утро в квартире Эсфири Львовны. Эсфирь Львовна и Сонечка сидят на кухне.

СОНЕЧКА. Я давно знала, будет что-нибудь вот такое. Ужасное.

ЭСФИРЬ. Ничего ужасного не случилось! Подумаешь! Он весь в своего отца. Такой характер. Покойный Вениамин тоже взбрыкивал. И этот взбрыкивает. Я тебя уверяю, все будет хорошо. Главное, ты успокойся.

СОНЕЧКА. Эсфирь Львовна, я уезжаю в Бобруйск.

ЭСФИРЬ. С чего это ты поедешь в Бобруйск? Чего ты там забыла? Тебе нечего там делать.

СОНЕЧКА. Поеду в садик. Там мои детки. Они меня очень любят.

ЭСФИРЬ. Еще бы они тебя не любили!

СОНЕЧКА (с ужасом). А что я девочкам скажу? Ленке с Наташкой?

ЭСФИРЬ. Во-первых, никому ничего говорить не надо. Что говорить? Он напился пьяный и завтра будет дома. Что, я его не знаю? Он всегда – пофордыбачит, пофордыбачит, а потом делает как надо.

СОНЕЧКА. Посмотрите. Вот письмо, ясно сказано. (Читает.) «Дорогая Соня! Извини, что так глупо все получилось. Я не смог тебе вовремя объяснить, и все так далеко зашло. Я глубоко перед тобой виноват, но мне трудно объяснить ту сложную ситуацию, в которую я попал. Ты очень хорошая, замечательная и красивая девушка. Надеюсь, что со временем я смогу перед тобой оправдаться и ты не будешь считать меня последним подлецом. Лёва». Вот, видите!

ЭСФИРЬ. Дай-ка сюда! (Рвет письмо.) Вот! Вот! Вот! Наплевать на это дурацкое письмо! У моего мужа был брат Шурка. Левин дядя. Так вот, это типично его поступок. У него всегда то одно, то другое и никогда его не поймешь!

СОНЕЧКА. И как это мне в голову пришло, что он действительно на мне женится! С какой стати! И правильно! (Сквозь слезы.) Тетя Фира, но какой позор! Вся эта свадьба, наряды, фотографии! Ой!

ЭСФИРЬ. Сонечка, что ты говоришь! Ты слушай меня! Все устроится! Тоже мне, безвыходное положение! Да он сам к тебе на коленях приползет! И будет просить прощения за все эти фокусы. Я его знаю! Он всегда так – сначала покажет характер, а потом делает как надо... расскажи мне, как все было вчера вечером. Он тебе ничего такого не говорил?

СОНЕЧКА. Вчера мы вернулись из ресторана, с нами пришли еще двое, из лаборатории, Миша и Толя. Сначала мы все долго сидели у Лёвы в комнате, они пили коньяк, а потом Лёва говорит:

«Иди спать, Соня, а я еще с ребятами посижу». А сам смурной такой. Я думаю, пьяный все же. Я и пошла. А утром я просыпаюсь, никого нет. Потом вижу – записка на столе. Написано: «Соне».

ЭСФИРЬ (бодро). Значит так, Сонечка! Во-первых, не обращать внимания! Поверь, на них вообще не стоит особенно обращать внимание. Это я тебя потом научу. И вообще – все будет в порядке! Поверь мне, я буду не я, если он через неделю не вернется домой. В крайнем случае – через две. Поняла?

СОНЕЧКА. Эх, Эсфирь Львовна, разве в этом дело? Он просто раздумал на мне жениться! Тогда бы и не надо! Как будто я его заставляла...

ЭСФИРЬ. Глупости! Просто такой характер! Главное, ты никому об этом не говори. Никаким знакомым.

СОНЕЧКА. Да нет у меня никаких знакомых.

ЭСФИРЬ. И очень хорошо. Это никого не касается. Это наши семейные дела! Потом вы еще будете внукам рассказывать, как дедушка со свадьбы удирал!

Картина седьмая

У Елизаветы Яковлевны.

ЭСФИРЬ. Что он делает, сумасшедший, что он делает? Я нашла ему такую девочку! Золото, а не девочка! Чистый брильянт! Чем она ему нехороша? Да он ногтя ее не стоит! А показать тебе, какое он мне письмо оставил?

ЕЛИЗАВЕТА. Как, и тебе тоже?

ЭСФИРЬ. А как ты думаешь? Он же понимает, что мама с ума сойдет, если он вот так уедет без единого слова. Утром рано я приехала от тебя, вижу на кухне на столе эти два письма. Сначала я их спрятала, потом понимаю, что нужно ей отдать. Положила на стол. Побежала звонить из автомата этому чертовому Толе, это его, его интриги, я же этого гада давно знаю. Никто не подходит. Ты думаешь, это он против нее так поступил? Нет, он влюблен в нее без памяти, в этом я уверена! Как это можно в такую девочку мужчине не влюбиться? Я сорок лет проработала в театре и я очень понимаю в этом вопросе. Уж в чем, в чем! Это он все придумал против меня! Вот послушай, что он мне пишет: «Дорогая мама! Видимо, я совершил большую ошибку, что не ушел из дому вовремя. Я не могу терпеть постоянное насилие с твоей стороны». Ты слышишь? Сукин сын, это он от меня терпит, а? Вот, дальше. «Я очень тебя люблю и ценю, но жить с тобой вместе под одной крышей я больше не могу». Крыша моя ему не нравится! Интересно, а чистые рубашки, а обед на столе, а белье, которое я в жизни не относила в прачечную, – это ему нравилось! Ты подумай, Лиза! Он думает, я побегу его догонять! Он не дает мне своего адреса, а то я его не найду в одну минуту! Он думает со мной шуточки шутить! Всю жизнь я на него положила! Ты же помнишь, Лиза, как было трудно. Ни на один день я не отдавала его в садик. Я была заведующей костюмерной мастерской – и я ушла на сдельщину, и сидела с ним, и шила по ночам! И каждое лето я увозила его в этот проклятый Судак и торчала