больше, но это только на пользу. Ему повысят зарплату. Они смогут позволить себе то, о чем много лет мечтали. Сделают ремонт в ванной. Отремонтируют комнаты Еспера и Юлии. Поменяют полы. Может, даже снимут на все лето маленький волшебный домик в Провансе. Отдохнут.
Во второй раз Эрика позвонила узнать, как выехать из Осло. Лаура считала Эрику немного беспомощной. Эрика была старшей и самой способной. Исак гордился ею больше, чем другими, ведь она, как и он, стала врачом. Однако во всех ее действиях, без сомнения, чувствовалась какая-то беспомощность.
Юнас Гуаве и Лаура сидели на кремовом диване возле большого окна, выходившего на юго-запад, откуда открывался вид на сад, а в отдалении виднелся Осло-фьорд. Лаура и Юнас Гуаве разговаривали. «Прекрасный вид на сад с сиренью и яблонями. Вид на фьорд!»
Лаура поинтересовалась, можно ли называть
— Если виден фьорд, значит, вид есть, — сказал он. — Главное, чтобы взгляд не останавливался, а здесь для взгляда простор.
Лаура кивнула.
— Знаете, когда останавливается взгляд, вместе с ним останавливается и мысль, — не унимался Юнас Гуаве.
«Строго говоря, не видно отсюда никакого фьорда, — подумала Лаура, — разве что новым владельцам приспичит высунуться из окна и вывернуть голову так, что шею можно сломать…» Отложив в сторону объявление о продаже дома, она посмотрела на Юнаса Гуаве, который на мгновение отвернулся, допивая воду. Он так ее пил! Словно ребенок, который впервые попробовал колу! Лаура могла смотреть на него безо всякого стеснения, он не обращал на нее ни малейшего внимания. Несколько секунд его ничего, кроме стакана воды, не интересовало. На лице Юнаса Гуаве было множество небольших шрамов или оспинок. «Нелегко ему пришлось в юности, — подумала Лаура, — одиночество, раздражение. Никаких девушек. Они дразнили его. Лезли целоваться. И он принимал все это за чистую монету. А когда ему казалось, что самая красивая девочка в классе действительно хочет поцеловать его, они отбегали в сторону и кричали: „Фу! Мерзость! Отвали, урод! Гляди — у тебя же прыщи! Фу!“» Он вырос, переехал в Осло, много тренировался, и нарастил мышцы, и вывел прыщи — наверное, антибиотиками. И все изменилось. Юнас Гуаве поставил пустой стакан на столик. Она предложила ему еще воды, но он покачал головой.
— Ладно, — сказала Лаура, показывая на объявление, — текст вы придумали просто замечательный, но, по-моему, выражение «идиллический оазис» надо заменить каким-нибудь другим. «Идиллический оазис» — это как-то коряво.
— Коряво? — улыбнулся Юнас Гуаве.
Он явно ждал объяснений. Лаура пыталась подобрать слова. О чем можно говорить с человеком, который не понимает, что выражение «идиллический оазис» — корявое? Может, сказать «гадкое»? «Гадкое» — подойдет? Юнас Гуаве вопросительно смотрел на нее. Лаура взяла со стола листок бумаги. Она чувствовала, что он разглядывает ее. Грудь, щеки, тело. У Лауры, в отличие от Юнаса Гуаве, прекрасно развито боковое зрение. Она всегда начеку. Сейчас он, наверное, думает: «Чем это так опечалена Лаура Лёвенстад?» Посмотрев на него, Лаура улыбнулась. Агенты по недвижимости не говорят «опечаленный». Этого слова вообще никто не употребляет.
— То есть я имела в виду — гадкое выражение.
Юнас Гуаве откинулся на спинку дивана.
— Лаура, это означает — глоток воздуха в повседневной суматохе. Вам плохо, вы каждый день нервничаете, вам чего-то не хватает, просто вы точно не знаете чего, потому что у вас же вроде бы все есть! А потом вы возвращаетесь домой. Сюда! В этот сад. В этот дом, Лаура. И вы вновь обретаете себя!
— Иди-ка сюда, Лаура, — позвал Исак.
Встав с камня, она пошла к отцу. Она заметила, что он смотрит на нее. На ее белое платье. Интересно, Исак заметил, как она похорошела? Что ее ноги загорели, а попка округлилась? Ей уже двенадцать лет. Исак стоял возле секретера из березы, к которому никому нельзя было подходить, ведь в нем хранятся важные бумаги.
— Иди сюда, я тебе кое-что покажу, — сказал Исак.
Он опустил откидную дверцу, а за ней Лаура увидела два ряда маленьких ящичков с ручками из слоновой кости. Между этими двумя рядами был небольшой выступ — на первый взгляд для украшения, но если нажать на него, то планка отодвигалась, открывая еще один ящичек. Потайной.
— Угадай, что у меня там, — сказал Исак.
— Важные документы, — ответила Лаура.
— Ничего подобного, — возразил Исак. — Вторая попытка?
— Фотографии мертвых младенцев, — предположила Лаура.
Улыбнувшись, Исак засунул в ящичек руку и вытащил оттуда небольшую зеленую коробочку с золотой надписью.
— Это дорогой шоколад! — сказал он. — Хочешь конфетку?
Лаура кивнула. Каждая шоколадка, темная, пористая, с мятной начинкой, была завернута в тонкую блестящую бумажку. Лаура съела одну конфетку. Вкусно, особенно когда быстро ешь! Тогда сразу же хочется еще одну!
— А можно мне еще одну?
Покачав головой, Исак убрал коробку в ящичек.
— Нет, по две нельзя. Конфеты можно есть только по одной. Две — лишь в исключительных случаях. А три — вообще никогда.
— Очень вкусно! — сказала она, улыбнувшись. И добавила: —
Исак удивленно посмотрел на нее. Лаура говорила на тайном языке, которого не понимал даже Исак. Пожав плечами, он ушел в кабинет. Лаура осталась стоять возле секретера.
Эрика с Рагнаром думали, что она не смогла выучить их тайного языка. Она не стала разубеждать их.
ОСТАВЬ НАДЕЖДУ ВСЯК, СЮДА ВХОДЯЩИЙ
При въезде на территорию жилищного кооператива висел большой плакат, написанный от руки. Его сделали на субботнике, каждая семья должна была аккуратно нарисовать одну букву.
ОСТАВЬ НАДЕЖДУ ВСЯК, СЮДА ВХОДЯЩИЙ
Тува Гран сказала Лауре, что старый полуразрушенный дом по соседству с ними наконец-то купили. К сожалению, туда въехала не семья с детьми, а одинокий старик по фамилии Паап.
Конечно, на плакате не было написано: «ОСТАВЬ НАДЕЖДУ ВСЯК, СЮДА ВХОДЯЩИЙ». Там было написано: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА ТЕРРИТОРИЮ ЖИЛИЩНОГО КООПЕРАТИВА. ЕСЛИ ВЫ ЗА РУЛЕМ, ТО БУДЬТЕ ОСТОРОЖНЫ — ЗДЕСЬ ДЕТИ! С УВАЖЕНИЕМ, МЕСТНЫЕ ЖИТЕЛИ».
Лаура тащила за собой сумку на колесиках. Поморщившись, она тихо произнесла: «С уважением, местные жители. С уважением, местные жители.
С уважением, местные жители».
Лаура, Ларс-Эйвинд и их дети отвечали за написание букв «Е» в первом предложении, а Туве Гран, ее мужу Лейфу и двум дочкам-близняшкам достались буквы «Е» во втором предложении.
— Креативность и созидательность — вот наш девиз! — объявил Уле-Петтер Крамер в июне на общем собрании жилищного кооператива. Единственным пунктом в программе собрания был плакат — как его
