приедем на Хаммарсё все вместе? — Улыбнувшись, она посмотрела на Молли. — Скажи ему, мы приедем втроем.
III
Театр на Хаммарсё
Молли в лесу — она вприпрыжку бежит по незнакомой тропинке. Вообще, это и не тропинка вовсе, а просто тоненькая полоска земли среди травы, ведущая к небольшой зеленой полянке, на которой стоит покосившийся деревянный домик. Молли знает, что если она притаится в высокой траве и ляжет чуть поодаль, в кустах, то ее никто не увидит. Тогда она станет невидимкой. Она может лежать тут под лучами солнца и есть землянику, пока ее кожа не покроется красными пятнами. Так она и сделает.
Если бы Бог решил открыть свой огромный черный глаз и посмотреть на крошечный остров Хаммарсё, то, наверное, удивился бы, что когда-то создал настолько красивое и уютное местечко, а потом забросил и позабыл его. Ясное дело, Бог создавал места получше и красивее Хаммарсё, а Хаммарсё — не единственный позабытый Им остров на земле. Суть в том, что, когда Господь оглядел созданное, дал каждому предмету, животному или человеку имя и определил долю добра и зла, на Хаммарсё осталось все то, чего Господь не назвал. Когда тебя забывают люди — это мучительно, но когда тебя забывает Бог — это все равно что лишиться надежды, все равно что посмотреть в пропасть. Однако же для жителей Хаммарсё Божья забывчивость не стала трагедией. Год за годом они обрабатывали землю и собирали камни, боронили, вскапывали и пололи, и так, вопреки всему, они могли прожить. Мужчины и женщины выходили в море охотиться на тюленей. Иногда они возвращались, а иногда нет, поэтому история Хаммарсё стала похожа на историю любого маленького островка. Голод, усталость, ветры, крики младенцев, смерть и утопшие — да, все это было, но ничего такого уж необычного для каменистого клочка земли посреди моря. Местные жители, которых становилось все меньше и меньше по мере того, как молодежь переезжала на материк, жили, смирившись с долгими зимами, негостеприимными полями, похожими на африканские саванны, невзрачными озерами, белыми молчаливыми коровами с большими черными глазами, летящей над морем песней — одновременно прекрасной и невыносимой, рассказами о мертвых, которые так и не смогли упокоиться и пугали детей и собак, появляясь внезапно на старых кухнях, в загоне для свиней, в кустах сирени или под винтовой лестницей. Они жили не ропща (или почти не ропща) на Бога, забывшего их. В вечерней молитве говорилось: «Господь, властитель Швеции, Норвегии, Дании и Хаммарсё, благослови наших детей и сделай так, чтобы к нашим берегам пристали корабли, груженные золотом, и чтобы жизнь наша стала счастливой». У жителей Хаммарсё были друзья и враги — и так было испокон веку. На острове даже случались убийства, и старожилы долго еще расписывали их во всех подробностях. Там всегда находились свои местные дурачки: кто-нибудь непременно поджигал сарай или даже парочку сараев, или пытался осеменить овцу, или распускал сплетни, и вечно кто-то, поставив все на кон, бросался в погоню за счастьем. Да-да, вспомните Большого Члена — у него и сын в него пошел, и внук, это передается по наследству Так поговаривали на Хаммарсё. Однако, несмотря на мелочи, жители Хаммарсё ладили друг с другом, становясь друзьями или врагами. Лишь к туристам они относились настороженно. Нет, не то чтобы местные жители жаловались. Туристы, расползавшиеся по острову, словно сорняки или ядовитые водоросли, начали приезжать в конце пятидесятых и оказались неплохим источником дохода: в магазине они покупали еду, в киоске — сосиски и газеты, а на летнем рынке у хутора Хембюгд — тапочки из овчины и акварельные пейзажи. Но вот подружиться с ними или даже видеть в них достойных врагов? Да ни за что!
Если бы Господь вдруг взглянул на Хаммарсё, то природа и люди, Им самим же созданные и забытые, наверняка удивили бы Его. Может, Он увидел бы маленькую девочку, собирающую землянику. Она нанизывает ягоды на травинку, и сладкие бусинки превращаются в украшения. Положив ожерелье на камни, лежащие в высокой траве возле дома ее отца, она забывает про него. Девочка находит себе другое занятие. Может, она слышит, как кто-то зовет ее, а может, решает выкупаться в море, пока никто не видит. Остается лишь догадываться, как завтра утром, проснувшись, она вспомнит про спрятанное в траве сокровище, которое только и дожидается, чтобы хозяйка вернулась и надела его себе на шею или съела его, перемазавшись соком. Тогда Господь поднял бы огромную тяжелую руку и протер бы Свой большой темный глаз, чтобы рассмотреть все это получше, а затем Он увидел бы не только маленькую девочку с земляникой. Он увидел бы играющих на берегу детей — тех, что строят странные скульптуры из камней и выброшенного морем хлама. Увидел бы старого вдовца, одиноко сидящего за обеденным столом, и двух девочек с бутылками газировки, возвращающихся из магазина домой. Он заметил бы квохчущую курицу посреди дороги — той самой дороги, что ведет с севера, от паромного причала, на юг, к пляжу, — и семейство потных горожан, опускающих окна в «вольво» и кричащих на курицу, пытаясь прогнать ее с дороги. Он увидел бы умирающего ягненка, забившегося под дерево, — мать не приняла его, а хозяйка хутора сказала, что природа сама должна решить, поэтому не стала его выкармливать. Увидел бы луг с ярко-алыми маками и худенького мальчика, бегущего по сосновому лесу. По пятам за ним бегут другие дети — они что-то кричат ему. А еще Он увидел бы покосившийся домик на полянке и мужчину с длинной белой бородой, который усердно декламирует что-то перед собственной супругой, но слова настолько бессмысленны, что даже Богу не понять их значения. Вот что увидит Господь, если посмотрит на эту небольшую пригоршню забытых вещей, Он посмотрит на них и скажет, что все идет своим чередом, Я создал это, у всего есть свое имя, и да будет остров и люди на нем.
Популярное местное развлечение под названием «Театральное представление на Хаммарсё» существовало благодаря стараниям Палле Квиста (среди детей Хаммарсё больше известного как папа Эмили и Яна). Начиная с 1971 и до 1979-го он каждый год писал по большой — на весь вечер — пьесе, которую в конце июля, после напряженных репетиций, ставили в любительском театре на хуторе Хембюгд, а по окончании представления туристы укладывали вещи по машинам и разъезжались. Не будучи профессиональным писателем, Палле Квист тем не менее опубликовал в шести десятых два романа. Один был на девяносто страниц, а другой — на восемьдесят. Как он сказал в 1979 году, давая интервью одной местной газете, «затем мое вдохновение угасло». В шестидесятых он развелся со своей первой женой Магдаленой, от которой у него была двухлетняя дочка Эмили. В семидесятых вновь женился, и у него родился еще один ребенок — сын Ян. Помимо этого он получил должность при правительстве Улофа Пальме. «Когда-то он писал непонятные романы и был активным участником левого крыла коммунистической партии, теперь же стал убежденным социал-демократом — с „вольво“ и при собачке — и вновь возродил свои писательские таланты на Хаммарсё», — было написано в интервью. Журналисту не хватило смелости упомянуть о двух пьесах на политические темы, написанных Палле Квистом в 1976 и 1977 годах. Тогда зрители не обратили особого внимания на осторожное, но злое высмеивание премьер-министра Турбьёрна Фэллдина в пьесе «Швеция, родина моя», однако отвратительная сатира на жизнь королевской семьи многих заставила встать посреди спектакля и уйти. Палле Квист клялся, что у него и в мыслях не было оскорблять Карла-Густава и его невесту Сильвию. Совсем наоборот — он на Сильвию молиться готов!
За год до этого он написал пьесу об атомной энергии и ее опасности. Называлась она «П! П! П! Плутоний», а напечатанная в местной газете рецензия была довольно прохладной. Первые буквы в названии — «П! П! П!» — вызвали особо злобную критику. Может, это какое-то зашифрованное послание, которое зрителям так и не удалось разгадать? Или может, «П! П! П!» — просто-напросто первая буква в слове «плутоний»? Тогда это уж явный перебор и свидетельствует лишь о желании автора заинтриговать зрителя — так говорилось в рецензии, написанной двадцатидвухлетним журналистом из Эребру, которому было плевать на замысел, сюжет, актерскую игру, композицию или особенности постановки. Палле Квист расстроился: он надеялся, что «П! П! П! Плутоний» вызовет интерес у молодежи. В конце семидесятых Палле Квист решил, что если уж жители Хаммарсё так плохо реагируют на острые политические вопросы, то подобных тем вообще следует избегать, поэтому отныне он будет черпать вдохновение из старинных песен, классических пьес, водевилей и народных сказок.
