глаза застилала красная пелена — наверное, то же самое испытывают разъяренные быки на корриде. Недаром прохожие шарахались от меня как от чумы…
Не сразу заметила, что Оксанка бежит на полшага сзади, ковыляя в своих неудобных новых сабо. Один ее шлепанец, соскочив с ноги, отлетел далеко вперед. Обогнав меня, она нагнулась за туфлей и, с жалостью глядя снизу вверх, запыхавшимся голосом выпалила:
— Ритка, твой отец просил передать, что найдет способ помогать материально. Чтобы ты не расстраивалась!
— Да пошел он на х…! Когда в следующий раз его встретишь, так и передай! Ненавижу!!! И его, и тебя ненавижу! Отвали от меня, идиотка!
…Я долго блуждала по городу. Шла по направлению к дому, но постоянно отклонялась от курса — кружила по отдаленным от магистралей улицам и незнакомым дворам, в которых раньше никогда не бывала. Ни на кого не смотрела, ни на минуту не останавливалась. И дороги не разбирала, словно бухая. Терзала страшная мысль, что Мирошник чуть не убила маму. Преследовали обрывки лживых признаний, высказанных когда-то предателем-отцом: «Сонечка, звезда моя, возраст не убавил, а добавил тебе очарования…» Я отбивалась от них, как от мошкары, и шагала дальше. Довела себя до полного изнеможения, до ощущения окончательной разбитости, разобранности на части. Пылающая голова отделилась от туловища, гудевшие ноги тоже отстегнулись, и наступила апатия. Стало безразлично, что будет дальше с нашей незадавшейся семьей… Я устала, и пошли все в баню!
На улице стало совсем темно, повеяло прохладой, когда я, наконец, добралась до дома. Как заезженная, изнуренная кляча, едва переставляя ноги, поднялась на свой этаж. Лень было даже доставать ключи или тянуть руку к звонку. Пнула дверь и без сил опустилась на ступеньку площадки.
— Риточка!
Мамино восклицание, ее родная, только ей свойственная интонация вернула меня к жизни. Я поднялась, шагнула к ней и повисла на шее:
— Мамочка, любимая моя…
— Доченька, как же я за тебя переживала! Вся душа изболелась… Оксана позвонила, рассказала про нашего…
— Про нашего дебила и ублюдка, морального урода, если называть вещи своими именами!
— Нет, Риточка, мы не будем опускаться до грубости. Мы же не базарные хабалки. Мы будем выше его низости. Ты не отчаивайся, маленькая моя, мы переживем, мы справимся. — Она гладила и похлопывала меня по спине и ласково приговаривала, отчего чудовищное напряжение потихоньку рассасывалось, отпускало. — Ничего, многие разводятся — одни раньше, другие позже… надо только немножко потерпеть, а потом привыкнем… Еще лучше жить станем…
Мы долго стояли посреди прихожей, обнявшись, пока я не заметила на полу чемодан и большую дорожную сумку.
— Что это? Ты отцу уже вещички на вынос приготовила?
— Нет, доченька, мне пока не до этого… У нас радость, Риточка, большая радость! Моя мамочка приехала! Совсем к нам из Ялты вернулась!
Господи, час от часу не легче!..
Бабушка с дороги мылась в ванне — как-никак ехала поездом четверо суток в плацкартном вагоне. Намаялась в духоте. Я тоже была не прочь залезть в ванну и отмыться от скверны, но сначала решила помочь маме. Мы вместе застелили свежим бельем кровать для бабы Раи, разобрали ее багаж, разложив вещички по полочкам шкафа. Матушка вполголоса рассказывала, что Ефим Петрович обижал бабулю — обзывал жидовкой, гонял ее спьяну, а она все сносила, не жаловалась нам. Не хотела расстраивать, да и стеснялась своего промаха, неудачного выбора.
— Ты уж веди себя с ней тактичнее, деликатнее, — совсем как отец накануне, попросила мама.
— Да не вопрос!.. Что я — зверь? Просто обидно! Что за жизнь такая?! И почему нам, девушкам, всю дорогу приходится страдать из-за придурков мужиков?!
Вот как вышло: в одной комнате у нас убыло, в другой прибыло. Потеря и находка… Прямо как в завлекалочке, которой у нас в детском саду разыгрывали растерях, пряча найденную вещичку за спиной:
Да ведь и в самом деле неизвестно, кто в нашей семье потерял, а кто приобрел.
…Мы в тот вечер долго не могли угомониться. Сидели на кухне, пили чай с вишневым вареньем и, по-моему, испытывали одинаковое, полное и безоговорочное единение. Бабушка внешне сильно сдала — ее карие глаза потухли и терялись в морщинах, седины в волосах прибавилось. Уезжала молодящейся женщиной, а вернулась натуральной пенсионеркой. Я пообещала, что покрашу ей волосы и подарю эффективный крем-лифтинг для лица — станет как новенькая!.. Чувствовалось, она настрадалась и наскучалась — жалась ко мне, словно желая возместить долгие месяцы разлуки. Разговаривали мы, в сущности, ни о чем — о погоде, о ценах и о том, что не мешало бы заняться ремонтом, лето — самая подходящая пора для побелки. Мужиков не поминали вовсе, будто их в природе не существовало, рядом не проходило.
Когда мы с бабулей улеглись, мама зашла пожелать нам спокойной ночи, поцеловать на сон грядущий, как всегда это делала. Мне очень хотелось сказать ей что-нибудь приятное. Что бы такое… что? И я догадалась!
— Мамуль, почитай-ка нам Сафо.
Забавная! — она прямо расцвела. Искренне считает, что высшее блаженство — поделиться с ближними стихами. Мама включила ночник, раскрыла томик: «Радуйся, о, невеста! Радуйся много, жених почтенный!»
— Что к чему? — растерялась я.
— Ритка, это я тебе жениха напророчила! — засмеялась мама звонким молодым смехом, который бывает только у совершенно свободных внутренне людей.
— Бабы каются, а девки собираются, — вздохнула бабуля и перевернулась на другой бок, к стене.
Я спала как убитая, а спозаранок меня точно подбросило.
— Какое сегодня число?
— Двадцать четвертое, — открыла глаза бабушка.
— Блин!!! — в панике заорала я. — У меня же завтра экзамен! А вчера была консультация… Блин, пропустила!
— Двоечница! — заклеймила меня мама и признала: — Да и я не лучше. Еще вчера должна была согласовать текст с заказчиком, а сама не то что строчки, единой буквы не написала!.. Боже, что же делать?! Уволят ко всем чертям!
— Рамсы! — вопила я, перерывая тетради с конспектами на письменном столе. — Где билеты? Где мой учебник по социологии? Это вилы, это вешалка!
Мама бегала по комнате с раскрытой папкой, полной бумаг, и вслух фантазировала:
— Строительно-отделочная компания «Контур» — реальный контур вашего будущего счастливого новоселья!.. Чушь несусветная… фу, никуда не годится!.. Горю! Не успеть, ни за что не успеть!
Под наши стенания баба Рая поднялась с кровати, набросила халат, наскоро умылась и скрылась в кухне. Вскоре оттуда потянуло ароматом кофе и запахом жарящихся оладий.
— Девочки, идите завтракать! — позвала она нас.
Я не заставила себя ждать, матушка же решительно отказалась — сослалась на то, что опаздывает,
