не осуждающая, а он обошелся с ней просто жестоко. Теперь девушка старательно его избегала, отводила глаза, когда он пытался поймать ее взгляд. Найл и сам удивлялся, что это причиняло ему большую боль, чем его вина перед Амандой.
Внезапно он представил, как обнимает Тэш и целует ее красивые, трепещущие губы с таким острым наслаждением, что чуть не врезался во встречный грузовик. Вот идиот! Разве может такая красивая и талантливая девушка, как Тэш, связаться с таким злым старым дураком, как он? Да она рассмеется ему в лицо.
Неужели он опять влюблен? Боже, только не это. Он любил Лисетт, и это чувство было совсем другим.
– Боже, помоги мне! – прошептал он, поймав свое отражение в зеркало заднего вида. – Найл О'Шогнесси, разве ты не самый круглый дурак на Земле? Великий утешитель. А она влюблена в Хуго Бошомпа! У тебя столько же шансов завоевать Тэш, как у головастика выжить в Северном море.
Он припарковался на придорожной стоянке и спрятал лицо в ладонях.
Глава тридцать четвертая
Полли влетела в дом впереди своей матери, волоча по земле кучу ярких разноцветных сумок.
– Мамочка, что ты там делаешь под дождем? – София пришлепала к Александре в зеленых галошах. – У тебя все сумки намокнут. Дай их мне.
Она взяла у матери покупки и начала подталкивать ее в сторону двери.
– Да. Это просто ужасно.
Александра заметила, что холл теперь был весь в пышных, свежих цветочных композициях. Они вздымались ей навстречу из каждого угла, прямо как в траурном зале. Каменные перила главного пролета лестницы были необычно украшены плющом и дикими розами, как будто те проросли сквозь пол. С огромной старой люстрой, добытой со склада, отчищенной и отреставрированной до прежнего великолепия, холл было просто не узнать.
– Тебе нравится? – София с гордостью взглянула на мать.
Александра не была в этом уверена. «Эдди все равно, войдет ли он в свинарник или во дворец, главное, чтобы там его ждали бутылка виски и удобная кровать», – печально подумала она.
– Ты вдохнула в старый дом совершенно новую жизнь, дорогая, – осторожно сказала Александра. – Но разве въезд к дому через двор не вызовет неудобства? – спросила она.
– Никто не будет въезжать во двор, мамочка. – София рассмеялась. – Не говори глупостей! Пойдем, покажу тебе наш сюрприз! Сейчас ты такое увидишь…
Она повела Александру к двойным дверям в дальнем конце холла и навалилась всем телом на тугие петли.
Когда двери открывали, что случалось крайне редко, за ними оказывался огромный с каменным полом холл, который теперь совсем не использовали и который, в свою очередь, выходил на то, что некогда являлось главной лужайкой. В добрые старые времена это было ухоженным зеленым ковром, а теперь превратилось в заросли крапивы. Посредине пролегал подъезд к дому, по краям стояли старинные тополя, которые, казалось, тянулись бесконечно вдаль. Никто не ездил тут уже много лет. Массивные железные ворота были заперты на замок и заржавели так, что их трудно было открыть.
Александра представила, как гости в шикарных бальных платьях и сделанных на заказ вечерних туалетах карабкаются через ворота. Даже если старинные ворота открыть, большинство машин увязнет в ямах дороги.
– Это займет много времени, дорогая? – Она наблюдала за дочерью, которая сражалась с двойной дверью. – Мне нужно поговорить с Тэш до начала вечеринки.
– Раньше они открывались, – произнесла София сквозь сжатые зубы. – Я… кажется, я не… могу, ага! – Со страдающим стоном двери наконец распахнулись.
Александра, не веря своим глазам, смотрела на вид, открывшийся за ними. Холл был идеально чистым, как операционная. Черно-белые квадраты мраморного пола, которые она раньше из-за грязи считала коричневыми, теперь вполне отчетливо напоминали шахматную доску. Даже панели на стенах сияли глянцем, как будто их долгие годы пропитывали воском.
– А здесь мы будем встречать гостей, – объявила София, целенаправленно двигаясь к самой тяжелой и старой двери дома – настоящий дуб, местами толщиной почти в фут, и обита железом.
– Дорогая, мы обычно не встречаем гостей в формальной атмосфере. – Александра последовала за Софией через холл. – Это так неудобно, особенно если бедному Паскалю придется говорить по-английски. И к тому же, учитывая в каком состоянии дорога, не думаешь ли ты, что будет лучше, если…
Старинная дверь распахнулась, и Александра впервые не нашлась что сказать.
Перед ней были бесконечные акры шелестящей, усеянной маками зеленой травы, простирающейся так же далеко, как и леса на сером туманном горизонте. Это не изменилось. Но в центре поляны, прямой, как корешок новенькой книги, возник бетонированный подъезд к дому. Даже открытые всем ветрам тополя выглядели как стражи в зеленых фуражках.
София указала на территорию слева, где трава была подстрижена для стоянки, но Александра пребывала в таком благоговейном страхе, что ничего не слышала. Ей казалось, что в любую минуту на новой дороге может появиться золоченая карета, запряженная двумя серыми в яблоках конями, с Золушкой, сжимающей свое приглашение на бал, внутри. Казалось, Софии по силам любые чудеса.
– Дорогая, когда все это сделали? – она от ужаса едва дышала. – Наверное, я сошла с ума, что ничего не заметила. А Паскаль даже слова об этом не сказал.
– Он хотел сделать тебе сюрприз. Вообще-то Паскаль хотел все тебе сам показать вечером, когда включат прожекторы, но я была в таком восторге, что не удержалась. Мы каждый раз ждали, когда ты уедешь, и сразу же кидались звонить рабочим. Но дело продвигалось медленно: еще вчера утром была готова только половина, так что мы понадеялись, что ты ничего не услышишь из-за всей остальной суматохи. Паскаль сказал, что сюда все равно никто не ходит.
– Это, должно быть, стоило целое состояние, – выпалила Александра, думая о тех деньгах, которые она сама тратила на дом Салли и Мэтти.
София ухмыльнулась, но ничего не сказала. Паскаля можно было убедить только одним способом – пообещать ему, что мама будет на седьмом небе от счастья.
Бен, Хуго и Паскаль отсиживались на чердаке, чтобы их тоже не привлекли к работе. С ящиком бутылочного пива, похищенного из амбара, разнообразной едой и колодой карт, они были готовы выдержать долгую осаду перед вечеринкой.
– Нам действительно нужен четвертый, – проворчал Бен, раздавая карты. – Плохо, что старина Найл куда-то уехал с утра. Кстати, Хуго, ты не знаешь куда?
Хуго взял свои карты и быстро на них взглянул. Затем швырнул пачку стофранковых купюр в центр расшатанного столика и отпил из своей бутылки.
– Сбежал от Аманды, и не удивительно. Она прекратила доставать нас обоих и теперь ищет сочувствия. Скоро начнет приставать к младенцам. На твоем месте, Бен, я бы внимательнее присматривал за Джошем. Когда Аманда чего-то хочет, она смертельна.
Паскаль ответил на ставку Хуго и положил свои карты «рубашками» вверх на стол.
– Я, честно говоря, не понимаю, почему ты так жесток с Амандой. – Его бледные глаза дружелюбно подмигнули, но сам он остался серьезен. – Если ты ее не любишь, то зачем привез сюда?
– Это Аманда изменяет мне направо и налево, Паскаль.
Хуго с удивлением посмотрел на него и кинул еще одну пачку купюр на столик.
– Э, может, самое время сходить вниз и посмотреть, что происходит? – нервно предложил Бен, отхлебнув по ошибке пива Хуго.
– С самого вашего приезда ты относишься к ней так, как будто ее и нет, – продолжал Паскаль. – Неудивительно, что Аманда стала искать внимания в другом месте.
Он аккуратно положил на стол еще пятьсот франков, не отрывая взгляд от Хуго.
Хуго зажег сигарету, закрыв зажигалку с яростным щелчком.
– Если хочешь, чтобы я замолвил за тебя словечко, так и скажи, а не разыгрывай из себя доброго самаритянина. Ты не ответил на ставку, Бен.
