— Владельца цирка звали Арни, толстую женщину — мисс Таня, а женщину на трапеции, кажется, Долли или что-то в этом роде.
— Это мог быть цирк Арни Маличи. Тогда воздушной гимнасткой была Глория Гибсон, она работала там много лет.
— Она до сих пор работает?
— Господи, конечно нет! Ей сейчас уж, наверное, далеко за сорок.
— А ты знаешь, где она сейчас?
Джоко вынул бумажник, достал несколько банкнот и положил на серебряный поднос.
— Ты поверишь, если я скажу, что она влюбилась в заморского принца, вышла замуж и живет в его замке в Испании?
— Нет. Почему ты так говоришь?
— Я обижен твоей подозрительностью. Знаешь, ведь есть ложь, которая помогает жить.
— Мне кажется, в тебе течет цыганская кровь, — задумчиво произнесла Мара.
— Не исключено, что кто-нибудь из моих предков по женской линии сходил с ума по цыгану. Я — продукт девяти поколений английского дворянства. Но никто в цирке не поверит в то, что я английский лорд, так же как и в то, что ты цыганская принцесса. Но в этом-то вся и прелесть! Объяснения насчет того, что ты не настоящая цыганская принцесса, пойдут на пользу твоей популярности, когда ты станешь звездой. Ты будешь говорить, что все было выдумано журналистами, а на самом деле ты из знатной итальянской семьи. Это привлечет к тебе огромное внимание, как, например, скандал прославил Фэтти Арбакл.
— Кто это? — спросила Мара и была обижена его неудержимым смехом.
Джоко вытер слезы, выступившие на глазах, и сказал:
— Прости. Но только не вздумай меняться со временем! Кто еще сможет меня так рассмешить? Ну, нам пора возвращаться. Мистер Сэм будет малость удивлен.
Не понимая, чем именно будет удивлен мистер Сэм, Мара, однако, была слишком раздражена, чтобы опять что-то спрашивать. Одну вещь она тем не менее усвоила очень прочно: быть
— Поскольку ты вечно не знаешь, который час, я решил преподнести тебе скромный подарок, — произнес Джоко интригующим тоном и положил перед ней бархатную коробочку. Мара осторожно открыла ее, будто боясь, что оттуда что-нибудь выпрыгнет. Когда же она увидела внутри золотые часики, она издала возглас восторга.
— Но я не умею определять время!
— Я научу тебя. Мог ли я представить, когда учил латинские глаголы, что мне придется объяснять цыганской девушке, как определять время? Сколько тебе лет, Мара? Но я хочу услышать на этот раз правду.
— Семнадцать… ну, мне будет семнадцать.
— Шестнадцать, значит… Я думал, больше. Если кто-нибудь спросит, намекни, что тебе уже далеко за восемнадцать. Тебе же нетрудно это сделать?
Мара вспылила:
— Джоко, ты очень хороший друг, очень много для меня делаешь, но мне не нравится, когда надо мной смеются!
— Я снова прошу прощения. Это одно из моих дурных качеств: унижать людей перед тем, как они могут унизить меня. Я обещаю тебе больше не делать этого. По рукам?
— По рукам, — произнесла Мара, хотя понятия не имела, что означают эти слова.
— Итак, мы снова друзья. — Он посмотрел на свои часы. — Нам действительно пора. Когда будешь выходить, не оглядывайся. Это плохая примета.
Хотя его предостережение не имело для нее никакого смысла, она все же решила последовать совету Джоко. Мара убрала часы в сумочку, восхищенная камешками, обрамлявшими циферблат. Конечно, это были не настоящие бриллианты, но для нее это не имело никакого значения.
— Я навсегда сохраню эти часы, — сказала она Джоко.
— Ну, это не последний подарок, который ты получаешь от мужчины, — ответил Джоко, и в его голосе ей послышалась грусть.
Мара чмокнула его в щечку.
— Но этот будет моим самым любимым!
Через три дня Мара рассказала Кланки о своем контракте. Хотя другие девушки не могли их слышать, Мара испытывала чувство беспокойства. Но в конце концов, об этом ведь все равно все узнают, когда они приедут в Сент-Луис и она выступит с сольным номером. К тому же ей очень хотелось, чтобы первой об этом узнала Кланки.
Кланки радостно захлопала в ладоши и расцеловала Мару.
— Я догадывалась об этом, — сказала она. — Я видела, как вы с Джоко шли к Голубому фургону, и поняла, что мистер Сэм предложил тебе сольный номер. Я ждала, когда ты мне об этом скажешь, но сегодня решила сама спросить. Но тут этот случай с Лео Муэллером — и у меня все вылетело из головы!
— А что с ним случилось? — резко спросила Мара.
— Ты разве не слышала? Об этом весь цирк говорит. Еще говорят, что мистера Сэма хватил удар — ведь Лео ведущий артист.
— Что с Лео? — перебила ее Мара.
— Его взяли полицейские во время обеда в одном из городских ресторанов. Кто-то позвонил в полицию и настучал на него. У него в карманах обнаружили гашиш. Я слышала, что трем полицейским пришлось звать подмогу, чтобы надеть на него наручники. Он кричал, что кто-то из наших заложил его. Никто в это, конечно, не верит, за исключением Даниэль Дюбуа. Безусловно, никто Лео не любил, но чтобы донести на него?
«Джоко мог», — подумала Мара. Джоко, у которого был на него зуб и который мыслил как цыган. Не потому ли он был так спокоен, когда она рассказала об угрозах Лео?
Она помотала головой, отгоняя подозрения. Джоко не мог так поступить. Нет, это дело не Джоко и не ее. Надо выбросить все это из головы.
Мара начала наносить грим. Взглянув на себя в зеркало, она обнаружила, что улыбается. Она почувствовала себя свободной от страха — впервые с тех пор, как познакомилась с Лео.
14
Незадолго до дебюта Мары в Сент-Луисе Джоко дал ей медный браслет и сказал, чтобы она надела его на левое запястье и выступала с ним.
— Пусть публика думает, что он скрывает шрам от веревки. Трюк заключается в том, чтобы зрители поняли, как сложно дается тебе кажущаяся легкость.
— Но он будет натирать, — возразила Мара.
— Когда я падаю на задницу, мне тоже больно. Ты видела, сколько раз канатоходцы срываются с каната, чтобы, стиснув зубы, снова и снова взбираться на него? Все это и зовется цирком! Как публика узнает, что номер чрезвычайно сложен, если ты будешь исполнять его с легкостью? Я получаю побои при каждом своем выходе на арену. Печально! Маленького клоуна колошматят здоровенные детины. Но я все равно продолжаю выходить на арену. Это — цирк. Если ты убедишь публику, что бланши причиняют тебе боль и ты страдаешь, она простит тебе то, что у других гимнасток номера сложнее, моя дорогая.
Слова Джоко заставили Мару задуматься. Мару не надо было убеждать, что она во многом уступает другим гимнасткам. Но, может быть, она все-таки способна показать публике кое-что стоящее?
На следующее утро в столовой Мара попросила у Куки, толстого циркового повара, кусочек сырой
