Самым первым чувством было ощущение уюта оттого, что она укутана чем-то мягким и теплым. Затем пришла мысль о том, что такое невозможно, потому что все это безвозвратно кануло в прошлое, когда дед вышвырнул ее из дома. Выходит, она все еще спит? Но отчего тогда сон так похож на жизнь? Викки повернула голову, и острая боль в губе дала ей понять, что она все же не спит.
Она рискнула приоткрыть глаза и обнаружила, что лежит на узкой койке, застеленной мягким матрасом и белоснежной простыней. И только теперь она вспомнила все: как бил ее Джим, как он угрожал, вспомнила, что заперла его в клетке и попыталась убежать…
Натянув одеяло на голову, Викки лихорадочно напрягла память: чем же закончилась ее попытка к бегству? Сейчас, судя по всему, день, и Джим наверняка на свободе. Вопрос только в том, спит ли он после пьяной ночи или, переполненный жаждой мести, ищет ее?
Боже, ей давно следовало бы стоять на шоссе и ловить машину, которая увезла бы ее как можно дальше от Мэдисона и вообще из штата Висконсин! Долго ли она спала? И где Роза?.. Ах да, была ведь Роза!..
Внезапный шум вывел ее из оцепенения. Сдернув с головы одеяло, она напряглась, готовая к бегству. Но это была Роза, отодвигавшая дверь. В руке цыганка держала чашечку кофе, и, встретившись с ее взглядом, Викки смутно припомнила ласковую руку на пылающем лбу, нежный голос, убаюкивающее нашептывание. Что это было: сон или не сон?
Роза поставила чашечку на крохотный столик рядом с койкой и поинтересовалась:
— Как чувствуешь себя?
— Губа болит, а в остальном нормально, — сообщила Викки, усаживаясь на постели. Только теперь до нее дошло, что кто-то ее раздел — она была в одной только батистовой рубашке. Непроизвольно дотронувшись до разбитой губы, она вздрогнула от жгучей боли.
— Можешь не беспокоиться, заживет, — спокойно сказала девушке Роза и кивнула на узкую дверь: — Там, направо, туалет. Когда приведешь себя в порядок и выпьешь кофе, обо всем поговорим.
И тут же, не дожидаясь вопросов, она вышла. Викки забежала в туалет, поразивший ее чистотой, а вернувшись, быстро оделась. Посреди крохотной комнаты стояли ее чемоданы, на которых сверху лежала ее сумочка. Викки достала расческу, причесалась, но подвести губы не рискнула: во-первых, больно, во-вторых, как-то нелепо, учитывая пластырь.
Когда с чашкой кофе в руках Викки отодвинула дверь, она увидела, что Роза и Кланки сидят на мягком диванчике, поджидая ее. Ни та, ни другая даже не улыбнулись, когда она села на стул возле дивана. Почувствовав себя как-то неловко, Викки глотнула остывшего кофе. Желудок отозвался громким урчанием, словно напоминая, что она не ела целые сутки. Кланки немедленно подала ей пару поджаренных тостов, тут же поднялась и растворилась в малюсенькой кухне, а Роза заговорила:
— Мне нужно сказать тебе кое-что. — Она была одета для работы, но лицо цыганки показалось Викки бледнее обычного, а глаза — чуть покрасневшими, словно гадалка не спала всю ночь. — Но сперва я хотела бы знать, что случилось между тобой и Джимом Райли.
Викки насупилась и не сразу собралась с силами, чтобы рассказать о кошмаре предыдущего вечера. Когда она кончила, Роза кивнула.
— Так вот как он оказался в клетке!
Викки вскочила.
— Я лучше побегу, а то он узнает, где я, и тогда…
— Сядь. Он больше не опасен для тебя, — сказала Роза, скручивая жемчужную нитку на шее и не спуская глаз с лица Викки. — Ты любишь этого человека, Викки? Поэтому ты жила с ним?
Викки содрогнулась всем телом.
— Люблю? Я его ненавижу! Первое время он внушал мне жалость, но сейчас мне хочется уехать от него как можно дальше, не задерживаясь ни на минуту.
— В этом больше нет необходимости. Джим Райли не сможет теперь причинить тебе вреда. — Роза на мгновение замолчала, словно собираясь с духом: — Он мертв, он покончил с собой.
По телу Викки пробежала дрожь, а в голове зазвенело — будто в ухо залетела пчела.
— Покончил с собой?! Но у него не было никакого оружия!
— Он сделал это складным ножом.
— О Боже! Неужели дело во мне? Неужели я довела его до этого? — Викки обращалась к самой себе, к своей совести, но ответила Роза:
— Он оказался сумасшедшим, Викки. Перед тем как свести счеты с жизнью… — голос цыганки дрогнул, — он убил всех собак.
Звон в ушах стих, зато на смену ему пришла тошнота. Горло Викки судорожно сжалось… казалось, еще немного — и ее вырвет. Но странным образом решимость Викки лишь окрепла — страдания тела не шли ни в какое сравнение с мучениями души в предыдущие дни и недели. Когда девушка пришла в себя, она увидела, что Роза стоит рядом и, опустив голову, внимательно смотрит ей в лицо и держит ее за руку. От цыганки исходил запах сандалового дерева и чего-то еще — пряного и почему-то очень знакомого. «Хризантемы, — подумала Викки. — Это же запах хризантем!»
— Я понимаю, что это ужасный удар для тебя, — вымолвила Роза. — Но так или иначе, это уже произошло, и ты не в силах ничего изменить. Если бы ты не ушла из дому, он убил бы и тебя. Он оставил записку, адресованную мистеру Сэму: мол, что устал от жизни и собак забирает с собой. Про тебя не сказано ни слова. Так что не надо чувствовать себя виноватой — ты здесь ни при чем.
— Ни при чем? — недоверчиво спросила Викки. — Если бы я его любила, я бы могла так сказать. Но я его не любила. Если я кого-то и любила в своей жизни, так это моих лошадей и борзых собак моего деда, да еще этого несчастного дворняжку-терьера, задиравшего в номере других собак. Правда, деду и это не нравилось. Он говорил, что это во мне играет материнская кровь. Но кровь-то у меня ледяная, я знаю это лучше других. Мне становилось противно, стоило Джиму прикоснуться ко мне, — и это сводило его с ума. Из-за этого, думаю, он и свел счеты с жизнью.
Викки отчаянно зарыдала, но плакала она вовсе не из-за Джима. Она горевала по Виски, дворняжке, подобранной в приюте для бездомных животных и ни в чем не виноватой.
Роза дала ей стакан воды, сунула в руку две таблетки и велела выпить. Продолжая рыдать, Викки позволила уложить себя в постель, а перед тем, как снова впасть в забытье, благодарно, как лучшей подруге, пожала цыганке руку.
Когда она проснулась, солнце стояло в зените и в фургоне было тихо-тихо. Викки полежала в постели, размышляя о своем будущем. Она всем сердцем сожалела о случившемся, и если бы можно было вернуться назад и все изменить, она бы сделала все, чтобы Джим не покончил с собой. Но горя из-за его смерти она не ощущала — только облегчение. Подумав об этом, Викки покраснела — ей стало стыдно. Зато собак, невинных жертв безумия, ей было бесконечно жаль. Но и они были мертвы. А она все еще жива, и вместе с ней живы ее проблемы. У нее по-прежнему не было денег, а теперь вдобавок она осталась без работы и жилья.
Позже, сидя за ленчем с Розой и Кланки, она сказала:
— Неделю назад мне предложил работу Маркус Барнэ. У него жена ждет ребенка, а потому скоро ее придется заменить другой ассистенткой. Он вызвался бесплатно тренировать меня, и мне кажется, что с этим я вполне могла бы справиться. Я с шести лет выступала на соревнованиях по конному спорту. Но деньги пойдут в лучшем случае через месяц, и мне нужна какая-то работа, чтобы прожить этот месяц. Что, если я снова обращусь к Майклу Брадфорду? Теперь-то у него не должно быть никаких возражений. Ведь Джим… Джима уже нет, и если Майкл даст мне работу, то тем самым никак не вмешается в семейные дела.
Роза быстро взглянула на Кланки и отвела взгляд.
— Так ты хочешь остаться в цирке? — спросила она. — А у меня складывалось впечатление, что тебе ненавистна эта жизнь…
— Ненавистна. Но мне нужно на что-то существовать, а верховая езда — это то, что я умею делать.
— С мистером Майклом у тебя ничего не выйдет, — вмешалась Кланки. — Он такой же упрямый, как и его отец. А кроме того, циркачи — народ суеверный. Если кому-то из них взбредет в голову, что ты —
