у нее синяки?
— Не увлекайся, Джулиет. Согласен, это не делает ему чести, но вряд ли может служить доказательством убийства.
Питер налил немного оливкового масла на тарелку для хлеба, окунул туда ломтик и откусил.
— Все же, полагаю, мы должны сообщить в полицию о том, как он обошелся с Хетэвей.
— Ты читаешь мои мысли, любимый.
Я потянулась к нему и вытерла салфеткой масло, капавшее с его подбородка.
В ту же минуту Руби прибежала с кухни, перемазанная шоколадом.
— Джузеппе сделал мне «большой альфледо». Можно?
— Конечно, солнышко, — сказал Питер. — Но только если ты дашь мне откусить.
— Нет, папочка. «Альфледо» сегодня только для меня и мамы. Да, мама?
— Да, детка, — сказала я, слегка удивляясь тому, что Руби решила поделиться со мной, а не с Питером. Если ей приходилось выбирать между нами, она никогда не выбирала меня.
Питер повернулся ко мне:
— Ты хочешь, чтобы я позвонил в полицию вместо тебя?
— Конечно, нет. Я это раскопала, мне и звонить. И я бы задала им несколько вопросов насчет расследования.
Питер улыбнулся:
— Не забудь сказать им, что ты федеральный защитник. Они сразу встанут на твою сторону.
На следующий день я позвонила в полицейское управление Санта-Моники и попросила к телефону следователя, который занимается делом Хетэвей. Меня соединили с отделом по расследованию убийств, и я поговорила с женщиной, которая сообщила, что детектив Митч Карсвэлл вышел, но вернется позже. Я сказала ей, что у меня есть сведения, относящиеся к гибели Абигайль Хетэвей, и она обещала передать мое сообщение детективу Карсвэллу. Он перезвонил днем, когда мы с Руби замешивали глину для лепки.
— Джулиет Эпплбаум?
— Это я. Руби, только не в рот!
— Детектив Карсвэлл, полицейское управление Санта-Моника. Я понял, что вы звонили насчет дела Хетэвей?
— Да, звонила. Руби! Вы можете подождать секундочку, детектив?
Не дожидаясь ответа, я быстро положила трубку на стол, перегнулась через него и запустила палец в рот Руби. Несмотря на вопли протеста, я выковыряла оттуда комки бирюзовой массы.
— Но это зе паста! — возмущенно кричала Руби.
— Ради Бога, Руби. Это подделка. Ненастоящая паста. Это нельзя есть!
Производители глины для лепки добавляют в массу огромное количество соли, думая, что это сделает ее невкусной и убережет юных скульпторов от поедания материала. Эта мера предосторожности бесполезна, если ваш ребенок считает, что лучший способ перекусить — это слизать соль с целой пачки соленых крендельков.
Я снова взяла трубку.
— Простите. У меня двухлетняя дочь, и я пытаюсь сделать так, чтобы она себя не убила ненароком.
Детектив Карсвэлл не рассмеялся.
— Я пошутила, — сказала я, чтобы удостовериться, что он не объявится невзначай у моей двери с ордером на арест и парочкой социальных работников из Департамента по делам молодежи и семьи.
Тишина на линии стояла оглушительная.
— Вы еще здесь?
— Да, миссис Эпплбаум. Вы сейчас можете говорить, или мне перезвонить в другое время?
— Мисс. Да, сейчас могу.
— У вас есть для меня информация об инциденте с Хетэвей?
— Да. То есть, я так думаю. Я имею в виду, что информация есть. Но она может иметь отношение к делу Хетэвей, а может и не иметь.
— Может, вы позволите мне судить об этом? — сказал детектив Карсвэлл.
— Да. Конечно. Хм, с чего начать? Мы с мужем и дочерью были в «Любящих сердцах», это детский сад мисс Хетэвей…
— Мне это известно.
— Конечно, вам известно.
Мне показалось, или я расслышала нотку сарказма в его тоне?
— Мы ходили туда на собеседование вместе с двумя другими семейными парами. И под конец один из отцов устроил ссору с мисс Хетэвей…
— Ссору? — перебил Карсвэлл. — Какого рода ссору?
— Это на самом деле было довольно мерзко. Руби! Прекрати! Положи глину на место, сейчас же!
Я с трудом вытащила из рук своей дочери розовый комок и сделала все возможное, чтобы отскрести массу от нижней стороны столешницы.
— Детектив, подождите минутку, ладно?
Я снова положила трубку на стол.
— Пойдем, солнышко, посмотрим телевизор.
Я поставила «Короля Льва», мультик, который Руби, по самой скромной оценке, смотрела уже двести тридцать семь раз, нажала на кнопку и снова подняла трубку.
— Простите. На чем я остановилась?
— В детском саду произошла мерзкая ссора.
— Да. Этот парень, Брюс ЛеКрон, схватил мисс Хетэвей и начал орать на нее, потому что она не приняла его дочь в садик.
— Она ему сказала об этом прямо на собеседовании?
— Я знаю, это довольно неосторожно. У них там такая система: они выдают заявления семьям, которые переходят на следующий этап поступления. Она выдала заявление другой семье, а нам и ЛеКрону нет.
— Минуточку, — Карсвэлл искренне удивился. — Вы там поступали в дошкольное учреждение, правильно?
— Да, но это не простой детский сад. Это действительно хорошее заведение, и туда очень большой конкурс.
Пока я объясняла это детективу, меня несколько смутило, что я оказалась вовлеченной в бешеную детсадовскую гонку. О чем мы думали? Если мы пришли к этому безумию уже на стадии детского сада, то страшно представить ужасы поступления в колледж!
— Давайте проясним. Вы все пришли на собеседование, и, в конце концов, мисс Хетэвей выдала документы только тем, кто ей понравился?
— Правильно.
— А вы ей не понравились?
— Да. Я думаю, она решила, что я бью своего ребенка.
— Простите? — Его голос звучал смущенно и немного недоверчиво. — Вы били своего ребенка?
— Нет, нет! — я почти кричала. — Просто Руби собиралась разрушить песочницу, и я ее схватила, и… ну неважно. Это не имеет значения. Я не знаю, зачем я вообще об этом упомянула.
Детектив Карсвэлл вздохнул:
— В чем именно заключается важная информация, которая у вас есть?
Мне действительно пора было переходить к делу. Я практически слышала его мысли: «Кто эта сумасшедшая баба, которая зря тратит мое время?»
— Дочь Брюса ЛеКрона тоже не взяли. Он начал кричать на мисс Хетэвей и схватил ее за руку. Он больше ничего не сделал и ушел, но мне кажется, что его стоит проверить. У него есть привод за насилие на бытовой почве! — эффектно закончила я.
Детектив Карсвэлл не ответил.
