Его ярость была подобна взрыву в темноте, когда он нетвердой походкой вышел вперед, схватил мужчину, оттащил его от Мерседес, швырнув к стене.
— Нет, дьявол побери! Никогда! Оставь ее в покое!
— Да? — Мигель резко откинул голову назад, изумленно моргнул, что ничуть не уменьшило настойчивости в его голосе. — А какого дьявола я должен слушать тебя?
Не задумываясь ни на секунду, не дав возможности мужчине говорить, Джейк выпалил в его смуглое злое лицо:
— Потому что она не твоя женщина, а моя!
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Мерседес сообразила, что у нее начались проблемы, как только она вышла в сад. Не следовало притворяться, флиртуя с Мигелем. И вот теперь он, поглаживая ее бедра, притягивал к себе все ближе и ближе.
— Ты — моя. Всецело…
Его голос был хриплым и резким, глаза остекленели, она ощущала на своих щеках его горячее и тяжелое дыхание.
Нет!
Протест прозвучал настолько громко, что на пару мгновений она даже не поняла, что это чей-то другой голос.
— Нет, дьявол побери! Никогда! Оставь ее в покое!
В следующее мгновение сзади нее оказалось мощная фигура. Сильные руки схватили Мигеля, оттащили от нее, швырнули на стену, исступленный рев неизвестного смешался с ее инстинктивным воплем от испуга.
— А какого дьявола я должен слушать тебя?
— Потому что она не твоя женщина, а моя!
— Что?
Как только Мерседес произнесла это, сильные руки прижали ее к широкой груди. И в это мгновение она поняла, что ее крик отчетливо слышали в доме. Наступила внезапная тишина, потом началось движение — торопливые шаги на лестнице и каменных плитах дорожки. К ним идут!
— О нет!
У Мерседес замерло сердце. Ее надежда сохранить все в тайне разбилась вдребезги.
— О да, — произнес неприятно знакомый голос, и ей стало еще хуже.
— Ты!
Джейк Тавернер быстро посмотрел на нее, его светлые глаза сверкали в лунном свете.
— Я, — ответил он кратко. — Кто же еще?
— Мерседес? — Мигель был в ярости. — Кто?..
Но восклицание его было проигнорировано Мерседес и Джейк смотрели друг на друга.
— Ты соображаешь, что делаешь?
— Я думаю, что это мое дело! — выпалил Джейк. А какого дьявола ты тут устраиваешь?
— Я… Что бы я ни делала, это не имеет никакого отношения к тебе! Как ты смеешь вмешиваться?
— Что? — с презрением парировал Джейк. — Ты хочешь, чтобы я оставил тебя здесь? С ним? — С нескрываемым презрением он кивнул в сторону ошарашенного Мигеля. — Напоминаю: между нами есть одно незаконченное дельце…
— Между нами ничего нет!
К ним шли два ее брата, Хоакин и Алекс, и отец.
— Между нами ничего нет, — сказала она снова. И никогда не будет.
Она повернулась в отчаянии, стремясь уйти, но Джейк не собирался ее отпускать. Он снова схватил ее за руку и рванул к себе. Мерседес упала к нему на грудь, с отчаянием глядя в холодные голубые глаза, чувствуя жар его тела, слыша неровное дыхание.
— Ты никуда не пойдешь, дорогая! — прорычал Джейк. — Нам есть о чем поговорить.
Она наугад ударила его по ноге — неуклюже и грубо. Джейк поморщился, но не ослабил хватку.
— Будь благоразумной, Мерседес.
— Ты смеешь говорить мне о благоразумии?
Ты! Когда ты заявляешь, что я твоя… ты такой же негодяй, как Мигель! — В отчаянии она подняла руки, сжала кулаки, потом начала колотить ими по его неподатливым, сильным плечам. — Потому что я не твоя… никогда! Я… я даже не хочу тебя! — завопила она.
— В моей постели той ночью ты говорила по-другому! — в ярости выпалил Джейк. — Ты говорила, что я любимый, дорогой, желанный.
К ужасу Мерседес, слова эти вызвали напряженную тишину, эхом повторяясь в залитом лунным светом дворе. Мерседес видела, как Мигель поднял голову, свирепо и с презрением посмотрел на нее. Она знала, что он никогда не простит ее.
— Пусти меня! Я… о! — В отчаянии она снова начала бороться с ним.
Раздался какой-то крик, кто-то схватил ее сзади. Двое мускулистых мужчин окружили Джейка, разжимая его руки и выкручивая их. Произошла неприятная потасовка. Мерседес развернули вокруг и прижали к сильной груди.
— Все в порядке, Мерседес, — произнес кто-то низким голосом. — Ты теперь в безопасности. Это был голос ее отца.
Но что-то в его голосе заставило ее нервно сжаться и вздрогнуть. Лицо отца стало суровым, холодным и злым. Не до конца понимая, что происходит, она вынудила себя повернуться и посмотреть в направлении его свирепого взгляда и увидела Джейка, схваченного двумя братьями. Их лица были суровы и злы, и Мерседес поняла, что они покалечат Джейка, если она не вмешается.
Она не могла этого допустить.
— Нет… вы не понимаете! Алекс… Хоакин…
— Все в порядке, сестренка, — ответил Хоакин раздраженно. — Теперь он тебе не навредит. Мы позаботимся об этом.
— Нет… вы не понимаете… он… Джейк… это ошибка.
— Ошибки нет, — в этот раз вмешался Джейк.
Пусть его держат за руки — он пленник ее братьев, но гордая, темноволосая голова надменно поднята, суровые голубые глаза с азартом смотрят на нее в упор.
— Джейк… — начала Мерседес, как можно свирепее смотря на него, жаждая предупредить, вынудить замолчать, желая, чтобы он ушел — ради нее и себя.
Он не знал ее братьев и отца. Единственная дочь и сестра, она была избалована и охранялась как сокровище с момента рождения. Трагическая смерть ее матери только усугубила ситуацию.
Преданность братьев сестренке была скорее слепой любовью, чем следованием рассудку.
Но Джейк явно не был готов внимать доводам разума.
— Ошибки нет, — повторил он холодно и отчетливо.
— Никакой ошибки нет, если только вы не считаете, что схватили не того. — Повернувшись лицом к старшему брату Хоакину, Джейк дерзко посмотрел ему в глаза. — Я не единственный, кто грубо обращался с твоей сестрой.
— Тогда что я здесь видел? — потребовал объяснения Хоакин. — Мне показалось, что…
— Когда вы все оказались здесь, именно Мерседес колотила меня кулаками… и сильно, — прибавил Джейк, чуть усмехнувшись.
— И правильно сделала! — запротестовала Мерседес, и Джейк почувствовал, как напрягся Алекс. Ты вел себя…
— Как? — ледяным голосом спросил Джейк, когда она остановилась, краснея от ужаса. — Что такого не правильного я делал? Я встал между тобой и Эрнандесом.
— Если Мерседес была с Мигелем Эрнандесом, высокомерно вставил Хуан Алколар, явно собираясь оскорбить Джейка, — какое тебе до этого дело?
Этот тон подействовал на Джейка как удар хлыста. Казалось, воплощается все, что он слышал о Хуане Алколаре.
