Еще раз подозрительно прищурившись, Габриэль молча разорвал конверт, извлек листы бумаги и быстро пробежал их глазами. Рэйчел почувствовала, как сжалось сердце: Лили так мучительно долго раздумывала, так старательно выбирала каждое слово… А письмо было прочитано так бегло!..
Она совершенно точно определила момент, когда Габриэль дошел до самой важной части. Его голова резко дернулась, словно отвергая прочитанное, потом он прочитал какую-то фразу еще раз.
Не отрывая глаз от письма, он нащупал подлокотник ближайшего кресла и рухнул в него, снова и снова перечитывая ту же страницу. Рэйчел в страхе задержала дыхание; пальцы сжались в кулаки и ногти впились в ладони, когда он начал читать страницу еще раз.
Неожиданно Габриэль поднял голову и изучающе взглянул ей в лицо.
— Что все это значит? — решительно спросил он.
— Именно то, что написано, — торопливо ответила она.
Голос у нее срывался и дрожал, сердце отчаянно колотилось, было трудно дышать.
— Но… — Он недоверчиво покачал головой. — Рэйчел, в письме говорится, что моя мать знает, что ты…
— Что я — дочь ее мужа. — Рэйчел восторженно кивнула. — Я рассказала ей. Но там же говорится — ты-то не его сын!
Ноги уже не держали ее, и она быстро опустилась на подлокотник кресла рядом с Габриэлем, лихорадочно тыча пальцем в самые важные строки.
Лили признавалась, что в первые же дни брака узнала об изменах Грега и была так оскорблена, что решила, если не убить его, так последовать его примеру. Но потом она встретила другого человека.
Итальянец, недавно приехавший в Англию, он был намного старше ее и обращался с ней с такой добротой и обходительностью, что она почти мгновенно безумно влюбилась в него. Чувства оказались взаимны, и они заговорили о браке, о ее разводе с Грегом и о переезде в Италию.
Но едва она набралась смелости рассказать все мужу, вмешалась судьба в виде внезапного и фатального сердечного приступа, который убил ее возлюбленного мгновенно. На следующей неделе Лили обнаружила, что беременна. Рэйчел еще раз посмотрела на письмо.
«Я всегда знала, что ты — сын Анджело. Потому я и назвала тебя Габриэлем — это единственное, чем я посмела увековечить память твоего отца. Но для полной уверенности я сделала анализ крови, когда ты был еще малышом. Результат подтвердил, что ты не можешь быть ребенком Грега Тирнана…»
Потом Лили и Грег помирились. Поверив, что ребенок, которого она носила его, Грег поклялся, что изменится, что все будет по-другому. Зная, что ей никогда не обрести того счастья, о котором она мечтала с Анджело, мать Габриэля сохранила брак и никому не выдала своей тайны, даже самому Габриэлю — до этого дня.
— Итак, когда мой отец… когда Грег сделал эти анализы…
Габриэль с трудом произнес это.
— …результаты подтвердили, что он — мой отец, но ничего не говорили о том, являешься ли ты его сыном.
— Интересно…
Он нахмурился, глядя в окно и словно пытаясь вспомнить что-то важное.
— В письме, которое он написал мне в Америку, — там, где говорилось, что он решил все сделать по правилам и выделить тебе справедливую долю наследства, — было еще кое-что.
Он потер виски, чтобы облегчить невыносимую боль и точно воспроизвести детали.
— «Рэйчел — моя дочь, Габриэль, — писал Грег, — так что я должен быть уверен, что она получит принадлежащее ей по праву. Только это имеет значение. Мы не хотим, чтобы люди совали нос в дела, которые их не касаются».
— Может, поэтому он и меня не хотел признавать? Даже если и подозревал, что ты не его сын, он растил тебя все эти годы как собственного и не хотел, чтобы кто-то копался в ваших семейных делах.
— Похоже на правду, — признал Габриэль. — И мать тоже пишет здесь, что скрывала от меня все это, потому что Грег — единственный отец, которого я знал. Я записан его сыном, я вырос как его сын, и нет никакого смысла развеивать это заблуждение.
Габриэль потер кулаком лоб, словно силясь вбить то, что он узнал, в свой онемевший мозг.
— И никто из них даже не подумал о нас, о том, что тебе и мне потребуется знать правду, что между нами может что-то возникнуть. Мать знала о моих чувствах к тебе, но всегда верила, что ты — дочь Джона Амиса.
— А сейчас… — выдохнула Рэйчел, не в силах больше сдерживать возбуждение. — Габриэль, ты не можешь не знать, что это значит для нас…
Все было совсем не так, как она себе представляла. Совсем не об этом она мечтала, когда держала это письмо в руках.
Она была уверена, что Габриэль обезумеет от восторга и радости, что его глаза засверкают, губы растянутся в сияющей улыбке и он подхватит ее на руки, и будет целовать до бесчувствия. Она ему не сестра! Они не родственники и могут любить друг друга!
Но Габриэль не сделал ничего подобного. Он остался таким же отчужденным, как был и в тот момент, когда вошел в комнату. Если что и изменилось, это лишь то, что он стал еще более чужим. Его как будто ударили стальным рельсом по голове, а не сообщили лучшую, по ее мнению, из всех новостей.
— Габриэль!
Не в силах больше терпеть, она наклонилась и на мгновение прижалась к его впалой щеке — в качестве прелюдии, она надеялась к следующим, более жарким поцелуям. Его реакция потрясла ее до глубины души.
Рванувшись прочь, словно ее губы обожгли его, он стремительно вскочил на ноги, защищаясь от нее обеими руками.
— Нет! — Это был почти утробный крик. — Нет, Рэйчел, я не могу!
— Но, Габриэль…
Рэйчел тоже вскочила, машинально вытянув руки, словно пытаясь построить мост над внезапно разверзшейся перед ней пропастью.
— Я не понимаю. Сейчас мы можем быть вместе. Ты и я…
— Я не могу!
Оттолкнув ее руки, он почти выбежал из комнаты, оставив Рэйчел в полной растерянности.
Что случилось? Неужели она все поняла неправильно? Неужели то страстное признание в любви, несколько дней назад, было ложью?
Она уже готова была побежать за ним, чтобы спросить… Но — не побежала. Опыт пережитых страданий не прошел даром. А стоит ли рисковать столь дорого доставшимся хрупким спокойствием? Не лучше ли, не безопасней ли не будить спящую собаку?
Она беспомощно оглянулась, и взгляд ее упал на страничку из письма Лили, оброненную Габриэлем при поспешном бегстве. Наклонившись, она подняла листок и пробежала его глазами, потом вернулась и медленно прочитала, впитывая каждое слово:
«Габриэль, мой дорогой, все это будет для тебя потрясением. Ты, считавший себя одним человеком, вдруг окажешься совершенно другим. Все, во что ты верил, покажется тебе ложью. Ты должен снова найти себя — своего отца — даже меня. Тебе нужно время подумать. Пожалуйста, умоляю тебя, найди это время и не делай ничего в спешке».
Все правильно. Она эгоистично торопила события. Она забыла о том шоке, который испытала сама, когда Лили рассказала ей правду, — только с третьего раза смысл ее слов начал доходить до Рэйчел.
