– Не хитрите, Лэйн.
Какой-то момент губы Бэркхардта двигались беззвучно.
– Смешно, насколько я мог ошибиться. Я думал, что знаю тебя вдоль и поперек. Я видел в тебе всего лишь сына своего отца. – Бэркхардт недоуменно сощурил глаза. – Чей ты сын, в конце концов?
– Свой собственный, – ответил Палмер так тихо, что казалось, он обращается к самому себе.
– Чей?
Палмер кашлянул.
– Свой собственный, – более отчетливо произнес он.
Бэркхардт некоторое время стоял у двери, как бы переваривая ответ Палмера. Потом открыл дверь.
– Надеюсь, тебе нравится быть самим собой, – сказал он. – Мне обычно нравилось.
Глава шестьдесят седьмая
Палмер проснулся в 6.30, выключил будильник и побрел в кабинет. Опустившись в кресло около письменного стола, он начал изучать листок бумаги, на котором записывал события прошедшего дня.
Собрание акционеров должно было начаться сегодня в десять и закончиться к полудню. Если все пойдет хорошо, его изберут директором, проводя в жизнь решение, принятое несколько месяцев назад. Но у него не было никакой уверенности, что все пойдет хорошо.
В течение последних нескольких дней он не слышал ни единого звука от сподвижников Лумиса, зажатых между своими собственными раскольническими акционерами и расследованием, проводимым сенатской комиссией. Есть шансы, сонно размышлял он, еще раз просматривая записи, что сегодняшнее собрание пройдет гладко. Но он был настолько близок к победе, что его не удовлетворяла случайность. Несомненно, можно было найти путь превращения случайности в определенность. Очень долго он сидел и думал, пока его семья понемногу просыпалась и начинала день. В восемь часов телефонный звонок оторвал его от завтрака.
– Я только что потратил еще пять тысяч, – сообщил ему Мак Бернс. Палмер прожевал и проглотил кусок тоста. – На Фогела?
– Послал его в Европу на два месяца. Достаточный срок?
– Я думал, что в Олбани все прошло гладко.
– Как шелк. Но разве ты не чувствуешь себя гораздо счастливее, зная, что в данный момент Фогел сидит в самолете «Пан. Ам.» [Американская авиакомпания].
– М-м. – Палмер вытер с губ крошки. – Есть какие-нибудь известия от Банковского комитета?
– К полудню я буду знать.
– Как это выглядит?
– Похоже, они боятся этого билля об отделениях и хотят выбросить его на свалку.
– Чудесно. Поговорим позже, Мак.
Палмер вернулся к столу и услышал, как Эдис говорит Джерри:
– …совершенно не твое дело.
– Почему не мое? – поинтересовалась девочка.
Палмер посмотрел в серые глаза дочери, когда она на мгновение подняла их, чтобы взглянуть на него. Но потом она снова уставилась в тарелку с омлетом.
– Что не ее дело? – спросил он.
Эдис предостерегающе взглянула на него:
– Твое дело.
– Гм?
– Я просто поинтересовалась вслух, – объяснила Джерри, – почему мистер Бернс звонит тебе в такое странное время, и мама сказала…
– Мама права, – прервал ее Палмер. – Мое дело – это не твое дело. – Он намазал еще один кусочек тоста. – И с другой стороны, твое дело – это мое дело. Разве не справедливо?
– Еще как, – сердито буркнул Вуди. Видно, в нем еще жило воспоминание о каком-то прошлом вмешательстве в его личные дела.
Снова зазвонил телефон. Они спокойно сидели и ждали, когда миссис Кейдж ответит. После четвертого звонка она подошла к телефону.
– Опять вас, мистер Палмер.
– Вуди. – Обычно жесткий, сильный голос Бэркхардта на этот раз звучал до странности осторожно. Но Палмер не мог определить, спросонок ли это или было тут что-то еще. – Я должен увидеть тебя до собрания.
– Почему бы не встретиться в вашем кабинете в 9.30? – предложил Палмер.
– Не годится. Туда могут прийти кое-какие директора поболтать со мной. Как насчет девяти в твоем кабинете? После я отвезу тебя в деловой квартал на собрание. По дороге мы поговорим.
Палмер подумал над этим предложением и решил, что не хочет, чтобы кто-нибудь из директоров увидел его все еще в таких близких отношениях с Бэркхардтом.
