Храм на горе Mopиa, считавшийся одним из чудес, блистал своими террасами, и царственные горы, окружая Священный Город, образовали как бы громадную чашу, на дне которой стоял Иерусалим.
Наконец дромадеры подошли к высокой башне над Дамасскими воротами, где сходились дороги из Сихема, Иерихона и Гаваона. Толпа, следовавшая за верблюдами, успела к этому времени возрасти. Валтасар остановился для переговоров с часовым.
– Мир тебе! – сказал египтянин.
Часовой не ответил.
– Мы пришли издалека в поисках новорожденного Царя иудеев. Не можешь ли ты указать нам, где Он находится?
Солдат поднял забрало своего шлема и громко крикнул. Из помещения с правой стороны ворот появился офицер.
– Дорогу! – кричал он, пробиваясь сквозь толпу, и так как ему повиновались неохотно, он прочистил себе дорогу, быстро вертя дротиком направо и налево.
– Что тебе надо? – обратился он к Валтасару на местном наречии.
На том же языке Валтасар отвечал ему:
– Где здесь новорожденный Царь иудеев?
– Ирод? – спросил сбитый с толку офицер.
– Царствование Ирода от кесаря: не Ирода нам надо.
– У иудеев нет другого царя.
– Но мы видели Его звезду на востоке и пришли поклониться Ему.
Римлянин недоумевал.
– Спросите ученых в храме или первосвященника Анну, – наконец произнес он, – а лучше всего самого Ирода. Если есть, кроме него, царь иудеев, он разыщет его.
Офицер пропустил чужестранцев, и те прошли в ворота.
13. Собрание синедриона[13]
В тот же вечер перед закатом солнца несколько женщин стирали белье на верхней ступеньке лестницы, спускавшейся к бассейну Силоамской купели. Каждая из них стояла на коленях перед большим глиняным сосудом. Девушка приносила им воду. Она пела, черпая ее. Песня была веселая и, без сомнения, облегчала им труд. По временам они присаживались и смотрели на Офелский склон, из-за которого возвышалась гора Соблазна, окрашенная нежными красками под лучами заходящего солнца.
В то время как они терли и полоскали белье, к ним подошли еще две женщины с кувшинами на плечах.
– Мир вам, – сказала одна из них. – Ночь близко, пора кончать.
– Говорят, родился Христос, – отозвалась другая и приготовилась рассказывать.
Любопытно было посмотреть на оживление, которое выразилось на лицах работниц. Перевернув тазы, они быстро превратили их в сиденья.
– Христос! – вскричали слушательницы.
– Да, говорят, что Он.
– Кто же говорит?
– Да все.
– А верят-то все ли?
– Сегодня к вечеру три человека через Кедронский поток выехали на Сихемскую дорогу, – обстоятельно, дабы уничтожить всякое сомнение, начала рассказ одна из женщин. – Они ехали на совершенно белых и таких высоких верблюдах, каких в Иерусалиме и не видали. Путники эти – люди знатные и богатые. Пряжки на их седлах были золотые, а серебряные колокольчики звучали, как настоящая музыка! По-видимому, они пришли издалека. Один из них обращался даже к женщинам и детям с одним неизменным вопросом: 'Где Царь иудеев?' Никто не понимал, чего они хотят. Так проходили они, говоря: 'Мы видели Его звезду на востоке и пришли поклониться Ему'. В воротах они обратились с тем же вопросом к римлянину. Он же, понимая не более простонародья, направил их к Ироду.
– Где же они теперь?
– В канне. Множество народу идет посмотреть на них.
– А кто они?
– Никто не знает. Говорят, что это персидские мудрецы-гадатели по звездам, а может быть, пророки вроде Илии и Иеремии.
– Кого же они разумеют Царем иудеев?
– Христа. Он будто бы только что родился.
Одна из женщин засмеялась:
– Если я Его увижу, я уверую в Него.
Другая последовала ее примеру:
– И я также, – сказала она, – если увижу, что Он воскрешает мертвых, уверую.
Третья спокойно заметила:
– Давно уже предвещали Его пришествие. Для меня достаточно было бы увидеть, что Он исцелил хотя бы одного прокаженного.
Так в разговорах они просидели до самого наступления ночи, когда холодный воздух разогнал их по домам.
Вечером во дворце на Сионской горе состоялось собрание приблизительно пятидесяти лиц, никогда не собиравшихся иначе как по приказу Ирода, и то когда последнему требовались разъяснения каких-либо запутанных мест еврейской истории и права. Короче, это было собрание наиболее известных своей ученостью учителей и первосвященников, спокойных и мягкоречивых философов-стоиков, социалистов ессеев, саддукеев и фарисеев. Собрание состоялось в одном из внутренних залов дворца, украшенном в римском стиле. Мозаичный пол был выложен мраморными плитами в виде шахматной доски, стены без окон украшали фрески с панелями шафранно-желтого цвета. Диван с подушками занимал середину комнаты и имел форму буквы U, обращенной раскрытым концом ко входной двери. В излучине дивана помещался большой бронзовый треножник изящной работы с инкрустацией из золота и серебра, над ним с потолка спускалась люстра с семью светильниками.
На диване сидели люди, по большей части почтенных лет. Бороды обрамляли их лица с крупными носами, большие черные глаза были резко оттенены черными бровями. Держали они себя с достоинством, подобно патриархам. Словом, это было заседание синедриона.
Человек, сидевший перед треножником во главе дивана, имея по обеим сторонам остальных присутствующих, был, очевидно, главой собрания и потому наиболее заслуживает внимания читателя.
Он был высокого роста, но страшно сморщенный и сгорбившийся. Его белое платье складками спадало с плеч, не обнаруживая никаких намеков на мускулы. Руки, наполовину скрытые шелковыми рукавами, покоились на коленях. Когда он говорил, большой палец правой руки по временам конвульсивно вздрагивал, и казалось, что это было единственное движение, на которое он способен. Но голова его была великолепна. Редкие волосы, как тонкие серебряные нити, обрамляли его затылок; на широком, совершенно обнаженном черепе кожа была ослепительна: виски глубоко впали, отчего лоб резче выступал вперед, словно неприступная скала; глаза были бесцветны и тусклы; нос приплюснут; вся нижняя часть лица закрыта длинной почтенной бородой, как у Аарона. Таков был вавилонянин Гиллель! В Израиле ученые давно сменили пророков, он же считался первым по своей учености во всем, кроме божественного откровения. Хотя ему было уже 106 лет, он все еще состоял главой большого училища.
Шли дебаты, но в описываемый момент собрание уже пришло к решению, и каждому, по-видимому, хотелось отдохнуть. Почтенный Гиллель позвал юного слугу.
– Поди скажи царю, мы готовы дать ему ответ.
Мальчик поспешно удалился.
Спустя некоторое время в помещение вошли два офицера и встали по обе стороны дверей. За ними
