оружием он достиг совершенства, но война имеет свои высшие задачи, и желающий успешно действовать на этом поприще не должен ограничиваться только умением колоть копьем и защищаться щитом – в сражении высшая задача полководца заключается в том, чтобы сплотить всех людей воедино и самому стать этим одним: истинный полководец как бы воин, вооруженный армией. Строя в своей жизни такие планы, Иуда думал также осуществить свою мечту – отомстить и за личные оскорбления, чего верней всего можно было достичь путем войны.
Теперь легко понять то чувство, с каким он слушал Валтасара. Рассказ затронул в нем самые чувствительные струны. Его сердце сильно билось, еще сильней забилось оно, когда он заметил, что уже нимало не сомневается ни в правдивости рассказанного, ни в том, что так чудесно обретенный младенец действительно Мессия.
Удивляясь тому, что Израиль остается глух к подобному откровению, а также тому, что сам он об этом до сих пор ничего не слышал, он задал себе самый существенный вопрос: 'Для чего ниспослан младенец?' Извиняясь за то, что прерывает рассказ, Бен-Гур начал выведывать, какого мнения сам Валтасар на этот счет. Тот не заставил себя долго просить.
16. Искупитель душ
Если бы я знал, где находится Мессия, – сказал Валтасар по обыкновению просто, серьезно и искренно, – я сейчас же отправился бы к Нему! Ни моря, ни горы не остановили бы меня.
– Так ты пытался найти Его? – спросил Бен-Гур.
– Первым делом с моей стороны, после того, как я покинул убежище, которым пользовался в пустыне, – Валтасар с благодарностью взглянул на Ильдерима, – было узнать, что сталось с младенцем. Но прошел целый год, а я не осмеливался возвратиться в Иудею, так как Ирод, находивший удовольствие в кровопролитии, все еще удерживал за собой престол. В Египте после моего возвращения несколько друзей уверовали в то чудесное, что я рассказал им о виденном и слышанном мной. Одни из них вместе со мной радовались рождению Спасителя, другие всегда были готовы слушать повествование о Нем. Некоторые из моих друзей по моей просьбе начали разыскивать младенца. Сперва они направились в Вифлеем и нашли там канну и пещеру, но управляющего, который сидел у ворот в ночь рождения, в ту ночь, когда мы шли за звездой, уже не было: царь сменил его, и с тех пор его более не видели.
– Нашли же они какие-нибудь следы? – с жаром воскликнул Бен-Гур.
– Да, следы, запечатленные кровью, – стонущую деревню и матерей, еще оплакивающих своих детей. Тебе должно быть известно, что Ирод, услышав о нашем бегстве, послал убить всех младенцев в Вифлееме. Не спасся ни один. Вера моих посланников утвердилась, но они вернулись ко мне, говоря, что младенец умер, убитый вместе с другими.
– Умер! – воскликнул в ужасе Иуда. – Умер, говоришь ты?!
– Нет, сын мой, я этого не говорю. Я сказал, что они, мои друзья, сказали мне, что младенец умер. Я не верил тогда этому слуху, не верю ему и теперь.
– Значит, у тебя на этот счет есть какие-нибудь указания?
– Вовсе нет, вовсе нет, – сказал Валтасар, опуская глаза. – Святой Дух сопровождал нас только до младенца. Когда мы вышли из пещеры, взглянув на дитя и отдав Ему дары, то сейчас же обратили свои взоры на звезду, но она исчезла, и мы поняли, что теперь предоставлены самим себе. Последнее внушение Бога, последнее, какое я помню, направило нас ради нашей безопасности к Ильдериму.
– Да, – сказал шейх, нервно перебирая пальцами бороду. – Вы сказали, что посланы ко мне Духом Святым, я это помню.
– Я не имею никаких указаний, – продолжал Валтасар, заметив уныние Бен-Гура, – но, мой сын, я много думал, думал целые годы, вдохновляемый верой, которая, уверяю тебя, призывая в свидетели Бога, во мне теперь так же сильна, как и в тот час, когда я услышал голос Духа Святого. Если хочешь послушать, я расскажу тебе, почему я верую в то, что младенец жив.
Ильдерим и Бен-Гур взглядом выразили свое согласие, и, казалось, напрягли все свое внимание, приготовясь слушать Валтасара. Их внимание разделяли и слуги, которые подошли ближе к дивану и внимали рассказу. В палатке водворилась глубокая тишина.
– Мы трое веруем в Бога.
Произнося эти слова, Валтасар склонил голову.
– И Он есть истина, – торжественно продолжал он. – Его слово – Бог. Холмы могут превратиться в прах, южные ветры могут высушить моря, но слово Его останется неизменным, потому что оно – истина. Его слова, обращенные ко мне на озере, были: 'Благословен ты, сын Мизраима! Искупление наступает. С двумя другими людьми из отдаленных мест земли ты узришь Спасителя!' Я видел Спасителя – да будет благословенно Его имя! Но искупление, составляющее вторую часть обетования, еще должно наступить. Видишь ли, если младенец умер, то Того, Кому надлежит совершить искупление, не существует. Весь мир может превратиться в ничто, но как допустить то же по отношению к Божьему слову? По крайней мере, я не могу допустить этого.
Он поднял в ужасе обе руки.
– Искупление – дело, совершить которое родился младенец, и так как обетование остается в силе, то смерть не может оторвать Его от дела, пока оно не исполнено Им или, по крайней мере, пока Им не указан путь к его выполнению. Вот вам одно из оснований моей веры. Слушайте дальше.
Добрый человек остановился.
– Не хочешь ли выпить вина? Оно около тебя, – сказал почтительно Ильдерим.
Валтасар выпил и, подкрепившись, продолжал:
– Я видел, что Спаситель родился. По природе своей он подобен нам и подвержен нашим немощам, даже смерти. Примите это во внимание. Затем вы увидите, что дело Его – подвиг, для выполнения которого нужен муж мудрый, сильный, осторожный – муж, а не младенец. Чтобы стать таким мужем, младенец должен вырасти, как росли и мы. Подумайте теперь о тех опасностях, каким должна подвергнуться Его жизнь в долгий период времени от детства до зрелого возраста. Существующие власти – Его враги, Ирод – Его враг, а как отнесся бы к Нему Рим? Дабы Израиль не принял Его, надлежало во что бы то ни стало уничтожить младенца. Понимаете ли вы теперь, что самым лучшим способом спасти жизнь младенца в то время было скрывать Его. Вот почему я говорю себе в своей несокрушимой вере, которую ничто не поколебало: 'Он не умер, но мы потеряли Его следы'. Его дело осталось невыполненным, и Он появился снова. Вы видите теперь основания моей веры. Разве их недостаточно?
Глаза Ильдерима сочувственно заблистали. Бен-Гур, выходя из своего уныния, сказал:
– Я по крайней мере не могу их отвергнуть, но, пожалуйста, продолжай.
– Хорошо, – начал он спокойно, – видя убедительность этих оснований, более того, видя, что воля Божья участвует в сокрытии младенца, я вооружился терпением и с верой стал ждать. – Он поднял свои глаза, полные святого упования, и рассеянно заключил:
– Я и теперь дожидаюсь. Он живет, скрывая Свою великую тайну. Что из того, что я не могу отправиться к Нему или указать холм или долину, где Он пребывает. Он живет, может, как цветок, может, как уже зреющий плод, но благодаря вере в обетование и в разум Божий я знаю, что Он жив.
Благоговейный трепет овладел Бен-Гуром, его сомнения исчезли.
– Как ты думаешь, где Он? – спросил юноша тихо и нерешительно, как бы чувствуя на своих устах тяжесть священной тайны.
Валтасар ласково взглянул на него и ответил, не совсем еще освободившись от своей задумчивости:
– В моем доме у Нила, расположенном так близко к реке, что проплывающие мимо в лодках видят его отражение в воде, – в этом доме несколько недель тому назад я сидел и размышлял. Муж в тридцать лет, – говорил я себе, – уже должен возделать свое жизненное поле и как следует насадить его, потому что затем наступает зрелый период лета, едва достаточный для созревания посева. Младенцу, – продолжал я думать, – теперь уже двадцать семь: время для Его посева уже близко. И я задал себе тот же вопрос, сын мой, с каким ты обращаешься теперь ко мне, и ответил на него тем, что пришел сюда, на землю, которую твои
