Рэй задним ходом

Не в силах больше выносить все это, он мягко отстранил Дженнифер, осторожно откинул покрывала, стараясь не оголить ее тело, и стал одеваться. Он предлагал ей сделать то же самое. И она тоже оделась. Он вез ее домой в гробовом молчании. Он видел, что она хочет сказать что-то, но не решается. Почти всю дорогу она печально трясла головой и смотрела в боковое окно. Когда они приехали, Рэй не открыл перед ней дверцу и не проводил до порога. Он не мог. Он просто сказал: «Спокойной ночи, Дженнифер, спокойной ночи», – полагая в тy минуту, что это его последние слова, обращенные к ней, самые последние.

Рэй даже не предполагал, что Питер Бойлан живет совсем рядом, в какой-нибудь миле от него; и поскольку не ожидалось ни дождя, ни ветра, ни иного рода ненастья, он решил пройтись пешком. Он уложил часть своей коллекции в кейс и вышел из дома с наступлением сумерек, любуясь угасающим светом солнца над горизонтом. Разумеется, он взял с собой коробочку пуговиц Филипа Хартли – точно таких, какие искал Бойлан. Хотя и очень редкие, они попали к нему в руки совершенно случайно два года назад, когда бывший служащий Стрикленда нашел их на чердаке своей бабушки и подарил Рэю на день рождения. Настоящие чудеса, думал Рэй; сначала коробка пуговиц Филипа Хартли, потом звонок Питера Бойлана. Уму непостижимо! Порой жизнь бывает прекрасна и удивительна.

Дом он отыскал без труда, но при виде него усомнился, по правильному ли адресу пришел. Скромный коттеджик, во всех отношениях заурядный, расположенный в конце самой заурядной улицы. Трава у Бойлана во дворе была подстрижена не так аккуратно, как у соседа, но больше ничего не указывало на то, что здесь живет художник. Рэй ожидал увидеть скульптуру или что-нибудь более эксцентричное.

Он коротко постучал, и дверь почти сразу открылась.

– Рэй! – сказал Питер. – Входите, входите. Вижу, вы принесли пуговицы. Замечательно, просто замечательно. Располагайтесь, а я сейчас принесу выпить.

Внутри дом производил примерно такое же впечатление, как снаружи. Там царили полумрак и беспорядок, но беспорядок художественный. Умышленный и стратегически важный. Столы были заставлены подсвечниками, маленькими старинными статуэтками и прочими безделушками. А также многочисленными тотемами (Рэй не знал, как еще назвать их) с резными изображениями ангелов или просто людей. На стенах висели картины, но Рэй не увидел ни одной, написанной самим Бойланом. В целом дом производил именно такое впечатление, какое должен производить дом знаменитого художника. Рэй остался доволен.

– С момента нашей встречи я не могу думать ни о чем, кроме Филипа Хартли, – сказал Питер, протягивая Рэю бокал с каким-то напитком. – И вас, разумеется.

– Очень приятно, – сказал Рэй.

– Это мартини, к слову сказать. Больше у меня ничего нет. Надеюсь, вы не возражаете.

– Ни в коем случае. – Рэй пригубил бокал. Питер был одет почти так же, как в день знакомства. Если Рэй не ошибался, точно так же, как в день знакомства, – вплоть до мокасин, которые он сбросил, когда опустился в глубокое кресло. Рэй присел на диван и уставился на носки Питера.

– Я нашел своего Филипа Хартли, – сказал он после непродолжительной паузы, поднимая глаза. – Можете не беспокоиться.

– Я не беспокоился, – с улыбкой сказал Питер. У него было темное лицо, но совершенно ослепительная улыбка, при виде которой невольно возникало желание улыбнуться тоже. – Пуговица потерялась год назад… Я объездил буквально весь мир – ие в поисках пуговицы, конечно, а по работе. В Париже, Сингапуре, повсюду я спрашивал о пуговице, но никто не мог мне помочь. И вот я возвращаюсь в город, где живу уже полгода, и нахожу вас – прямо как в сказке. Возможно, это и есть сказка. – Гм… – Рэй тоже сбросил туфли. Казалось, ноги сами проявили инициативу: одна уперлась носком в пятку другой, стягивая туфлю, потом вторая проделала то же самое. – Весь мир, – запоздало повторил он ни к селу ни к городу. – Столько хлопот из-за какой-то пуговицы, – сказал Питер. – Но эту куртку подарил мне отец, незадолго до смерти. Я более сентиментален, чем мне хотелось бы, а когда дело касается отца, я становлюсь просто невыносимым.

– Я знаю, – сказал Рэй.

– Знаете?

– Ну то есть понимаю.

Рэй рассказал, какую роль сыграла его мать в истории с пуговицами и почему. Сказал, что до сих пор хранит детские рубашки с пятнышками крови у прорех, которые она пыталась зашить. Что сама коллекция является в своем роде свидетельством материнской любви и памятью о детстве. Он вдруг осознал, что никогда раньше не говорил так о своей матери.

– Удивительно, как все сошлось, – задумчиво проговорил Питер. – Мой отец подарил мне куртку, ваша мать отдала вам пуговицы. И мы встретились. Словно наши родители говорили: «Питер, я хочу, чтобы ты встретился с Рэем. Рэй, я хочу, чтобы ты встретился с Питером. А теперь бегите играйте».

Питер чуть подался вперед, словно собираясь вскочить с места и действительно побежать играть, как маленький мальчик. Рэй тоже невольно подался вперед, но тут же спохватился и откинулся на спинку дивана, улыбаясь и заливаясь краской.

– Хотите взглянуть на мои пуговицы, Питер? – спросил он.

– Да, Рэй. Очень.

Он подался поближе к Рэю, и Рэй стал показывать свою коллекцию.

В тот вечер он не видел Дженнифер Мьюборн за окном. Не видел круглого белого лица, прильнувшего к одному из нижних стекол. Но в какой-то миг Рэю показалось, будто оно возникло вдруг на периферии зрения, и он вздрогнул. Доставая из кейса пуговицы Филипа Хартли, он резко повернул голову влево, обмирая от ужаса, и глубоко, очень глубоко вздохнул, когда лицо Дженнифер исчезло. Мартини, как он и опасался, ударило в голову.

– Все в порядке, Рэй? – Питер положил ладонь ему на плечо и на мгновение задержал там.

– Да, все в полном порядке. – Он чувствовал приятную тяжесть руки на своем плече. – Мне показалось… но нет, ничего такого.

– Выпьете еще мартини?

– Наверное, не стоит, – сказал Рэй.

– Так «да» или «нет»?

– Спасибо, – сказал Рэй, отдавая бокал Питеру.

Когда Питер вышел из комнаты, Рэй украдкой взглянул на окно: никого. Просто игра света и тени, подумал он. Или плод воображения, служащий наглядным подтверждением того, насколько Дженнифер Мьюборн отличается от человека, с которым он сейчас разговаривает, и насколько доверительнее он относится к нему, чем к ней. Хотя они с Дженнифер были знакомы уже почти два года, по мнению Рэя, их знакомство носило случайный и поверхностный характер – так человек знает название улицы, по которой часто проходит. Конечно, его влекло к ней. Почему бы и нет? Она привлекательная женщина. Одно время он даже задавался вопросом, а не получится ли у них что-нибудь когда-нибудь. Но потом они начали «встречаться», и в конечном счете он потерпел Фиаско. Просто не суждено. Они знали свои роли и играли их: я мужчина, ты женщина. Мы разговариваем и смеемся, и между нами возникает близость, которая приводит к предопределенному судьбой фиаско. Рэй по-настоящему не участвовал в таких вот «встречах». Но делал вид, будто участвует, – обычная история, не правда ли?

Сегодня он не чувствовал необходимости притворяться. Хотя он общался с Питером в общей сложности пару часов, ему казалось, будто они знали друг друга всю жизнь. С ним Рэй чувствовал себя свободно – не то что с Дженнифер. Он был художником, он был мужчиной. Он интересовался пуговицами Рэя.

– За Филипа Хартли, – сказал Питер, вручая Рэю бокал. – И за всех Филипов Хартли.

– Да, да, тост! – воскликнул Рэй.

Они чокнулись и выпили. Мартини оказался замечательным напитком: он горячил и остужал одновременно. Две зеленые оливки с глухим стуком перекатывались на дне бокала. – А теперь, Питер… – сказал Рэй, чувствуя себя довольно глупо. – Закройте глаза.

Тот без малейшего колебания подчинился. Рэй еще раз взглянул на окно и, никого там не увидев, впился долгим взглядом в лицо Питера. Потом прочистил горло и сказал: – Теперь можете открыть.

Питер открыл глаза и увидел свою пуговицу, лежащую на протянутой ладони Рэя, – именно такую, какая подходила к потрепанной куртке. Питер завороженно смотрел на нее, охваченный благоговением, а потом