святошу».
Защищая свой интерес к так называемым чудесам, доктор Каррель оправдывался перед прессой: «Эти экстраординарные явления представляют огромный интерес с точки зрения как биологии, так и религии. Таким образом, любую кампанию против чудес в Лурде я расцениваю как необоснованную и направленную против прогресса в одном из важнейших аспектов медицинской науки».
Перечитывая сведения обо всех этих противоречиях много лет спустя, Клейнберг начал понимать, что Каррель не мог составить однозначного мнения об исцелениях в Лурде, а потому вызвал у священнослужителей не меньший гнев, чем у научного сообщества. К примеру, Каррель был недоволен работой Медицинского бюро: «На столе при осмотрах лежат четки, а не медицинские инструменты». В той же мере ему не нравился один из предшественников доктора Берье — доктор Буассари, который публиковал бестселлеры, где описывал собственные расследования исцелений. «Он написал эти работы так, будто является священником, а не врачом, — сетовал Каррель, — и занимается не столько научными наблюдениями, сколько благочестивыми рассуждениями. Строгий анализ и точные выводы оказались для него излишним трудом».
Но неожиданное, если не сказать чудесное, излечение французской девочки Мари Байи вынудило его забыть о большинстве скептических оговорок. Каррель попытался отстоять увиденное перед научными кругами: «Во избежание шока как у верующих, так и неверующих не станем обсуждать вопрос веры. Ограничимся лишь признанием того, что не имеет особого значения, страдала ли Бернадетта истерией, сочинила ли миф или просто сошла с ума… Единственное, что действительно стоит сделать, так это взглянуть на факты. Они поддаются научному исследованию и существуют в области, выходящей далеко за пределы метафизической интерпретации… Естественно, наука должна непрерывно оставаться начеку в отношении шарлатанства и легковерия. Но долг науки заключается и в том, чтобы не отрицать факты лишь потому, что они кажутся сверхъестественными, или потому, что им невозможно дать научное объяснение».
Эти слова принадлежали человеку, который стал поистине гигантом в Рокфеллеровском институте медицинских исследований, получил в 1912 году Нобелевскую премию за сшивание кровеносных сосудов и экспериментировал в 1935 году с искусственным сердцем, сконструированным Чарлзом Линдбергом[26].
Сидя в тиши кабинета доктора Берье, Клейнберг закрыл глаза. «Не отрицать факты лишь потому, что они кажутся сверхъестественными». Что ж, неплохо сказал доктор Каррель. Клейнбергу сразу полегчало. Его стали меньше волновать чудеса, выставленные напоказ в приемной, а также собственное присутствие в месте, которое облюбовала для себя Дева Мария и где ему предстояло удостоверить факт чудесного исцеления Эдит Мур.
Клейнберг увидел, как поворачивается дверная ручка, и тут же вскочил со стула. В кабинет с озабоченным видом ввалился пожилой мужчина с квадратной фигурой.
— Доктор Клейнберг? — осведомился мужчина, одновременно стискивая ему руку. — Я доктор Берье, рад видеть вас у себя. Прошу прощения за опоздание, но бюрократические штучки иногда отнимают больше времени, чем медицина.
— Не стоит извинений, — как можно дружелюбнее произнес доктор Клейнберг. — Мне доставляет истинное удовольствие побывать здесь у вас.
— Вы садитесь, садитесь, пожалуйста, — предложил доктор Берье.
Он подошел к своему столу и принялся стоя изучать оставленные записки.
Клейнберг снова сел и подождал, пока глава Медицинского бюро прочитает свои бумажки, отодвинет их на край стола и опустится на крутящийся стульчик.
— Рад, что вы все-таки выбрались к нам, — проговорил доктор Берье, — при вашей-то занятости.
— Да и для меня это удовольствие, как я уже говорил.
— Вы в Лурде впервые?
— Боюсь, что да.
— Что ж, сегодняшний осмотр госпожи Мур не должен занять слишком много времени, так что у вас будет возможность посмотреть здешние места. Вы вообще что-нибудь знаете о Лурде?
— Очень немного, на обывательском уровне, — заскромничал Клейнберг. — Прочитал несколько статей. Ну и конечно, отчет Международного комитета по истории болезни миссис Мур. Читал также мемуары доктора Алексиса Карреля, который описал свой визит сюда.
— А-а, бедный Каррель, — выдавил доктор Берье с принужденной улыбкой. — Уехав отсюда, он до конца своей жизни колебался между верой и неверием относительно того, что увидел здесь.
— Не столь уж удивительно для деятеля науки.
— А вот для меня сочетать религию и науку никогда не было проблемой, — заявил Берье. — И у Пастера с этим проблем не было. И у Эйнштейна. Кстати, — он аккуратно сложил руки на письменном столе, — поскольку у нас есть время до прихода госпожи Мур, я чуть-чуть злоупотреблю вашим терпением и расскажу, как мы тут работаем. В медицинском, то есть научном плане. Чтобы вы свободнее себя чувствовали.
— С удовольствием послушаю.
— Сначала основные сведения о процессе, в котором вы принимаете участие, — о процессе удостоверения фактов исцеления, — начал доктор Берье. — Вы знакомы с этим процессом?
— Лишь в общих чертах, — ответил Клейнберг. — Было бы интересно расширить познания.
— Вот и прекрасно. Тогда — коротко о том, почему мы пригласили вас ознакомиться с Эдит Мур и ее внезапным исцелением.
— Чудесным исцелением, — дружелюбно улыбнулся Клейнберг краешком рта.
Глазки доктора Берье, почти утонувшие в пухлых щеках, впились в гостя. Тон его превратился из дружеского в наставительный:
— Моя работа здесь заключается не в том, чтобы квалифицировать исцеления в Лурде как чудесные. Будучи врачом, я могу расценить такой случай просто как необычный. Это уж церкви решать, имеет ли тут место божественное вмешательство, знак от Господа, так сказать. Наши врачи только свидетельствуют, что тому или иному выздоровлению нет научного объяснения. А наши священнослужители подтверждают, что объяснением может служить акт Всевышнего. Таковы основные правила деятельности нашего Медицинского бюро.
— Понимаю.
— Между прочим, церковь куда скупее на признание чудес, чем врачи. Со времен Бернадетты до наших дней лишь менее семидесяти случаев исцеления были названы церковью воистину чудесными. Наши врачи с большей легкостью объявляют исцеления необычными даже после тщательного обследования. К настоящему времени зарегистрировано примерно пять тысяч случаев выздоровления, которые подпадают под эту категорию. Загадочных исцелений примерно в шестьдесят раз больше, чем чудес. Понимаете? Почему все эти случаи не были признаны чудом, я сказать не берусь. У священства свои стандарты. С тысяча восемьсот пятьдесят восьмого года в Лурд приезжают многие миллионы людей. Но большинство из них — это паломники, ищущие душевного успокоения, или туристы, стремящиеся удовлетворить свое любопытство. Настоящих инвалидов явное меньшинство. Существует статистика: на каждые пятьсот приезжающих пациентов приходится одно исцеление. А чудеса случаются еще реже: одно на тридцать тысяч больных, которые лично являются сюда.
Слушая его, Клейнберг осознал, что голос доктора Берье постепенно стал монотонным, потерял эмоциональную окраску. Как видно, эта лекция читалась далеко не в первый раз.
— Перейдем к критериям исцеления, — продолжил лектор. — Заболевание должно быть серьезным, неизбежным, неизлечимым. Оно также должно быть органическим, а не функциональным. Органическое заболевание подразумевает поражение на органическом уровне, в то время как функциональное…
Доктор Клейнберг, которого эта манера начала понемногу раздражать, решил, что пора прервать лекцию. С ним разговаривали не как с коллегой-медиком, а как с человеком с улицы.
— Я знаком с вашими критериями, доктор, — подал он голос.
Преграда, выросшая на пути словесного потока, вызвала у доктора Берье некоторое замешательство. Он даже начал слегка заикаться:
— Ах, да-да, конечно… Ну как же… В общем… У госпожи Мур саркома бедра — это, естественно,
