Это не её вина, это — желание Богини. И ты знаешь это так же хорошо, как и я.
Рорик постепенно ослабил свою хватку, его пальцы ласковым движением обвели очертания её подбородка. На её груди и руках от этой неожиданной нежности даже мурашки выступили.
— Это не меняет того факта, что она здесь, — он опустил руку и сделал шаг назад. — И может означать только одни проблемы.
Взбешённая его отношением, она огрызнулась.
— Эй,
Выражение мучительного страдания промелькнуло на его лице, но оно исчезло так быстро, что она сказала себе, что должно быть вообразила это. Он круто развернулся и покинул комнату, оставив её в состоянии мрачного уныния.
— У него слишком многое на душе. — Кирс взял её за руку и повёл к кровати. — Иди, поешь. А потом сможешь искупаться и одеться. Тебе станет гораздо легче.
Каким бы беззаботным и непринуждённым он ни пытался выглядеть, Огюстина видела признаки нервного напряжения на лице Кирса и в том, как он держался. Решив, что на сытый желудок, чистая, и одетая во что-нибудь более существенное, чем простыня, она сможет рассуждать эффективнее, Огюстина позволила Кирсу подвести себя к кровати.
Он поднял поднос и расположил его у неё на коленях.
— Я не был уверен, чего бы ты захотела, так что не стал мудрить.
Огюстина опустила глаза на поднос, нагруженный фруктами, хлебом и ещё чем-то, похожим на светло-желтый сыр. Ради неё он так хлопотал.
Тогда она посмотрела на него. Действительно, по-настоящему посмотрела. Он был гораздо менее вспыльчивым, чем Рорик. Надёжным. Карие глаза мужчины светились душевностью и были очень выразительны. Его чуткость проявлялась в том, как волновался о ней, заботился. Он был из тех, кто всегда подумает о пище, ванне и об одежде. По натуре своей Кирс был опекуном. И он был невероятно хорош собой. Или, как сказали бы её студенты — «клёвый».
— Это всё происходит на самом деле, да? — Почему-то было проще признать это перед Кирсом, нежели перед его кузеном. — Все эти сны, всё, что я узнала о вас за прошедшие два месяца… — она напряжённо сглотнула, бросив быстрый взгляд на кровать. — …Секс. Всё было по-настоящему. Это правда?
До её понимания постепенно дошла реальность ситуации. Она закусила губу, чтобы удержаться и не закричать. Потребовались все её силы, чтобы остаться сидеть, а не вылететь с воплями из комнаты. Но куда бы она пошла? Должно быть что-то, что она могла предпринять. Какой-то выход, какой-то способ вернуться домой. У неё было хорошо развитое мышление — значит, надо успокоиться и воспользоваться им.
Кирс запустил руку в свои волосы, растрёпывая пряди из-под ремешка, который удерживал их на затылке.
— Да. — Он присел рядом с ней и взял её руку в свою. Это была сильная рука, и очень нежная. — Эти грёзы действительно происходили на самом деле, но, — как бы сказать, — в пространстве вне времени. Я не могу правильно объяснить этого. Но я знаю тебя, Огюстина. Я знаю твои надежды и страхи. Знаю, что ты гордишься своей профессией и чего ты достигла. Знаю, что ты сильна и независима. — Уголки его рта поползли вверх. — Возможно, — даже слишком сильна и независима.
Прежде, чем она успела ощетиниться, Кирс продолжил.
— Но именно это делает тебя той, кто ты есть. — Он поднёс ее пальцы к губам и перецеловал их кончики. Живот Огюстины сжался, когда мужчина сомкнул губы вокруг её мизинца, втянул его в рот и пососал. Выпуская его, он дразняще провёл зубами по коже. — Ты особенная, Огюстина. Ты даже понятия не имеешь, насколько.
Она не была уверена ни в том, что ей хочется расспрашивать об этом, ни в том, что хочет знать, что именно это означало. Но она никогда не была трусихой.
— Что ты подразумеваешь, говоря, что я
Кирс поднялся, убрал поднос с её коленей и поставил его на кровать рядом с ней.
— Здесь есть кое-кто, кто сможет объяснить это лучше, чем я. Кто-то, кто понимает, что тебе приходится испытывать. — Он направился к двери. — Постарайся съесть что-нибудь.
Выйдя из комнаты, Кирс кого-то позвал. Огюстина напряжённо ждала, её живот от неизвестного предчувствия скрутило узлом. Попытайся она сейчас что-нибудь съесть, обязательно подавилась бы. Она знала, что не сможет затолкать в себя ни куска, пока не выяснит своё положение.
В дверях появилась знакомая фигура. Огюстина поморгала, не в силах поверить глазам.
— Теперь я знаю, что лежу в больнице, в коме. — Она нахмурилась. — А может, я уже умерла?
— Ты не в коме, и уж, разумеется, не умерла. — Гостья улыбнулась, поспешно проходя вперёд. — Добро пожаловать в Т'ар Таль, Огюстина.
Огюстина вскочила на ноги как раз вовремя, чтобы угодить в крепкие объятия. Она изумлённо смотрела на подругу, которая пропала без вести больше четырех лет назад.
— Оливия?!
Огюстине потребовалось некоторое время, чтобы оправиться от полученного шока: увидеть подругу впервые за столь долгие годы! Обе, плача и смеясь, что-то говорили, перебивая друг друга. Наконец, они устроились на кровати, и Огюстина осторожно, чтобы не размотать свою самодельную тогу, вытерла глаза уголком простыни.
— Ничего не понимаю. Как ты очутилась здесь?
Оливия уселась на кровати, поджав под себя ноги, и подвернула под них юбку.
— Да, в общем-то, почти так же, как и ты, за исключением того, что меня сюда принесли браслеты. А ты, должно быть, использовала ожерелье.
Пальцы Огюстина взметнулись к шее.
— Твоё ожерелье. Я держала его в руке, когда это случилось.
Подруга залезла в карман своей юбки и протянула ей торквес.
— Я нашла это в храме на полу. Ты, должно быть, уронила его после перемещения.
Огюстина неохотно взяла ожерелье, ладонь ощутила его тяжесть. Ненадолго сжав его пальцами, она протянула его Оливии назад.
— Возьми, оно твоё.
— Нет, — покачала головой женщина. — С того момента, как ты прибыла сюда, у тебя, по сути, меньше двух дней, чтобы принять решение. Если ты предпочтёшь вернуться домой, ожерелье понадобится, чтобы доставить тебя обратно.
— Что ты подразумеваешь под
— Через два дня луна выйдет из фазы полнолуния и максимальной силы, и ты рискуешь застрять здесь навсегда, — сочувственно улыбнулась подруга. — Я сама ещё толком не поняла всё это. Возможно, у тебя может оказаться дар стать жрицей Богини. Или же ожерелье привело тебя сюда по какой-то другой причине. В настоящее время Богиня необычайно безмолвна. Если бы ты стала жрицей, то со временем смогла бы научиться управлять энергией аметистов, заключённых в драгоценностях, и обрела возможность использовать её для путешествий во времени. Я всё ещё работаю над этим.
— Ты всё ещё работаешь над этим, — пробормотала Огюстина. — Ты хочешь сказать, что не была захвачена здесь против воли?
Она не могла предположить никакой другой причины, по которой её подруга могла здесь остаться. Оливия стояла на пороге уникального археологического открытия. Такого, которое создало бы ей и репутацию, и карьеру.
— Нет, я не была здесь захвачена, — мягко улыбнулась Оливия. — Я сама захотела остаться.
Голова у Огюстины пошла кругом.
— Но почему?
Оливия посмотрела на свои руки и вздохнула.