Что случилось потом, было отвратительной и жуткой единственной альтернативой. Майкл и дворецкий сошлись в борьбе не на жизнь, а на смерть.
Флетчера.
Клер не смогла смотреть, но Мик следил, а она следила за его лицом, когда он был свидетелем кровавого побоища.
— Майкл…
— Он делает… — Мик вздрогнул. — Дааа, для похорон от другого парня останется не слишком много.
Она поняла, что все закончилось, когда Мик сделал глубокий вдох и потер лицо.
— Оставайся здесь. Я пойду, посмотрю на… твоего мужчину?
— Да, — ответила она. — Он мой.
Мик свалил к передней двери, и она услышала, как мужчины тихо переговариваются по другую сторону.
— Клер? — позвал Майкл, не заходя в комнату. — Я в порядке, но пойду, приведу себя в порядок, хорошо?
Это не было вопросом, даже, несмотря на то, что он сформулировал его так. Она понимала, что он остается снаружи, поскольку не хочет, чтобы она видела его, но пошло все это подальше.
Она прошла через библиотеку и…
Ну, там было море крови. Но, впечатления, что она принадлежала Майклу, не было, поскольку она покрывала его руки и… рот. Как будто бы он кусал Флетчера. Множество раз.
— Ох, Господи.
Противясь, она взглянула в его глаза. Они были жестокими, серьезными и решительными. Как если бы он сделал то, что должен был сделать. Но в них была и грусть, как если бы он боялся, что она решит, что он чудовище.
Она собралась и направилась к нему.
— Я помогу тебе вымыться.
Искупав Майкла, она принесла ему кое-какую одежду. Оказавшейся полным анекдотом. Хотя Мик был крупным парнем, единственной вещью, даже отдаленно подошедшей ее мужчине, была пара фланелевых пижамных штанов да застегивающаяся на пуговицы сорочка, но даже они были тесны и демонстрировали значительную часть лодыжек и запястий.
Но выглядел он хорошо, влажные волосы, высыхая, завивались на концах, возрождая свои красные и черные цвета.
Мик выделил им симпатичную спальню, в которой, по счастью, было только два окна и толстые портьеры. С надеждой, что они будут достаточной защитой.
Именно Мик задернул собранные занавески.
— Если вам что-нибудь потребуется, вы знаете, где я сплю, — предупредил он. Заколебавшись у двери, он оставил их одних.
Клер сделала глубокий вдох:
— Майкл…
Он перебил ее.
— Ты говорила, что можешь делать все что угодно, пока находишься в положении, верно?
Когда она кивнула, он взглянул на кровать, как будто воображая их там.
— Даже…
Она не сдержала улыбки.
— Да, даже это. Но сначала нам нужно поговорить…
Она оказался на ней в одно мгновение, прижимая ее спиной к двери, грубо водя руками по талии.
— Никаких разговоров, — прорычал он. — Сначала я возьму тебя.
Его рот сомкнулся на ее губах, проникая языком в глубину, после чего раздался звук рвущейся ткани — ее блузка была разодрана и распахнута. Ох, Господи, да… Он целовал Клер, пока у нее совершенно иной причине, нежели беременность, не закружилась голова, и где-то в середине стремительного нападения поднял и уложил ее на кровать. С гладкой пластикой, как будто репетировал свои движения, мужчина дернул свои пижамные штаны вниз, потащил ее сорочку вверх, перекусил боковой шов на ее трусиках, и после этого…
Он был внутри.
Ее тело выгнулось под ним дугой, она резко напряглась, задохнувшись. Она была очень тесной, поскольку была готова только отчасти, но в момент, в который он вошел в нее, она догнала его. Он вжимался сильно и глубоко, но при этом с осторожностью, старинная кровать стонала под усилиями его тела, когда он брал ее.
Его великолепный аромат овладел ее обонянием, и она понимала, о чем он свидетельствует. В дополнение к любви он закреплял свое право требования на нее. Обладание кого-то иного, нежели мужчина-человек, что полностью ее устраивало.
Майкл кончил с долгими содроганиями тела и рычанием, прорвавшим тишину дома. Громкость была такая, что его должен был услышать их хозяин, хотя этот факт обеспокоил Клер недостаточно, чтобы смущаться, когда на нее нахлынул собственный оргазм.
После того, как все закончилось, они остались связанными вместе, сплетенными, только их дыхание тяжело звучало в драгоценные мгновения.
Потом Майкл заговорил:
— Прости меня… моя любимая. — Он отпрянул назад и погладил ее по щеке, нежно целуя в губы. — Боюсь, я несколько… собственник, когда дело касается тебя.
Клер засмеялась.
— Будь таким собственником, каким хочешь. Мне нравится, когда это исходит от тебя.
— Клер… что нам делать с нашим будущим?
— У меня уже все запланировано. Я весьма хороша в стратегии. — Она пропустила пальцы сквозь его роскошные длинные волосы, чьи красные и черные пряди обвились вокруг ее руки и запястья. — Я собираюсь устроить так, будто твоя мать оставила тебе все.
— Как?
— Пока она была жива, практически каждые четыре месяца я переписывала ее завещание. И я собираюсь сделать это в последний раз завтра утром в кабинете Мика.
Да, она нарушила этику профессионального поведения, в которой присягала, когда приносила клятву поверенного. Да, она могла быть лишена права на адвокатскую практику, исключена из корпорации барристеров. Да, она пошла на компромисс со своими личными стандартами. Но, если без особых угрызений совести допущена огромная несправедливость, то порой, чтобы исправить хоть что-нибудь, ты должен замарать ручки. Лидсов больше не осталось, поэтому не было наследников, чтобы опротестовать завещание. Ничего не было оставлено и на благотворительные цели, поэтому предполагаемые миллионы вполне могли стать их миллионами.
Обман, который она совершит, является благим делом.
А тот факт, что Флетчер мертв? Просто облегчит все.
— Она в долгу перед тобой, — сказала Клер. — Твоя мать. Ей необходимо позаботиться о своем сыне, и я собираюсь убедиться, что она так и сделает.
— Ты — мой храбрый воин. — Любовь, сияющая в глазах Майкла, была благословением, непохожим ни на что другое, виденное ею раньше.
— А ты — мое солнышко, — отозвалась она.
Когда они снова поцеловались, у нее было сверхъестественное ощущение, что все получится, даже не смотря на то, что ничто этого не предполагало: женщина-человек, которая никогда не думала, что выйдет замуж и будет иметь семью, потому что слишком упряма для таких вещей. И мужчина-вампир, который
