— Пес?
Когда в ответ ему раздался короткий счастливый лай, стало ясно, что он видит не мираж: сердцем он знал, что это его животное, не нуждаясь в информации, которую предоставляли глаза.
— Каким ветром тебя сюда занесло?
Жесткошерстная собака подошла к нему, хромота лишь немного мешала движению, и Джим вдруг вспомнил тот день, когда встретил пса на стройке.
Где Джим впервые умер.
Там все и началось, не так ли. И он понятия не имел, куда эта дорога его заведет.
Присев на корточки, он от души погладил животное.
— Эдди и Эдриан здесь?
Пыхтение, раздавшееся в ответ, показалось ему своеобразным «нет».
— Ну, я рад, что ты пришел.
Пес уселся на задницу рядом с ногами Джима. Несмотря на то, что создание было меньше него примерно на сто девяносто фунтов и почти на шесть футов, Джиму казалось, что тот его защищал, а не наоборот.
— Ты ведь на самом деле не собака, не так ли.
Повисла тишина. А после — очередное сопение… некий уклончивый ответ.
— Не думаю. Расскажешь, куда направлялся? — Животное чихнуло и покачало головой. — Ладно, не буду лезть не в свое дело.
При этих словах Пес положил ему на ногу лапу.
Джим сел на траву и погладил жесткую, неровную шерсть Пса. Вновь сосредоточившись на ужине, который он мог видеть, но не есть, разговоре, что наблюдал, но не слышал, теплоте, о присутствии которой знал, но не чувствовал, он понял, что все же не был один.
И когда начался дождь, он удивился тому, как много это значило.
Глава 20
Гари Питерс всегда считал, что его имя и фамилия подходили ему как нельзя лучше: в них обоих не было ничего особенного. В стране жили миллионы Гари, как и Питерсов, и его внешность запоминалась не лучше имени. Каким-то образом ему удалось избежать пивного животика, но волосы редели, и теперь, подбираясь к сорока годам, он балансировал на грани облысения. Его лицо было цветом с пюре, глаза — грязно карими, а наличие линии подбородка вообще ставилось под сомнение… казалось, шея тянется от щек до ключицы.
А довершало картину то, что он вечно был в пролете, парнем, которого женщины не замечали на фоне выжатых метросексуалов, спортсменов и богатеньких Ричи.
Вот почему тот факт, что Бритни оперлась о его стол и смотрела на него так… ну, вот
— Прости. — Он покачал головой. — О чем ты говорила?
Она наклонилась… и, Боже правый, эта грудь…
Когда девушка вновь выпрямилась, он знал, что она говорила, но понятия не имел, о чем…
— Извини, телефон. — Гари поднял трубку. — Кодвелловское отделение полиции… приемная. Да. Ага. Да, его зарегистрировали и обработали. Да, конечно… я передам ему, что вы будете утром.
Он сделал кое-какие записи в журнале и вернулся к Бритни. Решившей присесть на угол стола, на который опиралась ранее.
Ее юбка изначально была короткой. Теперь же она стала супермини.
— Эм… что? — сказал он.
— Я спросила, когда у тебя перерыв.
— А, прости. — Бога ради, это словно не расслышать «как тебя зовут?». — Не скоро. Эй, а ты разве не в пять уходишь?
— Застряла с напутанными платежками. — Когда она надула губки, ее и без того пухлая нижняя губа стала напоминать подушку. — Это так несправедливо… мне тут еще, по меньшей мере, час торчать, а уже так поздно.
Он посмотрел на часы. Восемь вечера. Его десятичасовая смена регистрации заключенных и улик только началась, поэтому для него это было рано. С другой стороны, он вернется домой в шесть утра, а ее отдел должен быть здесь в восемь-тридцать.
Она снова наклонилась.
— А правда, что все вещи Кронера здесь?
— То есть наверху, в хранилище улик? Да, они там.
— Ты их видел?
— Кое-что.
— Серьезно?
Было что-то безумно классное в том, как ее глаза немного расширились, а рука поднялась к горлу.
— Они довольно мерзкие, — добавил он, чувствуя, как увеличивается его грудь.
— На… что они похожи?
Ее заминка дала ему понять, что она одновременно хотела и не хотела знать ответ.
— Куски и обрезки… если ты понимаешь.
— Отведешь меня туда? — ее голос понизился до еле слышного шепота.
— В хранилище? А, нет, я не могу. Туда нельзя посторонним.
— Но ты ведь не посторонний.
— И я не хочу потерять работу.
— А кто узнает? — Она наклонилась еще ближе. И Гари уже начал представлять, что если бы он чуть выпрямился, они бы поцеловались.
Боясь выставить себя дураком, он отодвинулся, откатив стул.
— Я никому не расскажу, — прошептала она.
— Не все так просто. Нужно получить пропуск, и там установлены камеры безопасности. Это тебе не комната отдыха.
Он слышал капризность в собственном голосе, и вдруг испытал отвращение к лысеющему, бестолковому себе. Может, поэтому он никогда ни с кем не спал.
— Но ты мог бы провести меня… если бы захотел. — Ее губы завораживали, двигаясь медленно, пока она произносила слова. — Верно? Я знаю, что мог бы, если бы захотел. И я ничего не буду трогать.
Боже, как это странно. Он думал, что придет на работу и займется своими делами, как и всегда. Но вот оно, это… перепутье.
Он проГариПитерсит эту возможность? Или отрастит яйца и
— А знаешь, что? Пойдем.
Гари встал и перепроверил, что ключи висят на ремне… и они, разумеется, были на месте. И кто бы мог подумать, у него была причина подняться на третий этаж. В ночную смену в Главном управлении находилось минимальное количество персонала, поэтому он был ответственен за всех, кто поднимался наверх… и Хикс с Родригезом только что принесли два грамма марихуаны, запечатанных и подписанных.
— О, Боже, — сказала она, спрыгнув со стола. — Правда?
Его грудь снова показалась ему плотной, а не полой.
— Да. Пошли.
Он повесил табличку с надписью «перерыв», сообщавшую людям нажать на кнопку, если им понадобится зарегистрировать человека или какую-либо улику, и открыл для нее дверь.
Когда Бритни прошла мимо, и он уловил запах ее парфюма, Гари почувствовал себя выше, чем до
