отбрасывали резкие тени на кроваво-красные стены и, казалось, двигались заодно с ним.
Добравшись до своей спальни, он открыл дверь. В лицо пахнуло холодом. Зетист принципиально не пользовался ни обогревателем, ни кондиционером, не спал на кровати и игнорировал старинную мебель. Из всех излишеств он признавал только шкаф, где хранил оружие и скромный запас одежды. Ножи и пушки лежали в несгораемом ящике, а четыре рубашки и три пары штанов сиротливо висели среди пустых вешалок, похожих на обглоданные кости.
Скинув одежду, он залез под душ. Живот подводило от голода, но это было привычное состояние. Пересохшее горло и пустой желудок не доставляли хлопот. Если бы еще научиться не спать. И не пить кровь…
Ему страшно хотелось быть чистым. Особенно внутри.
После душа Зет поправил машинкой отросший ежик и побрился. Голый, продрогший, осоловевший после кормления, он подошел к своему лежбищу. Пара сложенных одеял заменяла ему постель. Так не похоже на кровать Беллы. Огромную, белую, с горой подушек и пуховым одеялом.
Он, грешным делом, не раз заваливался туда, пытаясь отыскать запах хозяйки. Зарываясь в мягкие глубины вампир представлял себе, что это ее объятия. С трудом переносивший прикосновения чужих рук, он тайно мечтал, что Белла найдет путь к его телу и приласкает его. И он это стерпит.
Взгляд упал на череп у изголовья. Пустые глазницы, из которых когда-то глядели живые глаза. Зубы, сжимающие тонкую полоску кожи. По обычаю, на ней писали клятву верности усопшему, но на этой не было ни словечка.
Растянувшись на полу, он оказался рядом с мертвой головой, и картины прошлого встали перед глазами. 1802 год…
Раб проснулся от боли. Казалось, все тело разваливается на части. Сначала он не мог понять, что произошло, но потом вспомнил о вчерашнем кошмаре. Несколько часов непрерывных страданий, пока его кости росли, плоть растягивалась, а сам он превращался в нечто огромное.
Шея и запястья горели.
Он открыл глаза. Вдоль высокого потолка тянулись темные линии. На дубовой двери — тоже. Стальные прутья. Его заточили в башню! Но за что? Чем он провинился?
Пленник попытался сесть — увы: ноги и руки были прикованы. Забившись от ужаса, он услышал строгий окрик:
— Не дергайся!
Кузнец сосредоточенно накалывал ему татуировки, черные полосы. На тех местах, откуда обычно пьют кровь.
О, Святая Дева, царица Забвения… нет! Только не это! Когда раб снова дернулся, пытаясь вырваться, мужчина раздраженно заметил:
— Лежи! А то промахнусь, и меня высекут.
— Умоляю, не надо…
Собственный голос показался ему чужим.
— Пощади.
За спиной прозвучал радостный женский смех. Шелестя подолом белого шелкового платья, в камеру вошла Хозяйка. Светлые волосы рассыпались по плечам.
Раб покорно отвел взгляд и обнаружил, что лежит нагой. Краска стыда залила щеки.
— Ты очнулся, — сказала женщина, подходя ближе.
С какой стати она почтила его своим визитом? Простого поваренка, последнего из слуг.
— А ну-ка, посмотри на меня.
Он подчинился, не понимая, зачем его заставляют нарушать правила, и посмотрел ей в глаза.
Их выражение повергло его в изумление. До этого ни одна женщина не удостаивала его своим вниманием, а тут сама Хозяйка смотрела на него с непонятной жадностью.
— Желтые глаза, — прошептала она. — Какая редкость и какая удача.
Протянув руку, женщина погладила его обнаженное бедро. Раб смущенно вздрогнул. Происходящее казалось ему страшно неприличным.
— Какой приятный сюрприз. Человек, подаривший мне тебя, не останется внакладе.
— Госпожа, отпустите меня, пожалуйста. Мне пора на работу.
— О, конечно же, тебе пора за работу…
Ее рука скользнула вверх по бедру. Юноша дернулся, и кузнец выругался сквозь зубы.
— Мой прежний раб крови неосторожно погиб нынешним утром, и тотчас же Бог послал мне тебя. Какая удача! Ты будешь жить в его комнате.
У пленника перехватило дыхание: он знал, о ком идет речь. Пару раз ему доводилось приносить еду этому парню, которого держали взаперти. И иногда из-за толстой двери доносились странные звуки.
Хозяйка учуяла запах страха и наклонилась ближе, упиваясь острым ароматом, который смешивался с запахом ее духов.
— Честно говоря, я вся в нетерпении…
Собравшись уходить, она бросила кузнецу:
— Попробуй только испортить эту дивную шкуру. Одно неловкое движение — и ты в подземелье.
Закончив работу, мастер покинул камеру и унес с собою свечу. Скованный раб остался в темноте.
Вот какую участь приготовила ему судьба. Упасть на самое дно. Стать живой кормушкой, и только Святая Дева знает, чем еще…
Он трясся от страха и отчаяния, когда дверь отворилась и в камеру вошла хозяйка с двумя слугами, известными своей любовью к мужчинам.
— Приведите его в порядок, — приказала она.
Пока те умывали раба и втирали в кожу благовония, женщина металась вокруг, не отрывая глаз от его тела. Несчастный ежился от мужских прикосновений, ожидая самого худшего.
Когда омовение было окончено, тот, что повыше, спросил:
— Прикажете, чтобы мы его разогрели?
— Не нужно: сегодня я займусь этим сама.
Скинув халат, она забралась на стол и оседлала распростертого юношу. Когда она погладила его сокровенную плоть, слуги подошли ближе. Удивленная тем, что его тело не откликается на ласки, она припала к нему ртом. Комната огласилась дикими звуками. Стонами ублажавших себя мужчин, жадными всхлипываниями женщины.
Острая боль стыда и унижения пронзила грудь. По щекам поползли слезы. Раньше его никто не касался. До превращения его тело не было готовым для секса, однако это не мешало мечтать. Но даже в самых дерзких мечтах он не мог представить, что все будет так ужасно.
Вдруг Хозяйка подняла голову и отвесила ему оплеуху.
— Принесите бальзам, — сказала она сквозь зубы. — Эта штуковина отказывается работать.
Слуга вручил ей горшочек.
Чья-то рука коснулась его кожи и начала втирать скользкое снадобье в тело. Низ живота загорелся огнем. Неизвестно откуда возникшая тяжесть потянулась вверх и легла на бедро.
— Вот это да… Святая Дева, — пробормотал слуга.
— Ничего себе размер, — отозвался другой.
— Потрясающе! — с восторгом добавила Хозяйка.
Раб поднял голову. Над животом возвышался налитый кровью тяжелый отросток.
Женщина снова оседлала его бедра. Влажное тепло обхватило плоть. Раб распахнул глаза. Поглотив его своим телом, хозяйка сидела сверху и ритмично раскачивалась.
Мужчины, стоявшие рядом, вновь застонали. Эти утробные звуки становились все громче по мере того, как учащались движения женщины. А потом все трое закричали.
Обессилев, хозяйка повалилась ему на грудь и, тяжело дыша, приказала:
— Держите ему голову.
Слуга положил рабу на лоб тяжелую ладонь и погладил его длинные волосы свободной рукой.
— Мягкие-то какие. Смотрите, они разного цвета.
Женщина уткнулась лицом в шею юноши и прокусила кожу. Тот закричал от боли и от страха. Он
