Черт, он докатился до того, что с удовольствием скурил бы целый, мать его, Дампстер[8], в надежде обрести хоть каплю спокойствия.
Фьюри сосредоточился на рисунке, лежащем на коленях, над которым работал последние полчаса. После быстрого осмотра работы, он мокнул кончик пера в серебряную емкость, балансировавшую на его бедре. Чернила внутри напоминали кровь его врагов с ее плотным, маслянистым блеском. Тем не менее, на бумаге это был глубокий красновато-коричневый цвет, а не отвратительно черный.
Он никогда не использовал бы черный, чтобы изобразить кого-то любимого. Плохая примета.
Кроме того, кровавые чернила были точно такого же цвета, что и красно-коричневые волосы Беллы. Таким образом, это соответствовало его замыслу.
Фьюри тщательно тушевал линию ее идеального носа, тонкие штрихи, похожие на перо птицы, перекрещивались друг с другом, пока густота не стала соответствующей.
Рисование чернилами напоминало саму жизнь: одна ошибка и дальнейшие усилия бесполезны.
Проклятие. Глаз Бэллы получился не очень хорошо.
Изогнув запястье, чтобы не смазать рукой непросохшие чернила, он попытался исправить ошибку, делая кривую нижнего века более угловатой. Линии относительно неплохо ложились на лист хлопковой бумаги.
Но глаз все равно не получался.
Да, не получался, и он должен был знать это, учитывая, сколько раз снова и снова рисовал ее за последние восемь месяцев.
Колдун застыл в деми-плие[9] и оценил рисунок, резюмировав, что тот выглядит просто дерьмово. Рисование беременной шеллан его близнеца. Честное слово.
Да, почему-то у колдуна всегда был британский акцент…
Фьюри сделал затяжку и наклонил голову на бок, проверяя, не поможет ли изменение угла обзора. Нет. Все не то. Еще и волосы… По каким-то причинам он нарисовал Бэллу с длинными темными волосами, собранными в шиньон, с прядкой, щекотавшей ее щеку, хотя она всегда оставляла их распущенными.
Неважно. Она была прекрасна в любом случае. Остальная часть ее лица была выполнена как обычно: контур ресниц, любящий взгляд, сочетающий тепло и преданность, обращен вправо.
Во время еды Зейдист всегда садился справа от нее. Чтобы боевая рука оставалась свободна.
Фьюри никогда не изображал ее смотрящей на него. Зачем? В реальной жизни он и не привлек бы ее взгляд. Она любила его близнеца, и этого не изменить, сколько ни тоскуй.
Рисунок показывал Беллу от шиньона до плеч. Он также никогда не рисовал ее беременный живот. Беременных женщин вообще не изображали ниже груди. Опять-таки, плохая примета. И напоминание о самом большом страхе.
Смерти на родильном ложе были частыми.
Фьюри провел кончиками пальцев вниз по ее лицу, избегая области носа, где чернила все еще сохли. Она была прекрасна, даже с неправильными глазами, другой прической и менее полными губами.
Рисунок был закончен. Самое время начать следующий.
Сдвинувшись к низу бумаги, он начал завиток плюща в изгибе ее плеча. Сначала один лист, затем растущий стебель… наконец больше листьев, завиваясь и утолщаясь, покрывают ее шею, теснятся у ее скул, отгибаются у ее рта, распускаются на ее щеках.
Вернуться к баночке чернил и снова обратиться к рисунку. Плющ обвивает ее. Плющ скрывает следы его пера, пряча его сердце и грех, живущий в нем.
Сложней всего закрыть нос. Фьюри всегда оставлял это на последок, и, когда больше не мог откладывать, его собственные легкие горели так, будто это он не мог дышать.
Когда плющ одержал победу над изображением, Фьюри скомкал рисунок и бросил его через всю спальню в латунную корзину для бумаг.
Какой месяц был сейчас… Август? Да, август. Что означает… Остался еще целый год беременности, при условии, что она доносит. Как большинство женщин, она была на постельном режиме из-за большой опасности преждевременных родов.
Затушив окурок косяка, он потянулся за заготовленным следующим и понял, что выкурил уже оба.
Выпрямив здоровую ногу, он отложил мольберт в сторону и потянулся за своим неприкосновенным запасом: пластиковый пакет с красным дымком, папиросной бумагой и его большой золотой зажигалкой. Свернуть новый косяк было минутным делом, и, сделав первую затяжку, он измерил заначку.
Блин, мало. Очень мало.
Стальные ставни, открывающие окна на ночь, успокоили его. Наступила ночь с ее бессолнечным величием, принося освобождение от особняка Братства… а также предоставляя возможность добраться до его дилера, Ривенджа.
Спустив с кровати искалеченную ногу, Фьюри потянулся к протезу, пристегнул его к правому колену и встал. Он выкурил достаточно для того, чтобы сквозь воздух в комнате нужно было продираться к окну, которое, казалось, находилось в милях от него. Но так было лучше. Знакомый туман в голове утешал, и ощущение, что он плывет, идя голым по комнате, расслабляло.
Сад внизу был великолепен, озаряемый светом из ряда французских дверей в библиотеку.
Так и должна выглядеть задняя сторона дома, думал он. Цветы, пышущие здоровьем, деревья, богатые плодами — грушами и яблоками, чистые дорожки, подрезанный самшит.
Он вырос не в таком месте. Вовсе нет.
Прямо под его окнами цвели чайные розы, крупные бутоны гордо держались на своих колючих стеблях.
Розы перенесли его мысли к другой женщине.
Делая новый вдох, он все ярче представлял свою женщину, единственную, которую он имел право рисовать, единственную, кого, согласно закону и обычаю, он должен был не только рисовать…
Избранная Кормия. Его Первая Супруга.
Из числа сорока…
Блин, как он умудрился стать Праймэйлом?
Ладно, этот негодяй вел себя настолько отвратительно, насколько это было возможно, но с его заявлением было трудно спорить. Он не соединился с Кормией, как того требует ритуал. Он не отправился на Другую сторону, чтобы увидеться с Директрикс. Не познакомился с другими тридцатью девятью женщинами, которых, как предполагалось, он должен был оплодотворить. Фьюри затянулся сильнее, бремя этих проблем обрушилось на его голову, словно пылающие валуны, брошенные колдуном.
Колдун имел превосходный прицел. Но, с другой стороны, он много практиковался.
По крайней мере, Кормия не жаловалась на неисполнение супружеского долга. Она не хотела быть Первой Супругой, ее принудили к этому: в день ритуала она была привязана к церемониальной кровати, предоставленная для его использования, словно крайне испуганное животное.
В тот момент, когда он увидел ее, включилась его «настройка по умолчанию», которая представляла собой роль абсолютного спасителя. Он привел ее в особняк Братства Черного Кинжала, поселил в соседнюю спальню. Традиция или нет, но он ни за что на свете не возьмет женщину силой, он решил, что если у них будет некоторое пространство и время, чтобы узнать друг друга, все может пройти легче.
Да…
