Его отец не жалел средств и, очевидно, обладал особым драматичным талантом. Чего не хватало так это оркестра, чтобы вы могли представить себе короля, спускающегося вниз в струящейся мантии…
Наверху появился Роф. Его огромное тело было облачено в черную кожу, и с черными длинными волосами, ниспадающими на широкие плечи. Глаза скрывали солнцезащитные очки. И хотя он стоял во главе обширного пространства, «где-мог-приземлить-свою-задницу», он не смотрел вниз. Не было причин это делать. Теперь Роф был абсолютно незрячим.
Но не слепым. Рядом с королем стоял Джордж, который компенсировал ему зрение. Рофа координировала собака-поводырь. Две соединенные упряжи обхватывали грудную клетку и доходили почти до самых бедер золотистого ретривера. Король со своим питомцем отдаленно напоминал Мэтта и Джеффа [17] — собачий Добрый Самаритянин с красивым и мужественным воином, способный разорвать тебе горло. Они хорошо сработались вместе, и Роф был просто без ума от своего любимца. С собакой обращались, как с королевским питомцем, каковым он собственно и являлся. Джордж питался тем же, что и хозяин, то есть самыми отборными кусочками говядины и баранины. И к слову, ретривер спал в постели Рофа и Бэт, хотя это еще предстояло проверить, поскольку никому не было позволено входить в спальню королевской семьи.
Роф прихрамывая начал спускаться в фойе — результат его деяний на Другой Стороне у Девы- Летописецы. Никто не знал, с кем он там виделся или почему носил солнечные очки, или постоянно кривил губы, но все, даже Джон, были рады собраниям. Они держали Рофа в курсе событий и подальше от поля боя.
Джон хотел избежать встречи со спускающимся вниз королем, и несколькими братьями, вошедшими в дверь, через которую только что прошел и он сам. Если Тени почувствовали запах чернил, то те, кто собрался на Последнюю Трапезу в мгновение ока их учуют, стоит им к нему приблизиться.
К счастью в библиотеке, в которую он юркнул, располагался бар, где Джон прихватил себе одну из множества бутылок виски Джек Дэниэлс.
Делая глоток, он прислонился к мрамору и пожелал иметь гребаную машину времени. Хотя сложно было сказать, что бы он выбрал: вернуться назад или отправиться в будущее.
— Есть хочешь? — спросил Куин, появившись в дверном проеме.
Джон даже не взглянул на приятеля, просто покачал головой и плеснул в свой стакан еще огненной жидкости.
— Ладно, я принесу тебе сэндвич.
Выругавшись, Джон оглянулся и показал: «Я же сказал — нет».
— Жаркое из говядины? Отлично. И еще прихвачу для тебя кусок морковного пирога. Поднос будет оставлен в твоей комнате. — Куин развернулся. — Если подождешь здесь еще минут пять, все уже будут за столом, тогда ты сможешь беспрепятственно подняться к себе наверх.
Парень смылся до того, как Джону пришлось швырнуть в него стакан, чтобы размозжить голову Куина, так как не было иного способа доказать свое «я-на-необитаемом-острове» мнение.
Хотя, по правде говоря, это было бы простой пустой тратой хорошего алкоголя. Куин был настолько твердоголовым, что можно было дать ему ломом в лобешник и это не произвело бы на него никакого впечатления и абсолютно не нанесло бы ущерба.
К счастью, алкоголь возымел свой эффект. На его плечи начало оседать онемение, прежде чем прокатиться вверх и вниз по всему его телу. Это дерьмо ничего не сделало, чтобы успокоить сознание Джона, но кости и мышцы расслабились.
Прождав, предложенные пять минут, Джон схватил свой стакан вместе с бутылкой и начал подниматься по лестнице через две ступени зараз. Пока он поднимался, до него доносились приглушенные голоса из столовой. И это все, что там было. В последнее время за столом особого веселья не наблюдалось.
Добравшись до своей комнаты, Джон распахнул дверь и шагнул в знакомые джунгли. Одежда была разбросана по всем видимым поверхностям — на комоде, кресле, кровати и даже плазменном телевизоре. Словно его шкаф вырвало всеми этими вещами. Пустые бутылки из-под виски захламляли столик у изголовья кровати; на полу, скомканных простынях и одеяле кучками валялись объедки.
Фритцу и его команде чистильщиков было отказано в доступе в комнату уже две недели, и когда Джон, наконец, откроет им дверь, им понадобится экскаватор.
Раздеваясь, он позволил своим кожаным штанам и футболке упасть там, где и стоял, Джон только с курткой обошелся бережно. По крайней мере, пока не извлек из нее все свое оружие, а затем и эта шмотка отправилась в угол. В ванной комнате он дважды проверил свои кинжалы, а затем быстро почистил пистолеты приспособлениями, оставленными во второй раковине.
Да, его стандарты скатились даже ниже братского уровня, зато у него имелось разнообразное оружие. Практичность была превыше всего.
Джон наскоро принял душ и пока намыливал грудь и живот, он думал о том времени, когда даже струя теплой воды, попадая на его член, заставляла его твердеть. Больше этого не происходило. У него не было эрекции… с момента их последнего раза с Хекс.
Его это перестало интересовать даже во снах, что было для него внове. Черт возьми, еще до его перехода, даже когда он не был способен осознавать свою сексуальность, его подсознание рисовало всевозможные горячие сцены. И эти секс-марафоны были настолько реальными и подробными, словно были воспоминанием, а не спровоцированной фантазией.
А теперь? Все, что проигрывал его внутренний телевизор — это сцены погони из фильма «Ведьма из Блэр», где он в панике спасается бегством, не имея ни малейшего понятия, кто его преследователь… и окажется ли он когда-нибудь в безопасности.
Выйдя из ванной комнаты, Джон обнаружил поднос, на котором были сэндвич с говядиной и здоровый-как-его-голова кусок морковного пирога. Никаких напитков, но Куин знал, что Джон восполнит свое обезвоживание бутылкой Джек Дэниэлс.
Джон ел стоя перед комодом, нагишом, как в день своего рождения, и когда еда попадала в желудок, она высасывала из него всю энергию, выкачивая все без остатка из его головы.
Вытерев рот льняной салфеткой, он вынес поднос в коридор, а затем снова направился в ванную комнату, где только по привычке почистил свои зубы.
Джон выключил свет в ванной комнате. Затем в спальне.
И уселся с бутылкой «Джека» на своей кровати.
Несмотря на всю его усталость, он не собирался ложиться. Существовала обратная связь между его энергетическим уровнем и расстоянием между слухом и восприятием. Даже если его глаза закрывались, и через секунду голова падала на подушку, то сразу же начинали вращаться мысли, от которых он, в конечном итоге, просыпался и смотрел в потолок, считая часы.
Проглотив остатки в стакане, Джон уперся локтями в колени. Через несколько минут его голова начала клониться в сторону, а веки тяжелеть. Накренившись, Джон позволил себе повалиться, но не был уверен, в каком направлении это произойдет: на подушки или ватное одеяло.
На подушки.
Подняв ноги на кровать, Джон натянул одеяло до бедер, и наступило мгновение, когда он провалился в долгожданное блаженное беспамятство. «Может, этой ночью цикл будет разрушен. Может, это сладкое освобождение засосет его в черную дыру, на которую он так надеялся. Может, он…»
Его глаза распахнулись, уставившись в кромешную темноту.
Нет. Джон был на грани нервного истощения, но не мог, ни заснуть…, ни находиться в бодрствовании. Потирая лицо, Джон понял всю противоречивость положения вещей, равносильную познавательному эквиваленту шмелей, способных летать. Физики придерживались того, что это невозможно, и все же это было так.
Перекатившись на спину, Джон скрестил руки на груди и зевнул так, что хрустнула челюсть. Потянувшись, он включил свет. Темнота усиливала головокружение, а свет жалил глаза, пока они не начинали слезиться. Обычно, он поочередно, то включал, то выключал свет.
Из коридора со статуями послышалось, как Зейдист и Бэлла с Наллой направляются в свою комнату. Пока пара обсуждала ужин, Налла агукала, как делали все маленькие детки, будучи сытыми и окруженными родительской заботой.
