ее осквернили… возможно, было бы лучше увезти…
Глаза Дариуса сузились.
— Вы предпочли бы, чтобы ее не нашли.
В бледных глазах проступили слезы.
— Я… — Мужчина резко покачал головой. — Нет… нет. Я хочу ее вернуть. Независимо от результата, независимо от ее состояния… конечно же, я хочу вернуть свою дочь.
Дариус не был склонен выказывать свою поддержку. Абсурдным было уже само то, что такие мысли как отрицание своего кровного ребенка даже посетили голову этого мужчины.
— На этом я хотел бы отправиться осмотреть ее комнату.
Хозяин дома щелкнул пальцами и доджен снова вошел в арочную дверь кабинета.
— Прошу сюда, господин, — проговорил дворецкий.
Идя через дом, со своим протеже, Дариус отметил армированные окна и двери. Повсюду была сталь: либо разделенная панелями из стекла, либо укрепленная панелями из дуба. Войти без приглашения было бы нелегко… и он готов был держать пари, что каждая комната на втором и третьем этажах была так же хорошо укреплена… в том числе и покои слуг.
Он осмотрел каждую картину, каждый ковер и драгоценные вещи, когда они поднялись. Эта семья относилась к высшим слоям глимеры, с казной, забитой деньгами и завидной родословной. Поэтому они больше страдали от самого факта пропажи их дочери, чем от чувства утраты. Она была, своего рода, торговым имуществом. С такими данными, зрелая женщина считалась эталоном красоты… и имела социальное и финансовое значение.
И это еще не все. В дополнение ко всему, также можно добавить, что потеряв такую дочь, случись это на самом деле, или будь это всего лишь слухом, на их род падет пятно, которое не смыть даже нескольким поколениям. Владелец этого особняка, без сомнения, любил свою дочь, но эти веские основания искажали его отношение.
Дариус вполне полагал, что в глазах мужчины было бы лучше, если ее принесут домой в сосновом гробу, нежели живой, но оскверненной. Последнее было проклятием, первое трагедией, что привнесло бы больше симпатии.
Дариусу была ненавистна глимера. Глубоко ненавистна.
— Вот ее личные покои, — известил доджен, распахивая дверь.
Когда Тормент вошел в освещенную свечами комнату, Дариус спросил:
— Здесь было прибрано? Здесь прибирались с тех пор, как она пропала?
— Конечно.
— Оставь нас, пожалуйста.
Доджен низко поклонился и исчез.
Тормент побродил вокруг, осматривая шелковые драпировки и красиво оформленное место для отдыха. В одном углу была лютня[43], в другом — частично законченное рукоделие. Книги человеческих авторов были аккуратно расставлены по полкам наряду со свитками на Древнем Языке.
Первое, что бросилось в глаза это вещи, лежащие не на своих местах, но трудно было понять: было ли это по вине служащих или как-то связано с исчезновением.
— Ничего не трогай, хорошо? — попросил Дариус парня.
— Да, конечно.
Дариус вошел в роскошную спальню. Занавески на окнах были из толстой, декоративной ткани ручной работы, выполненной таким образом, что у солнечного света не было никаких шансов проникнуть внутрь, и кровать была оснащена балдахином из того же самого материала.
Он распахнул резные двери платяного шкафа. Внутри висели великолепные платья с сапфирами, рубинами и изумрудами, которые стоили целое состояние. И единственная пустая вешалка, висевшая на крючке на внутренней части панели, словно у нее был выбор, что ей надеть той ночью.
На туалетном столике лежала расческа, различные крема, душистые масла и тональная пудра. Все было аккуратно выставлено в ряд.
Дариус открыл ящик… и тихо выругался. Шкатулки с драгоценностями. Плоские кожаные шкатулки с драгоценностями. Он поднял одну, расстегнул золотую застежку и снял крышку.
В свете свечей засверкали алмазы.
Когда Дариус положил шкатулку обратно, в дверях появился Тормент. Его взгляд сосредоточился на тонком тканном ковре персикового, желтого и красного цветов.
Слабый румянец, проступивший на лице парня, заставил Дариуса опечалиться по какой-то причине.
— Ты что, никогда прежде не бывал в женской спальне?
Тормент покраснел еще сильнее.
— Э… нет, сэр.
Дариус махнул рукой.
— Ну, это всего лишь дело. Будет лучше, если ты отбросишь свою застенчивость.
Тормент откашлялся.
— Да. Конечно.
Дариус подошел к двойным французским дверям, что вели на террасу, и он вышел на нее. Тормент следовал за ним попятам.
— Отсюда видно даже сквозь дальние деревья, — пробормотал парень, прогуливаясь по балкону.
И правда. Сквозь длинные и тонкие голые ветви проглядывал другой особняк. Большой дом, тех же размеров, что и этот, с различием в виде красивых металлический изделий на его башенках, и огромной территории… но насколько Дариусу было известно, вампиры там не проживали.
Он развернулся и пошел вдоль террасы, осматривая все окна, двери, ручки, петли и замки.
Следов взлома не было и учитывая как было холодно, она бы не оставила ничего открытым.
Что означало, либо она ушла по собственной воле… либо позволила войти тем, кто ее забрал, если предположить, что вошли именно отсюда.
Он посмотрел через стекло в ее покои, пытаясь представить, как все произошло.
К черту вход, выход имел большее значение, не так ли. Вряд ли похититель вытащил ее из дома. Она должна была скрываться до темноты, иначе превратилась бы в пепел, но до наступления ночи здесь всегда находились люди.
«Нет, — подумал он. — Они должны были выйти из этих комнат».
Заговорил Тормент:
— Никаких следов ни внутри, ни снаружи. Никаких царапин на полах или отметин на стене, что означает…
— Скорее всего, она впустила их, не выказав особого сопротивления.
Дариус зашел внутрь и поднял расческу. В жестких щетинках остались прекрасные пряди белокурых волос. Не удивительно, учитывая, что оба родителя были светловолосыми.
Вопрос в том, что заставило женщину убежать из родового дома на рассвете, не оставив никаких следов… и ничего с собой не прихватив?
На ум приходил лишь один ответ: мужчина.
Отцам не обязательно знать всего о жизни их дочерей, не так ли?
Дариус пришел в замешательство, изучая территорию и деревья… и особняк по соседству. Нити… нити тайны вели сюда.
Ответ, которого он искал, был где-то здесь. Он просто должен собрать все воедино.
— Что дальше? — спросил Тормент.
— Поговорим со слугами. С глазу на глаз.
По большей части, в домах как этот, доджену никогда не приходило в голову заговорить первым, когда его не спрашивали. Но в данном случае обстоятельства сложились иначе, и вполне возможно, что жалость и сострадание к бедной женщине прекратят умалчивание обслуживающего персонала.
И порой в задней части дома происходили такие вещи, которых не встретишь в передней.
Дариус развернулся и зашагал к двери.
