снова нагнулась и дернула изо всех сил. Он оказался тяжелее шестиколесной тележки, груженной овощами. Я оттащила Его к приставной лестнице, спущенной с чердака, оставив длинный липкий след в коридоре. Новые солнцезащитные очки пришлись кстати: кровь, вытекшая из-под Его тела, уже не казалась такой ярко-красной.
Я снова забралась на чердак и стянула вниз по лестнице один конец запасной веревки для подъема грузов, слыша, как щелкает собачка по колесу в храповом механизме. Обвязала веревку вокруг Его щиколоток, снова полезла на чердак и вставила блестящую рукоять в лебедку, как Он учил, когда я помогала строить модель деревушки Его детства. Я принялась крутить ручку в другую сторону и потащила Его по лестнице к себе. Он ударялся ртом о каждую ступеньку, и я подумала, что Его рука вот-вот отвалится, но нет, не отвалилась. Он, раскачиваясь, вплыл на чердак, а когда Его лицо поравнялось с люком, зад приблизился ко мне, потом откачнулся.
Мне пришлось спуститься вниз, чтоб перевернуть пластинку. Я прикурила «Силк кат» от золоченой зажигалки, давая себе передышку.
Вернувшись на чердак, я обвязала Его руки другой веревкой и подтягивала тело, пока оно не зависло, кружа, над подставкой огромной модели. Я повернула вторую собачку и отпустила стопор. Тело рухнуло на дома деревни Его детства, расплющив склон горы, и застыло, запрокинув лицо к оконцам в крыше.
Пальцы Его ног оказались в дальнем конце перевала, лицо – за линией железной дороги.
Его тело всмятку раздавило отель с башенкой.
Я открыла крюком оба чердачных окна. Два прямоугольника лунного света легли на Его обнаженное тело. Я слезла вниз, оставив люк открытым. Поставила музыку, скорее мою, чем Его: Spiral Tribe Sound System Sirius 23, пленку с записями разных диджеев, а еще ту пиратскую копию, бутлег Mutoid Waste Company.
Смыла кровь с пола, ползая с тряпкой по углам, пока ни следа не осталось. Искромсала на куски запятнанный кровью коврик, вымыла секач и нож, повесила их на место, над раковиной. Правда, на столе, там, где Он рубанул секачом руку, осталась глубокая выщербина. Поставив на видео кассету с фильмом «Профессия – репортер», я отмотала к тому моменту, где его жена смотрит кинохронику о расстрельной команде на берегу. Все как на самом деле. После залпа лицо сгорбленного человека медленно запрокидывается, из-за нервов или другого чего. Я вернулась к началу этого эпизода, а потом досмотрела фильм до печального конца.
Я поставила одну из Его записей – балеты Стравинского (ту сторону, где «Орфей») – и полезла наверх.
Скова пошел снег, и мокрые хлопья, кружась под музыку, влетали в чердачные оконца. Его губы припорошило белым.
Я распустила узел на щиколотках, заново закрепила основную веревку. Когда налегла на ручку, подставка, на которой крепилась модель, поплыла вверх, подтягивая Его тело к окошкам в крыше, и замерла под самыми стропилами. Снежинки слетали кружась на летний ландшафт, одевая пеленой края перевала, присыпая крыши домов и мертвого великана, ложась покрывалом на крышу Зеленой церкви, всю в цвету, над ним. Лунный свет лился в оконца мягким потоком, заставляя снежинки искриться.
Вот это был раскат! Громыхнуло на славу. Дождь лил как из ведра, вода капала с ушей – плеер уже не послушаешь. «Дворники» со скрипом елозили по ветровому стеклу легковушек и грузовиков, и руки тех, кто протирал изнутри запотевшее стекло, оставляли длинные следы пальцев.
Стоя у банкомата, я таращилась на зеленые цифры. Его баланс составлял шесть тысяч восемьсот тридцать девять фунтов. О подобных деньгах я даже не мечтала, мне таких не скопить за всю жизнь. Я сняла дневной лимит. Он, бывало, отправлял меня снять денег, чтобы внести плату за телик, электричество и квартиру. Я положила «Автокарту» в кошелек. С такими деньгами многое можно себе позволить. Хочешь – кассеты по почте выписывай, хочешь – заказывай по модному каталогу одежду или бери дополнительные уроки вождения сверх тех, за которые Он уже заплатил. Я отправилась прямиком в туристическое агентство.
Под протекающей станционной крышей я стряхнула капли с волос и прикурила «Силк кат» от золоченой зажигалки, кивнув проходившему мимо знакомому железнодорожнику.
Учебная машина притормозила, пропуская меня, потом просочилась на вокзальную площадь. Рэмрейдер натаскивал сидевшую, за рулем блондинку из банка. Эта дурочка вырядилась в платье, и Рэмрейдер все заглядывал в вырез, когда она выполняла разворот и сдавала назад. Он такой. Хоть в джинсах и старом, растянутом джемпере на занятия заявись, все равно будет губы облизывать, как в машину залезешь и пристегнешь ремень. Впрочем, языку воли не дает – распинается только о правилах дорожного движения. Когда он со мной ездил, занятия проходили преимущественно в сосредоточенном молчании, это потом уже я отвечала на вопросы о правилах. Ничего, даже успокаивает. Я бросила окурок в лужу.
Включив «дворники», я приступила к занятию, немного поддала газу, чтоб пристроиться за автобусом второй смены с «Альгината». За северным пирсом перешла на четвертую передачу и выжала сорок, затем плавно переключилась и сбавила скорость на перекрестке у Залов Собраний. Проследовала в общем потоке до «Золотой мили», выбирая моменты, чтобы взять влево и обогнать, затем вырулила из порта на открытые дороги.
Я остановилась лишь на одном светофоре, за Сент-Джонз-сквер, затем обогнула рождественскую елку и супермаркет, куда собиралась после занятия. У начала горной долины, возле гольф-клуба, поупражнялась, отрабатывая разворот в три приема.
На обратном пути Рэмрейдер сделал резкое движение, и я успешно выполнила аварийное торможение, так вжав ногу в педаль, что казалось, колеса заклинило, потом мягко снялась с места и еще раз проделала тот же фокус, прежде чем мы остановились. Рэмрейдер кивнул и улыбнулся. Я тоже.
Средняя школа, знак «уступи дорогу» на перекрестке, включить правый поворотный огонь у «Западни», левый – у «Кале ониан». Дальше в гору к каменной «причуде» и вниз по Бернбанк-Террас, где над наглей квартирой, на чердаке, лежит Его тело. Телефонная будка, «Феникс», «Бэйвью», вдоль дамбы и на парковку под станционными часами. Там уже кто-то ожидает начала своего урока. Рэмрейдер, впрочем, никуда не спешит, гоняет меня по всему своду правил. Он любит спрашивать про автострады, хотя на сотни миль от порта нет ни одной.
Я же предпочитаю дорожные знаки: никогда в них не путаюсь, потому что несколько ночей сидела и зубрила. Больше всего мне нравится знак «набережная» или «берег».
На работе все шло как обычно. Ланна рассказала, что Тень тиснул из офиса Прихвостня видео «Сексуальные домогательства» и все гонял его дома с младшим братом – сцена приставаний очень его заводит.
В канун Нового года я пораньше пришла в отель «Кале ониан». Вообще-то он называется «Каледониан»,[7] но буква «д» на вывеске отвалилась, и никто не потрудился вернуть ее на место.
Я выложила двадцатку за полпинты сидра и лагера, смешанного с «Перно» и вспененного черносмородиновой. Монеты из сдачи использовала в сигаретном автомате, затем, как обычно, набрала код трека – 117/142/039 – в музыкальном автомате. Пристроив полпинты пенного лилового напитка над экраном, опустила монетку в автомат «Формула-1». Я была первой в трех заездах, потом третьей в последнем, так что могла переходить на следующий уровень. Въехав затем в масляную лужу и придя к финишу пятой, я бросила монеты в приемник, чтобы бригада спасателей из ангара разобралась с маслом, посидела какое-то время за пустым столом, давя окурок «Силк кат» в пепельнице.
В заведение подтягивался народ, и сквозь дым «Силк кат» и «Эмбасси» было видно, как шевелятся губы – входящие подхватывали слова песни, не успев даже переброситься парой реплик с барменом, сделать заказ.
Ввалился Хиферен с большим пластиковым пакетом из супермаркета. Он жил на пособие, а в разгар сезона околачивался на пирсе в своих клепаных башмаках – вдруг кто из юных отдыхающих отстегнет пятерку. Он умел привлечь внимание, и его частенько замечали в каком-нибудь из портовых баров торчащим посреди лужи. Кто-то сфотографировал Хиферена в «Маяке»: он стоит в воде, пытаясь дотянуться рукой до изоляции.
Вошел Командир и отсалютовал. Он считался одним из самых быстрых разносчиков рождественских
