– Соревнования по загару в первый наш день здесь. Вот потеха была! – заметил Тревор.
– Начали с масла для загара. Потом стащили оливковое со стола в кафе, – рассказывал Даззер.
– Затем положили клочок серебряной фольги сюда, на руку, – продолжал Тревор, приподнимая бинт, чтобы показать кровавое пятно, запекшееся поверх мази.
– Ода! – оценила я.
– У меня не лучше, – похвастал Даззер.
– Да, но я тебя переплюнул с помощью линз от каких-то старых, дрянных очков, – возразил Тревор, вытягивая ногу и приподнимая еще один бинт, под которым чернела небольшая ямка.
– А швы не думали наложить? – спросила я.
Они все загоготали.
– Мы здесь шесть ночей всего, а у меня на счету уже три несчастных случая. Мы зарабатываем их в «Ватерлоо», – гнал Тревор.
Даззер растолковал:
– Спустили почти все на дурь в первую же ночь, вот и ходим в «Ватерлоо» за бесплатным пивом по вечерам, чтоб экономить в эти тяжелые времена.
– Чего гонишь? Бред это все, – скривилась Андреа.
– Оки-доки, – вставила я.
– Допивайте, люди. И гребем в «Ватерлоо», – изрек Тревор.
Даззер его обломал:
– Никаких шансов, приятель. Я отправляюсь в супермаркет за туалетной бумагой. Уже в третий бар заходим, и все впустую.
В «Ватерлоо» ее уж точно нет, – выкрикнула Люси, и все грохнули.
Не-не. Пойду в супермаркет на углу и просто куплю, за деньги, а потом в отель – сидеть на троне. Чувствую, подкатывает. Идет сигнал по атлантическому кабелю, – распинался Даззер.
– И для нас прихвати. Эта сука горничная нам больше не даст. Мне с утра впритык хватило, – пожаловалась Люси.
Тревор повернулся ко мне:
– Каждую ночь после рейва мы сбрасываем рулоны туалетной бумаги с балкона, разматываем их по фасаду отеля до самого низа.
– Есть чем гордиться, – закивал Даззер.
– Пошли, дорогуша! Андреа, они присмотрят за тобой. Мы тебе такой вид покажем – закачаешься!
Мы все вышли из бара «Спаржа». Даззер пнул пустой стакан, и тот разбился вдребезги.
– Извиняюсь, – крикнул он на прощание. Тревор выдал:
– Вот увидишь, дорогуша, плавать мы не можем, загорать – тоже, поэтому, со всем нашим уважением, мы пьем. – Он хохотнул и закашлялся.
– Эй, Даззер! Как у них здесь называется туалетная бумага? – спросила Андреа.
– Не бери в голову, – отмахнулся Даззер.
Мы вошли в супермаркет. За кассами сидели три молодые девушки. Даззер подскочил прямо к ним и стал изображать то, что делают при помощи пепифакса.
– Любую туалетную бумагу, дорогуша. Врубаешься, а?
Мы засиделись в «Ватерлоо». Даззер с туалетной бумагой отчалил в отель, а я уже нарезалась в зюзю.
К стойке подошел парень. Мы все обернулись.
– Две бесплатные пикты, пожалуйста, – сказал парень.
Вокруг него собралась небольшая толпа – поглазеть. Парень положил руку на стойку. Бармен вытащил пилу из стерильной посудины.
– Ладно, полпинты, – проговорил бармен и провел без нажима пилой по руке парня. – Пинта, – продолжал бармен, двинув пилу вперед. На загорелой коже проступили белые царапины. – Полторы пинты, две. – Зубья рассекли кожу. Народ загудел.
– Две пинты, блин, – брякнул Тревор, вставая.
– Нет. Теперь моя очередь, – сказала я, а когда принесла выпивку, Андреа уже залегла спать на лавочке.
Спотыкаясь, в заведение ввалился Даззер с оравой ребят.
– Как дела? – помахала я.
– Эй, что происходит? Присели, да? – поинтересовался Даззер.
– Это же сущее безумие. Они же все СПИДом перезаразятся, – заметила я.
– А мне-то как свезло, дорогуша. Просто фантастически, – похвастал Даззер, плюхаясь на лавочку – прямо на волосы Андреа. – Встретил ребят, которых знаю по футболу. Так они мне пинт десять «Гиннеса» проставили. Ты только посмотри на эту команду! Как тебя, такую красивую цыпочку, угораздило связаться с нами? Где твои друзья? Не дело это – одной тусоваться.
– А я не цыпочка.
– Да ну? Знаешь, это как-то странно.
– Я живу в одном номере с лучшей подругой, но мы поцапались. Поверишь ли, летели через всю Европу одним рейсом, а сидели поврозь. Ни в жизнь не поверишь.
Даззер даже привстал:
– Ну-ка, ну-ка! Выкладывай.
И я выложила Даззеру историю разлада: так, мол, и так, а все из-за того, что подружка с моим бывшим трахнулась. Пока я распиналась, Даззер покачивал своей лысой башкой, но она клонилась все ниже и ниже к столу, поэтому я поспешила выдать последний кусок истории – о том, как оставила сумку в номере, а ключи у администратора. Под конец призналась:
– Я за нее немного волнуюсь.
– Удивительно. Удивительный мир! Я торчал в «Виктории» – четвертый паб отсюда, – перед тем как к вам зайти. Там пьяная малышка с таким же вот акцентом рассказывала мне в точности такую же историю, – пробормотал Даззер, и его щека коснулась стола.
– Что?! – выпалила я и вскочила.
И вдруг шибануло в нос. Это Даззер расстарался. Весь этот «Гиннес»… Нет бы отлить в туалете.
– Опять Тревор, – прокричал бармен. – Сколько пинт, Трев?
Народ собирался вокруг стойки.
– Восемь пинт, шестнадцать движений пилой. Вызовете мне «скорую», когда с последней пинтой разделаюсь, – распорядился Тревор.
Пила поднялась, и на стойку легла рука Тревора.
– Только не по татуировкам. – Это было последнее, что я услышала, выскакивая за дверь и устремляясь вниз, к «Виктории».
Ланна висла на каком-то парне, а двое других – из бара «Аэрогриль» – терлись вокруг. Я двинула прямо к ней. Она заулыбалась, рванула вперед и рухнула на меня. Я крепко обняла ее, а мужики на нас вытаращились. Я вытащила ее за руку наружу, и мы поковыляли.
Ночь была очень жаркая. Мы стояли пошатываясь под высокими фонарями, пока я прикидывала, куда идти. Мошкара жужжала вокруг, вилась возле ламп, и словно кто-то пощелкивал кастаньетами: в каждом кусте цвиркал сверчок. Мы заблудились, но продолжали идти, а когда нас шатало, корчились от смеха.
В конце концов мы добрели до воды, но понятия не имели, на какой конец пляжа нас занесло. Слышно было, как плещет о мыс вода, но не видно ни черта: фонарей там не попадалось.
Мы побрели на мыс, чтоб добраться до песка и прилечь. Пролезли под какой-то проволокой, потом все ковыляли по песку, пока я не услышала, что вода плещется прямо перед нами. Мы присели, тяжело дыша. Песок подо мной был какой-то странный. Земля затряслась, и набегающая волна блеснула бледными отсветами. Я встала на ноги, повернулась и увидела, что на нас надвигаются яркие огни, услышала густой и низкий рев мощного мотора. Вокруг заплясали тени. Огромный самосвал пер прямо на нас, затем дернулся влево. Ланна вскочила, и мы рванули, но бежать было нелегко: под ногами валялись пластиковые пакеты, бумага, банки. Это была помойка, здесь сваливали мусор, заодно отвоевывая территорию у моря. Самосвал ссыпал песок из кузова, а бульдозер принялся его разравнивать. Они ночью пляж сооружали.
