больше ничего. Не пытайся спасти ни единой жизни».
Он тяжело вздохнул, встал и вытер лицо грязным полотенцем. Потом он сказал себе:
«И все же я попробую. Я пойду сначала к Хэджесу, а если он не станет меня слушать, к Барнсу. А если и тот не станет меня слушать, то… Но я заставлю их слушать. Я заставлю их».
Колстон полез в ящик письменного стола и вытащил оттуда рукопись с загнутым верхним углом, свернул в трубочку и вышел на улицу, неся ее, как жезл.
Хэнри Хэджес, известный всем своим читателям как «Х.Х.», находился в здании газеты «Еженедельная Хроника», которая ему принадлежала и которую он редактировал. Помещения пусты, машины стояли. У Хэджеса не было никакой необходимости именно сегодня быть в конторе, но Хэджесу и не нужно было повода для работы. Буквально несколько дней в году, включая воскресенья и праздники, Хэджес не был в конторе. Он был вдовцом, а все его родственники находились далеко от Арминстера. Газета стала его главным, почти единственным интересом в жизни.
Он вошел в офис, повесил куртку на спинку стула, сел и положил перед собой пачку листов бумаги. Однако он не стал сразу же писать, а уставился перед собой, нахмурившись. События последних суток опечалили его. Каким нужно было быть идиотом, думая, что он сможет взять верх над мэром, и еще большим идиотом, чтобы вообразить, что бредни этого пьяницы Колстона станут рычагом, способным сломать стальную хватку, которой владыка Барнс держит Арминстер. Оглядываясь назад, Хэджес поражался, как Колстон смог его провести. Должно быть, он дал своим чувствам возобладать над рассудком. Если Барнс не удовлетворится официальным предупреждением, если он пойдет, в свою очередь, войной на «Хронику», то газета окажется в тяжелом положении.
Звонок с улицы, прервавший мысли Хэджеса, его не удивил: большинство населения города знало, где его искать в любой час дня.
Он открыл дверь и с неудовольствием уставился на небритое лицо и затуманенные глаза Колстона.
— Оно наступает. Около девяти часов вечера, — сказал Колстон.
Хэджес отступил назад и попытался закрыть дверь.
— Убирайтесь! — презрительно бросил он.
Колстон успел вставить ногу между дверьми и настойчиво произнес:
— Горячий сухой ветер с юга! Я говорил вам — помните? Через десять часов после того, как горячий сухой ветер подует с юга…
— Убирайтесь! Вы мне доставили уже достаточно неприятностей!
— Вы поверили мне, Х.Х., вы должны поверить мне. Издайте предупреждение — листовки, все, что угодно! Город должен быть эвакуирован.
Хэджес вытянул голову на длинной тонкой шее.
— Убирайтесь, или я позову полицию! — воскликнул он. Колстон съежился и начал размахивать руками от отчаяния.
— Пожалуйста, Х.Х., если я смогу уговорить Барнса, не могли бы вы с ним сотрудничать? Осталось так мало времени!
Хэджес сделал шаг вперед и толкнул Колстона обеими руками. От этого толчка тот вылетел на улицу и чуть не упал. Перед его лицом со стуком захлопнулась дверь.
Колстон стоял на тротуаре, уставившись на окна, и беззвучно шевелил губами.
Наконец он начал взбираться по холму к виллам богачей.
Советник Чарльз Барнс («Владыка»), мэр Арминстера, потягивал холодное пиво на террасе своей виллы и смотрел на изящное здание отеля «Имперская Башня». Он был большим и сильным мужчиной пятидесяти с липшим лет, державшим себя в форме путем непрестанных тренировок тела и разума. Фенвик, репортер из лондонской «Ивнинг Телеграм», сидел напротив него с записной книжкой на коленях. Его фотограф Маршалл рыскал по террасе, делая, где только возможно, снимки «теневой» жизни города.
— Вас называют «Владыкой», мистер Барнс. Вы не обижаетесь? — спросил репортер.
Барнс слабо улыбнулся.
— Отнюдь. Я думаю, в этом имени слышна привязанность.
— Люди, которые использовали его, говорили без всякой привязанности, — холодно сказал репортер.
Улыбка Барнса стала шире.
— Нет? А с кем вы говорили, хотел бы я знать? — Улыбка поблекла. Холод коснулся его глаз и рта. — У меня есть враги. Я этого не отрицаю. А у какого добившегося успеха человека их нет? Я упорно сражался за Арминстер. Я знаю, чего я хочу для города, и я не продешевлю. Я создал это место, мистер Фенвик; да, я создал его. Арминстер — бриллиант, но есть масса дешевых фраеров, которые разрушили бы его, чтобы побыстрее получить прибыль. И если я стою у них на дороге и использую любые средства, чтобы сорвать их планы, то это мое право. — Он внезапно поднялся и сказал: — Подойдите сюда! — Он подошел к краю террасы и указал на открывшуюся панораму. — Взгляните на это! Это мое, все мое!
Перед ними раскинулись: сначала широкий залив с песчаными пляжами, рейдом и променадами, а затем Старый Город на скалистом отроге — мешанина зданий, раскрашенных веселыми яркими красками. Ниже — современные виллы ярус за ярусом спускались к краю Нового Города. На другой стороне, между жилыми кварталами и морем, располагался коммерческий центр: офисы, отели, магазины, склады. И венчало все это четырнадцатиэтажное сверкающее здание отеля «Имперская Башня» из стали и бетона.
— Мое, — повторил Барнс. — Все мое! Памятник моему предвидению, моей энергии и моим деньгам. Об этом говорили много раз, но я снова повторю эту историю, потому что я люблю ее и горжусь ею. — Он указал на старый город. — Пятнадцать лет назад отсюда не было видно Арминстера. Здесь была крохотная рыбацкая деревушка, зажатая между холмом и громадной скалой, выступавшей в море. Все остальное, то, что сейчас называется Новым Городом, вообще не существовало…
Он влюбленно окинул взглядом Арминстер.
— Я приехал сюда в 1948 году с женою на отдых. Я был в очень плохой форме: давали знать о себе раны, полученные на войне, да еще провалилась попытка сделать бизнес в Штатах. И моя жена предложила Арминстер. Она слышала, что это спокойное, приятное место, особенно очаровательное не в сезон. Итак, мы приехали, и мне здесь очень не понравилось — убогая маленькая деревушка с одной приличной дорогой, окруженная утесами, а ее отвратительные жители погрязли в кровной вражде.
Но однажды я забрался на скалу и посмотрел вниз, на противоположный берег. Я был ошеломлен. Я увидел бухту с песчаным берегом в полкилометра длиной, абсолютно нетронутую. Почва здесь слишком твердая для земледелия, а море слишком мелкое для рыбной ловли или порта. Я подумал: «Бог ты мой! Если бы эта бухточка была в два раза больше, из нее вышло бы прекрасное место для нового курорта». А затем я подумал: «Так сделай ее в два раза больше! Взорви к черту эту проклятую скалу и сделай здесь залив».
— Так я и сделал. — усмехнулся Барнс. — Я потратил год, чтобы заполучить права, и еще несколько лет, чтобы достать первоначальный капитал и подготовить планы. Многие считали меня сумасшедшим, но мне удалось сманить несколько человек на свою сторону. — Он опять усмехнулся. — Хотя они и побаивались. Знаете ли вы, что мы потратили примерно полмиллиона фунтов стерлингов, прежде чем заложили первый кирпич? Это было за пять лет до того, как смогли прибыть первые курортники, и еще за два до того, как Арминстер можно было считать чем-то законченным. Итого, это было десять лет назад — а сегодня компания платит прекрасные дивиденды.
— А отель? — указал рукой Фенвик. — Это уже позже, не так ли?
— Да. Мы уже неплохо зарабатывали, но я чувствовал, что что-то упущено. Я решил, что Арминстеру нужен отель высочайшего класса, чтобы он мог соревноваться с любым отелем в мире по комфорту, сервису и кухне. А этот ровный участок земли был естественным постаментом для него. Я набросал планы строительства и приступил к делу. Когда я запланировал потратить на него полтора миллиона, то говорили, что я сошел с ума, и это будет белый слон (когда король Сиама хотел разорить своего подданного, он дарил ему священного белого слона, содержание которого обходилось очень дорого). Но я оказался прав. — Барнс вернулся к своему пиву. — Сегодня, через два года после постройки отеля, он прекрасно окупается. Все
