почему я должна их испытывать?
— Черт, а что это такое — угрызения совести?
— Это такая штука, которая не дает людям совершать любое заблагорассудившееся им действие.
— Любое? Ты обвиняешь меня в том, что я совершаю любое?..
Господи, да с тех пор, как он ее повстречал, он не совершил ничего такого, что можно было бы назвать 'заблагорассудившимся действием'. Разве что...
— Да, — сказала она, — ты делаешь абсолютно все, что захочешь.
— Подожди-ка, — ухмыльнулся Джек, — ты имеешь в виду случившееся в отеле?
— Не знаю...
— В Текстикане. На двуспальной кровати. Ты об этом?
Конечно, она хотела опровергнуть сказанное им, но была слишком честна для того, чтобы сделать это.
— Ты просто... говоришь и делаешь все, что тебе взбредет в голову, не так ли?
— А тебе этого разве не хотелось?
— Мне хотелось получить информацию.
— Информацию?
— Да, о моей тете!
Может, она все-таки не очень-то честна, подумал Джек. Или ее инстинкт подсказал ей такой ответ?
Ну, если так, то она зашла слишком далеко. Сейчас надо было говорить только правду.
Они стояли и молча смотрели друг на друга. А лес, ни на минуту не перестававший жить своей жизнью, время от времени привлекал их внимание очередным криком обезьян.
— Это обезьяны, — автоматически сообщил он, заметив удивление на ее лице.
— Ах, ну да.
— В этих местах часто бывает трудно отличить крики хищников от звуков, издаваемых безвредными животными.
— Да, я это заметила, мистер Джибралтар.
Мистер Джибралтар... Джек скривился и полез за палаткой. Было тепло, и Джек решил установить только тент и москитную сетку.
— Это из комода Мадрид? — спросил он.
— Да, а что?
— Ничего, я так и думал. Просто она поклонница британского колониального стиля в том, что касается разбивки лагеря.
— Да, наверно.
— Но от меня этого не жди, пожалуйста. Я не пью чай и, — он улыбнулся, — сплю голым.
— От тебя я бы и не стала ожидать ничего другого, мистер Джибралтар.
Джек поставил палатку, втащил в нее огромный матрас и спросил:
— Ты разрешишь мне лечь на него или мне спать на земле?
— А в чем дело?
— У меня нет матраса, — объяснил он.
В ее глазах что-то блеснуло, но она тут же сказала:
— Нет, уверена, что в данных обстоятельствах мы можем разделить один матрас.
— Хочешь произнести это по-испански, красавица?
— Боюсь, что я уже израсходовала свой испанский словарный запас, мистер Джибралтар. В колледже немногому учат, знаете ли.
— Ну да, ведь не на улице же ты его учила.
К его сожалению, она не клюнула на эту приманку. А только улыбнулась этакой профессорской улыбкой и сказала:
— Но я выучила достаточно для того, чтобы ответить: нет, спасибо, мистер Джибралтар. И этого мне должно хватить на будущее.
А, так его ждет отказ? От женщины, которая шептала ему испанские слова любви?
— Отлично! — коротко отрезал он.
Девушка сложила пальцы пирамидкой и повторила:
— Отлично!
— Почему бы тебе не бросить свои преподавательские манеры?
— Джек, едва ли это можно назвать манерностью. Я действительно преподаватель колледжа и...
— Замолчи сейчас же!
— Это почему же?
— Потому что, если ты не остановишься, я не отвечаю за свои действия.
— Что-что?
— На этом самом матрасе, да-да.
— Слушай, неужели ты не можешь сказать что-нибудь без грубости?
— Нет. Потому что ты не поймешь этого.
— А может, и пойму!
— Профессор, так чего же ты хочешь? Действий или цивилизованности?
— Ну уж, конечно, не действий, мистер Джибралтар. И если бы мне нужны были действия, то, во всяком случае, не от тебя.
— Ах так? — Он сделал движение по направлению к ней. — А мне казалось, что тебе с трудом удалось оторваться от моего хард-диска.
Девушка возмутилась, да так сильно, что, казалось, в воздухе вокруг нее разлилось напряжение.
— Да ты просто совершенно безответственный...
Она вся кипела, сжав губы и скрестив руки на груди. А после выдавила наконец:
— ...Захватчик.
Джек улыбнулся. И прижал ее к себе.
— Я так и думал, — только и сказал он перед тем, как поцеловать ее в губы.
9
Катерина была настолько ошеломлена этим поворотом событий, что не смогла оказать Джеку должного сопротивления. Она лишь что-то пробормотала, но Джек не обратил ни малейшего внимания на ее попытки что-то сказать.
Наконец она собралась с силами и попыталась его оттолкнуть, но он только крепче прижался к ее губам. В результате Кэт совершенно размякла и позволила ему делать с собой все что угодно.
Язык Джека скользнул в ее рот, и сладкая истома пронзила все ее тело — с головы до пят. И она не смогла не ответить на его поцелуй, издав при этом какой-то глубокий горловой звук.
— Что, Кэти? Ты не хочешь? — задал он вопрос, прозвучавший для нее абсолютно бессмысленно.
Она медленно раскрыла глаза.
— Чего?
— Этого, — сказал он, снова склоняясь к ней. — Меня, чтоб я целовал и обнимал тебя.
Он поцеловал ее в шею.
— Ты хочешь, чтобы я лежал рядом с тобой на матрасе и касался тебя, и целовал? Ты хочешь этого, скажи мне?
Его волосы в свете фонаря отсвечивали золотом, а глаза были синими-пресиними и смотрели на девушку так, что у нее аж колени задрожали. Только тут она заметила, что он тоже весь дрожит.
Как же он хотел ее! До боли, до дрожи! И сейчас он просил ее принять его.
Вокруг них сновали тропические насекомые, а пышная листва на ветру, казалось, вторила — нет, не словам, это были не слова, ее неясному хрипловатому шепоту.
