обладать женщиной, испытывая такое слепое, настойчивое вожделение. То, что она хотела его так же, как он ее, делало обладание ею едва допустимым с точки зрения выработанного им кодекса поведения, но он все не мог прийти в себя при мысли о силе страсти, которая неодолимо влекла его к ней.
Он довольно туманно представлял себе, какие причины и мотивы руководили им. Раньше в нем всегда преобладал инстинкт самосохранения. Он знал это. Он с самого начала хотел ее, пока страсть не завладела им целиком, но не это же явилось единственной причиной, толкнувшей его в ее объятия. В тот момент он страстно хотел обладать ею, ни о чем не заботясь, не давая себе ни времени, ни труда задуматься и разобраться в собственных чувствах.
Занимайся только сексом и ничем другим, и тогда есть шанс уберечь себя от по-настоящему глубокого чувства. Но его тревожило, оправдал ли себя такой подход на этот раз.
Бормоча вполголоса ругательства, Зик уставился в окно, пытаясь обдумать странное стечение обстоятельств, в результате которых они нежданно-негаданно оказались в комнате для игры в карты в квартире над баром. У него голова шла кругом от множества проблем, требовавших решения. Он всеми фибрами души надеялся, что не осложнил эти проблемы настолько, что теперь они оказались неразрешимыми.
Челси снова пошевелилась во сне. Послышался слабый шорох простыней, протяжно скрипнул матрац. Бросив взгляд через плечо, Зик увидел, что, облокотившись на подушки, она смотрит на него. Отведя прядь волос, падавшую на лицо, она радостно улыбнулась ему, откинув простыни, легко соскочила с кровати и голышом направилась к нему.
Он смотрел на нее, чувствуя, что одного лишь взгляда достаточно, чтобы его с прежней силой охватила страсть, а кровь в жилах закипела.
— На что ты смотрел? — хрипло пробормотала она.
Он не сразу понял, о чем она говорит, а поняв, ответил:
— Ничего особенного. Просто смотрел на пустую улицу.
Она дотронулась до его спины, отчего по телу побежали слабые мурашки, наполняя его возбуждением.
— Пойдем в постель.
Он покачал головой.
— Хочу понаблюдать за улицей. Не надо никаких… сюрпризов.
— Сюрпризов? Что ты хочешь этим… — Ее зрачки вопросительно расширились, и по выражению лица он догадался, что она поняла, что он имеет в виду, и ее охватил невольный испуг. — Да нет, ты же не знаешь наверняка… что этот человек… придет… сюда? — На последнем слове она запнулась, и Зик явственно ощутил, что ее одолевает первобытный страх от возможной опасности, могущей угрожать дому, который служил ей прибежищем.
Он застыл, борясь с неодолимым желанием дотронуться до нее, повернуться к ней.
— Иди и немного поспи, ангелочек. Мне еще нужно будет вернуться в мотель и посмотреть, нет ли для меня записок. Я не хочу, чтобы ты спала, когда я уйду.
— Я пойду с тобой.
— Нет.
Она упрямо вскинула голову.
— Они сейчас думают, что ты подружка Билли, и просто ждут, когда ты дашь ему о себе знать. Но… — он запнулся, но все же закончил фразу, — если кто-то о нас с тобой нехорошо подумает… они-то уж постараются отыграться на тебе за то, что у меня вышла размолвка с Хвостиком.
Воцарилась напряженная тишина, и ему показалось, что свет, проникающий из окна, померк.
Если кто-то… о нас с тобой… нехорошо подумает?
Тут до него, к сожалению поздно, дошло, что он на самом деле сказал и как ее обидел. От раскаяния у него засосало под ложечкой, словно кто-то с размаху заехал ему туда кулаком. Мотнув головой и стиснув зубы, он отвернулся к окну.
Она не стала настаивать. Он почувствовал, что она невольно соглашается с ним, признавая правду, которую нужно было признать и с которой необходимо примириться.
Снаружи, на улице какая-то машина вынырнула из-за поворота, проехала под окном и исчезла в конце улицы. Ее щека чуть коснулась его плеча — нежно, словно прикосновение крылышек мотылька, — и Зик почувствовал, как от этой ласки по всему его телу прошла дрожь. Она отстранилась, и он, ничего не в силах с собой поделать, посмотрел на нее.
Она чуть вскинула подбородок и сделала еле заметное движение рукой, а потом, сложив руки на груди, обхватила локти ладонями. В этом ее движении сквозила гордость, чувство собственного достоинства и обида оттого, что ее отвергли. Зик ощутил, как у него снова засосало под ложечкой, и в довершение всего его охватило острое чувство вины.
Зик сжат губы так, что они превратились в тонкую, еле приметную линию. И не глядя на нее, он представлял ее себе так же ясно, как если бы она постоянно находилась у него перед глазами. Черные волосы, матовая кожа цвета слоновой кости, тонкая талия и высокая, упругая грудь. К тому же в ней чувствовалась порода и природное благородство.
Коснись ты ее сейчас, и ты втюришься в нее до беспамятства, а Билли может считать, что вышел сухим из воды.
Закрыв глаза, он прижался ребром сжатой в кулак ладони к окну. Его неотступно преследовала мысль, что он и так уже втюрился в нее до беспамятства, что никуда не годилось. Он безжалостно отогнал эту мысль.
У них нет никакого будущего. Он не создан для того, чтобы плакаться кому-то в жилетку. Челси Коннорс не создана для того, чтобы заниматься сексом с кем попало. Конец книги.
Так почему же, черт побери, ему не взять и не переписать заново конец этой книги?
Прищурившись, он пробормотал про себя ругательство, которое частенько употреблял в последнее время. Он выругался еще раз — похабно и обдуманно.
Так, черт побери, все-таки куда спокойнее, чем давать волю сумасшедшим мыслям!
Солнце только поднималось над горизонтом, когда Зик остановил машину перед гостиницей, выбрался наружу и вошел внутрь здания. Уже знакомая ему администраторша все еще сидела за стойкой.
Выпрямившись, женщина окинула его лукавой, понимающей улыбкой и кивнула:
— Доброе утро, дорогуша, — сказала она. Свои седые, вьющиеся волосы она, взбив, уложила в замысловатую прическу, наподобие тех, какие носили дамы в викторианскую эпоху. Такая прическа снискала себе известность благодаря женщине, с которой Даймонд Джим Брейди чаще других разделял ложу на скачках в пору расцвета Саратоги.
— Доброе утро, — поздоровался Зик.
— Записок для вас нет.
— Хорошо.
Достав из кармана ручку и записную книжку, он вырвал страницу, нацарапал на ней номер телефона Челси и, протянув листок дежурной, оперся ладонями на конторку.
— Если кто-нибудь позвонит, — чеканя каждое слово, произнес он, — я хотел бы, чтобы вы передали звонящему этот номер.
— Как скажете. — Бросив взгляд на листок, она усмехнулась и посмотрела на него. — Вид у вас такой, что вам бы не мешало хорошенько выспаться.
— Просто соединяйте тех, кто будет звонить, с моим номером.
Сделав пометку у себя в блокноте, она прислонилась к столу и внимательно посмотрела на него сбоку.
— Что с вами на этот раз стряслось, дорогуша? Снова нашли своего брата?
— Нет.
Она демонстративно пожала плечами, и Зик уже повернулся, чтобы идти.
— А я и не знала, что от джаза человек так меняется в лице, — бросила она ему вслед.
Услышав эти слова, он резко остановился. Теперь понятно, с чего эта не в меру болтливая администраторша так им интересуется, решил он с мрачной покорностью судьбе. Неужели в городе найдется
