— Как ни странно, но это, наверное, возможно. Мама хранит все, что мы носили детьми. Когда Артур и Фредерик умерли, она распорядилась сохранить все их вещи, хотя для чего, не представляю. Старый хлам, кому он нужен?
Протянув руку, она накрыла его ладонь своей и успокаивающе сжала.
— Тебе трудно без них?
Ее слова были продиктованы личным опытом. Да и как могло быть иначе, когда она знает, что такое боль утраты?.. Итан вздохнул и отложил вилку.
— Они были моими братьями. Конечно, я скучаю по ним. Как и ты скучаешь по своим родителям и мужу.
Ее ресницы опустились. Крошечная морщинка прорезала гладкий лоб.
— Разумеется.
Убрав свою руку, она на мгновение замешкалась, прежде чем вернуться к завтраку. Съела кусочек ветчины и омлета, который, должно быть, уже немного остыл.
Последовав ее примеру, он доел тост. Покончив с едой, она взяла чайник и наполнила обе чашки.
— Ты никогда не говоришь о нем, — пробормотал Итан, высказав вслух мысль, которая не давала ему покоя, как больной зуб, последние несколько недель.
Чайник дрогнул в ее руке, прежде чем она поместила его под стеганый чехол.
— О ком?
— О своем муже. Если ты думаешь, что я ревную, то ты ошибаешься. Я понимаю, что он был частью твоей жизни, также как мои братья были частью моей.
Ее взгляд опустился на скатерть. Она медленно взяла свою чашку и сделала неторопливый глоток, прежде чем с легким стуком поставить ее на блюдце.
Он попытался прочесть выражение ее лица, но не смог: она была сдержанной и задумчивой.
— Спасибо, Итан, — пробормотала она, — это очень великодушно с твоей стороны.
Он ждал от Лили каких-то откровений, но она откусила еще кусочек гренка, затем приложила салфетку к губам.
Минуту спустя в комнату вошел лакей и по сигналу хозяйки начал убирать со стола.
Итану хотелось продолжить расспрашивать ее. Он ощутил необходимость лучше понять мужчину, который играл такую важную роль в ее жизни. До недавнего времени ею вполне устраивало общаться, не вдаваясь в обсуждение прошлого их обоих, и все же призрак ее покойного мужа стоял между ними. Воспоминания о нем оставались невысказанными, но тем не менее Лили, конечно, помнит его.
Итан знал имя мужчины — Джон Смайт — и то, что он был младшим офицером, который погиб, служа стране, в битве при Виттории. Помимо этого, Итану не было известно ровным счетом ничего о своем призрачном сопернике: как он выглядел, какого роста был, откуда родом, что любил, а что нет; как познакомился и женился на Лили?..
Он полагал, что она любила своего мужа, однако она никогда не упоминала о нем, даже в каком- нибудь случайно оброненном замечании.
Почему?
Потому ли, что ее жизнь с Джоном Смайтом была такой недолгой, что подробности уже начинали тускнеть и меркнуть? Или от того, что боль от его потери была все еще слишком остра и погребена слишком глубоко, чтобы вытаскивать ее наружу, не сломав барьер, который она возвела вокруг себя?
А барьер между ними она действительно сохраняет — тонкая, почти прозрачная стена, как стекло, сквозь которое он видит, но дотронуться не может. Возможно, это эгоизм с его стороны, но он хочет большего. Хочет ее. Всю, целиком. Разумом, телом и душой.
«Что она скрывает и почему не рассказывает мне?» Если б он знал, что, встряхнув ее, добьется ответов, то, наверное, так бы и поступил. Но Лили — самая независимая женщина, с которой он когда-либо встречался, и ничто не заставит ее открыть то, что она не хочет открывать. Посему придется задействовать какие-то другие средства. Каковы они, ему еще надо подумать.
А пока он хочет, чтобы она не думала о Джоне Смайте и сосредоточилась на нем.
Лакей ушел, а вместе с ним и Мозер, который отправился вслед за слугой, не сомневаясь, что на кухне его дополнительно угостят чем-нибудь вкусненьким.
Как только они ушли, Лили встала. Он знал, что сегодня днем она собирается проехаться по магазинам, а перед выходом из дома ей необходимо переменить утреннее платье на дневное.
Она уже собиралась извиниться, когда Итан отодвинул свой стул и протянул руку, мягко обхватив пальцами ее запястье.
— Иди сюда, — пробормотал он.
— Итан! — воскликнула она. — Что ты делаешь?
Он усмехнулся и потянул ее к себе на колени.
— Просто хочу поцеловать тебя.
— И это все? — Она подарила ему улыбку, которая была столь же дразнящей, сколь и укоризненной, и, наклонившись, быстро чмокнула его в губы.
Он сомкнул руки у нее на спине.
— Это не поцелуй. Тебе придется постараться получше.
— В самом деле?
— А почему бы и нет? Поцелуй меня, да пусть твой язычок не скупится на ласки.
Ее глаза широко распахнулись, и она рассмеялась:
— Ты бесстыдник.
— И тебе это нравится.
Она прижалась к нему, бросив взгляд на дверь.
— А как быть со слугами? Кто-нибудь может войти.
— Как войдут, так и выйдут. Думаю, к этому времени твои слуги уже догадались, чем мы с тобой занимаемся. А теперь перестань болтать и приступай к делу. — Ладонью он слегка шлепнул ее по заду.
Она вздохнула, затем расслабилась и обвила его руками за шею. Мгновение спустя рот ее прильнул к его губам, целуя так пылко, что у него гулко забилось сердце.
Закрыв глаза, он отдался удовольствию. Губы ее были сладкими и пьянящими, как вино. Усердно работая своим проворным язычком, она более чем удовлетворила его требование, заставив кровь быстро и бурно побежать по жилам.
Когда он наконец оторвался, то был весь как в огне. Встретившись с ее взглядом, отметил мечтательный блеск желания, мерцающий в ее изумрудных глазах, легкую улыбку на розовых губах, пылающие нежным румянцем щеки.
Он подумал было овладеть ею прямо здесь и уже готов был сделать это, несмотря на то что они находились в столовой, когда она наклонилась ближе и скользнула ртом по его щеке.
Блаженный трепет пробежал по его телу.
— Отведи меня в нашу постель, Итан, — прошептала она. — Люби меня там, где мы будем одни.
При ее словах что-то сместилось у него в области сердца, и это ощущение не имело ничего общего со страстью. Любить ее? Вопрос породил в равных долях беспокойство и бурную радость.
«Люблю ли я Лили?»
В этот момент он осознал, что если бы позволил себе, то мог бы любить ее с такой силой, которая либо вознесла его на немыслимые высоты, либо ввергла в черную пучину отчаяния.
«А если она не любит или, что страшнее, не хочет полюбить меня?»
Сейчас он не станет думать об этом, предостерег он себя, стряхивая тревожные мысли. То, что есть у них с Лили, хорошо, даже слишком хорошо. Зачем мутить воду тревожащими вопросами и сомнениями?
Надо радоваться настоящему. Наслаждаться тем, что она здесь, в его объятиях, просит отвести ее в постель — их постель.
— Да, — сказал он, ставя ее на ноги, — идем туда, где мы будем одни, только вдвоем.
Обвив рукой за талию, он повел ее из столовой.
Итан пригнул голову, чтобы не стукнуться о притолоку, когда два дня спустя входил в низкую дверь одной лондонской таверны. Приостановившись на пороге, обежал взглядом посетителей — простых клерков
