Вы сердитесь.
Она пролистала несколько нотных записей, стараясь, чтобы руки не дрожали, но так нервничала, что с трудом разбирала напечатанные заглавия, не говоря уж о том, чтобы сосредоточиться на нотах.
– Я знал, что вы разозлитесь на меня, – сказал Кит только для нее, – но не нашел другого способа убедить вас сыграть.
– Убедить меня сделать из себя посмешище, вы хотите сказать, – обвиняюще прошипела она.
Его неотразимые золотисто-зеленые глаза поймали ее взгляд и удержали.
– Вы не будете посмешищем. Для этого вы слишком хорошо играете. Вспомните, что я твердил вам все это время, верьте в себя и в то, что у вас все получится.
– Легко вам говорить.
– Расслабьтесь и сыграйте то, что вы играли в тот день, когда я вас слышал. Кажется, это был Моцарт.
Моцарт, один из ее любимых композиторов. Да, она полагала, что сможет сыграть это произведение и не запутаться в наиболее сложных пассажах. Но где же ноты?
Кит уже отыскал требуемую партитуру, поставил на подставку и открыл ноты на первой странице.
– Вы прекрасно справитесь, и я буду с вами.
Кит немного отступил в сторону, открывая Элизу ожидающей публике. Она сделала глубокий вздох и положила ледяные от страха пальцы на клавиатуру.
Она заставила себя начать. Дрожащими пальцами она сыграла с десяток быстрых нот, которые прозвучали режущим слух диссонансом. Так же резко, как и начала, она остановилась, чувствуя, как слезы жгут уголки век. Желая умереть на месте, она со стыдом повесила голову.
– Элиза, посмотрите на меня, – приказал Кит. – Посмотрите на меня.
Медленно она заставила себя поднять голову и страдальчески посмотреть ему в глаза.
– Начните еще раз. – Она покачала головой. – Вы можете. Забудьте обо всех нас и просто играйте. Играйте, как будто здесь больше никого нет. Представьте, что в комнате только мы вдвоем. Сыграйте для меня, Элиза. Можете вы сыграть для меня?
И внезапно, глядя в его теплые и спокойные глаза, она почувствовала, что ее нервы успокаиваются, распутываясь, словно шелковые нити в легком ветерке. Вдохнув и выдохнув, она вновь положила пальцы на клавиатуру.
И снова заиграла.
На этот раз звуки лились так, словно зрелый музыкант сидел за инструментом. Форте, затем пиано, затем снова форте… Музыка нарастала крещендо, мелодия была благозвучной, страстной и горячей, как летняя ночь. Она с головой погрузилась в музыку, и эти навевающие воспоминания звуки наполняли ее душу тихим, почти не сдерживаемым ликованием.
Кит стоял рядом с ней и переворачивал страницы нотной тетради, в которую ей уже не нужно было смотреть. И в эти мгновения он и в самом деле оставался для нее единственным человеком в комнате. Она продолжала играть, дрейфуя на их маленьком островке для двоих.
Когда отзвучала последняя нота, в комнате наступила мертвая тишина. Потрясенная пережитым, Элиза слушала, как колотится сердце в груди, на мгновение испугавшись, что никому, кроме нее, не понравилось.
Но уже в следующую секунду раздался гром аплодисментов. Теплых, искренних, настоящих. Элиза удивленно заморгала, когда они обрушились на нее, потом подняла глаза и встретилась с торжествующим взглядом Кита, который тоже бурно аплодировал с нескрываемой гордостью.
– Браво, мисс Хэммонд! – крикнул Адриан.
– Да, прекрасно! – воскликнули еще несколько человек. – Великолепно!
Она улыбнулась, не зная, как вести себя перед лицом такого горячего одобрения – одобрения, которого ей еще никогда в жизни не приходилось испытывать.
Кит взял ее за руку и поднял на ноги, коснувшись пальцев легким поцелуем.
– Потрясающе, Элиза. Вы превзошли даже самые большие мои ожидания.
Как всегда, она ощутила приятное покалывание от его прикосновения, чувствуя себя так, словно ноги больше не касались пола. А потом засмеялась, еще раз удивив всех присутствующих.
Глава 9
Два дня спустя Элиза все еще купалась в лучах своего успеха. Даже сейчас ей все еще не верилось, что она так хорошо выступила, что ее нервы успокоились и она сумела сыграть, как никогда в жизни.
Даже Джанет и Кристабель были поражены ее музыкальными способностями и считали, что ей не следует упускать возможность продемонстрировать свое мастерство во время предстоящего сезона. Оставалось только надеяться, что ее вновь обретенная уверенность не исчезнет, что она сможет набраться смелости выступить в обществе чужих людей. Она понимала, что Кит преподал ей ценный урок, который она никогда не забудет.
Оставалось всего несколько дней до Пасхи и официального начала сезона. Приглашения уже начали прибывать, и, к ее удивлению, на многих стояло ее имя. Что же касается охотников за приданым, всем им Кит дал от ворот поворот. А если появятся другие, он обещал указать на дверь и им.
Для молодого лорда с репутацией беззаботного и безответственного малого Кит оказался на удивление грозным защитником. Если бы только он не видел себя в роли ее названого брата, думала Элиза, если бы только мог почувствовать к ней нечто большее!
Отодвинув в сторону такие глупые, никчемные мысли, Элиза направилась в семейную гостиную. До этого времени она была с Вайолет и детьми в детской: снова с удовольствием поиграла с мальчиками в прятки и несколько восхитительных минут покачала на руках Джорджиану. Затем для близнецов пришло время сна, а для Вайолет – время кормления малышки грудью. Поскольку на сегодня ее уроки уже закончились и Кит ушел из дома куда-то в гости к своим многочисленным друзьям, Элиза решила написать ответ на корреспонденцию, полученную от своего юриста мистера Пима.
Вместе с тетиными деньгами она также унаследовала множество деловых и коммерческих забот, связанных с капиталовложениями, ежегодной рентой и сдачей в наем нескольких домов. В большинстве случаев мистер Пим сам справлялся с каждодневными обязанностями, но по некоторым вопросам ему требовалась ее санкция.
В поисках ручки и бумаги Элиза подошла к секретеру розового дерева, выдвинула ящик… и обомлела, когда взгляд упал на маленькую зеленую книжицу, лежащую внутри.
Та самая пикантная зеленая книжица, которую Джанет положила сюда, чтобы Вайолет обнаружила ее. Очевидно, Вайолет еще не нашла неприличный подарок своей сестры, не имея представления, что книга находится в доме.
Стараясь не обращать на нее внимания, Элиза вытащила несколько листков бумаги и перо, затем положила все это на стол. Она уже хотела было задвинуть ящик, но остановилась, бросив быстрый взгляд через плечо, дабы убедиться, что она по- прежнему одна.
Одна и может украдкой взглянуть. Какой от этого вред? Ведь никто об этом не узнает. С застывшими в воздухе пальцами она поколебалась еще несколько мгновений, прежде чем уступить соблазну. Раскрыв книгу, произвольно перелистала страницы, остановившись на отрывке какого- то стихотворения приблизительно посередине. Текст был написан на старо итальянском, который, вероятнее всего, датировался пятнадцатым или шестнадцатым веком. Она прочла пару строк, напечатанных крупным, витиеватым шрифтом.
«Милосердный Боже, – подумала она, – неужели это означает то, что я думаю?» Она нахмурилась и прочла еще раз, не уверенная, правильно ли поняла смысл. Возможно, она просто подзабыла итальянский. Она перевернула страницу и почувствовала, что глаза полезли на лоб. Прекрасно выполненная искусным пером, иллюстрация была и в самом деле откровенная – она изображала полностью обнаженных мужчину и женщину, сплетенных в страстном объятии на кровати. Мужчина лежал сверху на женщине меж ее раздвинутых ног, которые – о Боже! – покоились лодыжками у него на плечах! Его широкие ладони сжимали большую, пышную грудь женщины, а его согнутые колени, крепкие, обнаженные ягодицы и задняя часть мощных бедер выступали на передний план.
Матерь Божья, да разве им удобно? Очевидно, да, если судить по выражению крайнего восторга на лице женщины.
Элизе внезапно стало жарко под тонкой тканью дневного шерстяного платья, а кожа зачесалась. Еще один неизвестного вида жар стал растекаться внизу живота.
Она перевернула страницу и нашла еще одну иллюстрацию.
Эта была еще более удивительной и пугающей, ибо женщина лежала на боку с одной поднятой ногой, а мужчина стоял на коленях между ее раздвинутыми ногами с полностью выставленными напоказ гениталиями, приготовившись…
Элиза попыталась сглотнуть, обнаружив, что во рту странно пересохло. Она знала, что мужчины с точки зрения анатомии сильно отличаются от женщин; в конце концов, она же видела греческие и римские скульптуры, но те художники никогда не изображали мужчин такими, как этот.
Помилуй Боже, как же мужчина ходит с такой штуковиной между ног? И если уж на то пошло, как она умещается в его брюках? Разве не будет заметно, если она станет вот так выпирать?
Тогда-то она и пришла к выводу, что эта часть тела мужчины, должно быть, увеличивается, и увеличивается изрядно! Мягкая и маленькая, когда находится в брюках, длинная и твердая, когда… Щеки Элизы вспыхнули, словно от огня, все тело загорелось от сочетания жара и шока.
Внезапно она услышала в холле голос и неразборчивое бормотание в ответ. Вайолет разговаривала с одним из слуг. «О Боже, а что, если она войдет сюда и поймает меня?»
С колотящимся сердцем, как у удирающего от гончей зайца, Элиза захлопнула книгу, вернула ее на место и резко задвинула ящик секретера.
По крайней мере попыталась задвинуть, потому что проклятый ящик заело. Она дергала, нажимала и толкала, всячески стараясь вернуть ящик на
