– Откуда ты знаешь?
Брат ему не ответил.
Длинногривый чалый конек остановился перед ними. Один из седоков оказался яснолицым юношей, русоволосым и курчавым; за его пояс цеплялась миловидная рыженькая девица, чье личико сплошь усыпали веснушки. Оба кутались в иззелена-бурые накидки.
– Все в порядке, это друзья – проговорил Элдарет, подъезжая к ним. – Мириас, Зоря! Как же я вам рад!
– Элдарет, – выдохнул юноша, опираясь на седельную луку. – За тобой погоня.
– Знаю. Мы с ней разделались.
– Не до конца, – поправила Зоря. – За первыми ехали еще двое солдат. С ними разделались мы. Но их могло быт и больше. Надо отвести вас в убежище.
Элдарет тяжело вздохнул.
– Туда я и вел друзей. Но я менее всего хочу привести к укрытию царских солдат. Почему ими кишит весь лес?
– Они кружат близ Нахиллеи. Сила здешнего сопротивления их настораживает. Но тебя мы протащим, не бойся.
– Солдаты отходят от города, – проговорил Линден, глядя на лес пустыми глазами. – Я вижу.
– А это кто такой? – спросила Зоря.
– Линден, – с усталой приязненной улыбкой представил юношу Элдарет. – А это – Руфрид и Танфия. Странные у меня спутники. А это – Зоря и Мириас, парочка парионских лицедеев.
– Бывших, – вздохнул Мириас. – Ныне безработных, бездомных и разыскиваемых за мятеж.
– Что же вы натворили? – воскликнула Танфия.
– Пытались спасти театр.
К ночи Мириас и Зоря довели путников до Нахиллеи, горстки высоких, стройных домов, усеявших склоны подковообразной долины. Сияла Лилейная луна. Цвели заполнявшие долину сады, и распускались каштаны. Танфия так расслабилась, что чуть не заснула в седле, и едва поняла, что они приехали, пока не подняла взгляд и не увидала над собой нагромоздившиеся в простодушном изяществе этажи. Вдоль крутых улочек строились деревья, гнущиеся под снежно-белым цветом, наполняя воздух сладостью.
– Почти пришли, – прошептал Элдарет.
Он свернул в переулок, а оттуда – во двор, поспешно захлопнув за собой ворота.
– Здесь можно оставить коней.
Конюшня выглядела обветшалой, но сухой и чистой.
– За скакунами мы присмотрим. – Зоря одарила Танфию дружеской улыбкой. – А вы идите с Элдаретом.
Со дворе странник вывел их по крутой лестнице, взбегавшей по склону долины между глухими стенами домов.
– Здесь безопасно? – спросил Руфрид.
– Не более, чем везде, – ответил Элдарет. – Но здесь у меня есть друзья… зайдем в дом – объясню.
Ступени заканчивались на террасе, где к крутому склону, почти обрыву прислонился бледный и узкий дом. В парадное Элдарет стучаться не стал, а двинулся к черному ходу. Он выстучал какую-то мелодию, и пару минут спустя дверь отворилась. Худощавый длинноволосый старик поманил гостей зайти. Путешественники протолкнулись в тесную моечную, и старик поспешно задвинул за ними засов.
– Я пришел с друзьями, – сказал Элдарет. – Мириас и Зоря будут позже.
– Добро пожаловать, друзья Элдарета, – приветствовал их старик, широкой улыбаясь. В свете лампы его волосы блестели серебром. Танфия оглянулась, и чуть не пробила теменем потолок, обнаружив за своим плечом второго старика, точное подобие первого.
– Мы близнецы, – хором проговорили старики.
– Да ну? – буркнул Руфрид – по мнению Танфии, непростительно грубо. Она уже почти забыла, как груб он был с ней в лесу, но воспоминание всплыло непрошеным.
– Я Олберид, – назвался первый, – а мой брат – Олмион. Будьте как дома.
Излучинцы вслед за Элдаретом прошли к винтовой лестнице и поднялись наверх. Близнецы остались внизу.
– Понимаете, они были так добры, что предоставили нам свой дом, – шепотом пояснил Элдарет, – и очень рискуют, если царь проведает, что мы скрываемся здесь.
– А кто тут еще живет? – спросила Танфия.
– Несколько опальных парионцев.
В лестнице было шесть пролетов; Танфия считала. Девушку слегка трясло – от ночной прохлады, от запоздалого потрясения, и в ожидании. Дойдя до последнего пролета, они оказались на чем-то вроде чердака. Элдарет протиснулся в тупичок, задвинутый старым шкафом, и, к изумлению девушки, отпер дверцу и поманил своих товарищей внутрь. Места едва хватило, чтобы поместиться всем, и темнота в шкафу стояла – хоть выколи глаз. Заперев дверцу изнутри, Элдарет протолкался наощупь к противоположной стенке и выстучал на ней условный мотив.
