Слишком много причин остаться. Иногда приходится делать самое тяжелое – опустить руки.
– Мы должны что-то сделать! Вернуть ее!
– Танфия! – резко прервал ее отец. – Тебе мало, что погиб Эвайн?
– Он прав, – поддержала Фрейна. Глаза ее, обычно искрившиеся весельем, были тусклы. – Стиснуть зубы и терпеть.
Она попыталась взять внучку под локоть, но Танфия вывернулась.
– Трусы! – крикнула она – не только родичам, всем! – Нельзя сдаваться!
Но все только отворачивались от нее, опустив головы, даже родители – молча, с тем же стоическим упорством, что поддерживало их в самые суровые зимы и при нападениях дра’аков. Настоящие излучинцы! Никогда еще Танфия не ощущала себя такой чужой в родной деревне. В глаза ей осмелилась посмотреть только Хельвин, и колкий бабкин взгляд был многозначителен и укоряющ.
– Танфия! – тихо произнесла жрица. – Не оскорбляй их.
– Я не хотела, но…
– Они поступают, как считают должным. Последуй их примеру. – Хельвин погладила внучку по плечу и вышла.
Ближе к вечеру Танфия в одиночку ушла в любимый свой уголок леса, и там принесла маленькую жертву Брейиде. На курганчик из гальки она положила полевые цветы и пару колосьев. И в первый раз с того страшного утра позволила себе расплакаться.
Она любила эту обрамленную дубами рощицу перистолистых деревьев арх, священных и благодетельных для женщин. Кора их предупреждала тягость чрева, а листья облегчали всяческие боли в матке. Танфия не заводила себе любовников, но здесь, в тени рощи, ей часто приходилось ублажать себя, мечтая о будущих возлюбленных в далекой Парионе, или даже о самом лесном боге Антаре в накидке из листьев.
Но сейчас ей было не до сладострастных мыслей. Понурив голову, она стояла на коленях перед жертвенником, моля Брейиду о защите для сестры.
– Помоги нам! – прошептала она. Руки ее еще зудели от мириада ожогов. – Я знаю, как должна поступить. Но я хочу знать, права ли. Ради отца и мамы, не для себя! Наставь меня.
Еще пару дней назад мир казался таким прекрасным, и в то же время он уже был готов обрушиться. И Изомира, и Руфрид, каждый по-своему, знали это.
Вечерний свет, пробиваясь сквозь кроны, красил рощу изумрудом, и яхонтом, и густой лазурью. Но Танфия уловила, как к ярким краскам примешивается бледный, хрустальный отблеск.
И услыхала шум за плечом, будто чье-то близкое дыхание.
У девушки сердце захолонуло. Дико заозиравшись, она не увидела никого, но вокруг перешептывались чьи-то голоса, кружа голову.
– Кто здесь? – вскрикнула Танфия. – Покажись!
Ей послышался тихий вздох чуть ли не под самым ухом – «
Мир завертелся колесом. Танфия уткнулась лицом в небо, такое близкое, что можно поцеловать танцующие рядом луны, и в то же время она падала, деревья смыкались над нею, как волны, и трава, как паутина, лопалась под ногами. Она хотела вскрикнуть, но только захрипела. Ей улыбнулось мужское лицо в рамке темно-рыжих кудрей, прекрасное и насмешливо-мягкое.
Белый блескучий огонь полоснул по глазам. Оружие, это был клинок, сейчас элиры убьют ее! Танфия приготовилась к смерти. Она нечаянно, не нарочно нарушила какую-то границу, или оскорбила их…
«Нет! Брейида и Антар, упасите меня!»
Мир рывком остановил свое кружение. Все снова было тихо, Танфия лежала на траве. Стиснув кружащуюся голову трясущимися руками, девушка попыталась присесть. Когда это ей удалось, она ощупала руки-ноги, проверяя, целы ли они. Но ран не было.
И тут взгляд девушки привлек блеск на алтаре.
Поверх ее жертвы – цветов и колосьев – лежал тонкий белый предмет. Это был нож, длиной в ладонь, с клинком из белого хрусталя и серебряной рукоятью, украшенной знаками ясного солнца и тройной луны. Оружие было изумительно, потусторонне прекрасным, таким хрупким, словно одно прикосновение руки могло растопить его. Клинок был наполовину утоплен в ножны серебристой кожи, с нашитыми искристыми бусинками, составлявшими ромбовидный узор.
Раньше Танфия никогда не видела элирских ножей, но сразу поняла, что это такое.
– Это предназначено мне? – спросила она в голос. – Это для меня, или это приношение элиров Брейиде?
Никто не ответил.
– Может, я совершаю жуткое богохульство… тогда простите. Но мне пригодится любая подмога.
Прикусив губу, она потянулась к ножу, но тот расточился, растаял под ее пальцами. Танфия отдернула руку и отерла ладонь о юбку, будто коснулась какой-то гадости.
Ее трясло. Алтарь был пуст. Но все казалось таким настоящим… Может, это у элиров шутки такие, подумала она. Или я умом тронулась? Надо ж было так сглупить. Элирские вещи лапать – все равно, что с огнем играться, так в сказках говорят.
И ей снова вспомнилось пропавшее куда-то хрустальное зеркальце, подарок Хельвин.
Бледный свет померк, в роще снова стало тихо. Только сердце Танфии колотилось в груди, и тупая боль нарастала за глазами.
