а пальцы неожиданно встретились, когда она пыталась подхватить поднос с завтраком. В конце концов, ее нервы не выдержали, она откинула голову назад, закрыла глаза и притворилась, что спит. Вскоре она действительно уснула.
Уже в аэропорту Каракаса, где они мгновенно прошли все формальности, Габи впервые удивилась магической силе имени деда. А затем, когда на улице на нее обрушилась такая жара, что, казалось, она одетой попала под горячий душ, вместо того чтобы присоединиться к толпе, ожидающей такси, Луис Эстрадо взял ее под руку и подвел туда, где около серого шевроле ожидал одетый в белую форму водитель. Завидев их, он вытянулся по струнке и принялся торопливо укладывать в багажник чемоданы.
Габи опустилась на роскошное сиденье — подальше от своего спутника. Когда машина въехала на окраину города, ее очаровала пышность и экзотика здешних мест. Вокруг царили шум, движение и буйство красок, причем своими гудками их машина соперничала с крикливыми торговцами. А тележки, запряженные ослами, вели себя достаточно вызывающе по отношению к блестящему американскому лимузину. Кругом пестрели ярко раскрашенные автобусы и грузовики; покачивались, скрипя, подвесные вывески магазинов. Они проехали через центр, украшенный как бы парящими в воздухе зеркальными небоскребами и широкими нарядными бульварами, а затем свернули в тишину предместий, застроенных шикарными виллами, где за высокими белоснежными стенами в багряной и розовой пене цветов утопали роскошные дома.
— Что вы думаете о нашей столице?
Бесстрастный голос заставил Габи вздрогнуть, но когда она повернулась, глаза ее возбужденно блестели.
— О, она великолепна! Я никогда не думала, что она именно такая!
— Но вы ведь наполовину венесуэлка.
— Нет! — Габи решительно тряхнула головой. — Я — англичанка, с головы до пят!
И в то же время что-то в глубине ее существа проснулось, словно насекомое в куколке, которому пришло время сбросить прежнюю оболочку. Казалось, окружающее всегда было ее частью, только пряталось где-то далеко-далеко.
В замешательстве Габи снова отвернулась к окну, чтобы посмотреть на последние виллы, исчезающие в алом цветении экзотических деревьев, в это время они въехали в убогий городок, прижавшийся к своему богатому соседу. Беспорядочно разбросанные лачуги с крышами из рифленого железа цеплялись за крутой склон холма. Возле них в ржавых железных бочках росли алая герань и рыжевато-коричневая настурция.
Ниже по дороге Габи увидела смуглого мальчонку, тянущего на веревке козу. Когда он поравнялся с машиной, замедлившей скорость из-за ехавшей впереди телеги, запряженной быками, мальчик взглянул на машину и встретился взглядом с Габи. Габи улыбнулась ему и подняла руку в знак приветствия. Но мальчик отвел глаза, в которых не было и тени ответной улыбки.
Габи закусила губу, внезапно ощутив его неприязнь, и только когда машина проехала мимо мальчика, заметила, что Луис Эстрадо был свидетелем этого небольшого эпизода. Серые глаза пронзили ее, словно острые льдинки, а презрительная усмешка, искривившая тонкие губы, заставила податься назад и снова уставиться в окно.
В течение следующего часа путешествие проходило в полной тишине, если не считать треска жестких листьев под легким ветерком, когда мимо проплывали плантации сахарного тростника.
— Си, синко минутос, Мария.
Сквозь прикрытые ресницы Габи наблюдала, как Луис Эстрадо наклонился вперед, к шоферу, чтобы положить трубку автомобильного телефона. Когда он уселся на своем месте, их взгляды встретились, и она снова заметила на его лице холодное насмешливое выражение, которое так хорошо успела изучить за несколько часов общения.
— Последний звонок экономке вашего деда с напоминанием о том, что мы будем через пять минут.
— Я поняла, — сказала Габи, молясь о том, чтобы голос не выдал пробежавшей по спине ледяной дрожи, с которой не мог ничего поделать даже кондиционер роскошного «шевроле»
Отвернувшись, она стала смотреть в окно, в то время как они въехали через белоснежные ворота на узкую аллею, по обеим сторонам которой росли королевские пальмы и пышные кусты.
Машина повернула, и впереди на отлогом холме Габи уловила очертания большого дома, почти затерявшегося в зелени окружающих его деревьев.
Это было красивое белое одноэтажное сооружение в стиле испанской гасиенды.
— Это… — она повернулась к своему спутнику, — дом моего деда?
— Конечно.
— Но… — Габи на мгновение замолчала, а затем тихо произнесла: — Я не представляла себе…
— …Что ваш давно потерянный дедушка — богатый человек?
— Да.
— Неужели? — протянул Эстрадо.
— Да, действительно так! — огрызнулась Габи. — И позвольте сказать вам, сеньор, что мои чувства к деду останутся прежними, независимо от того, живет ли он во дворце или в том бедном городке, который мы только что проезжали.
На мгновение в глазах Эстрадо вспыхнула ярость, но она исчезла так, же быстро, как и появилась. Он только произнес:
— Ну, конечно, какая может быть разница?
Габи задел неприкрытый цинизм, прозвучавший в его голосе. Она открыла, было, рот, чтобы высказать ему, наконец, все, что о нем думала, но, поймав в зеркале заднего вида любопытствующий взгляд шофера, только стиснула зубы и, резким жестом расправив юбку кремового льняного костюма, непроницаемо уставилась вперед. В конечном счете, сказала она себе, не следует удивляться. Этот великолепный дом стал лишь последним ударом за бесконечно длинный день, в продолжение которого одно потрясение сменялось другим до тех пор, пока все в ее голове не перемешалось…
И вот теперь они, наконец, остановились на посыпанной гравием дорожке, а шофер поспешно выскочил из машины, чтобы открыть дверь, сначала, перед ее спутником, а потом и перед ней.
Глубоко вздохнув, Габи выбралась из машины и, почувствовав, что ее ноги немного дрожат, крепче вцепилась в свою сумочку. Пока вносили их чемоданы, Луис Эстрадо молча стоял и смотрел на Габи. Они отправились в путешествие в самую жару, а сейчас солнце уже садилось, поражая своим тропическим блеском, отчего белый фасад дома позади них и их собственные лица приобрели золотисто-розовый оттенок.
Когда Габи взглянула на своего спутника, он криво усмехнулся, выставив напоказ ослепительно белые зубы.
— Полагаю, мне следует поздравить вас с прибытием на гасиенду «Маргарита», сеньорита Холм. Хотя, возможно, мне следовало бы оставить эту привилегию вашему деду.
Он сделан жест в направлении двухъярусной каменной лестницы, и Габи начала медленно подниматься по ней. Она была совершенно уверена, что наступило время борьбы, значительнее которой у нее еще не было в жизни. Она очутилась на террасе, опоясывающей дом. В дальнем ее конце рядом с инвалидной коляской в плетеном кресле с высокой спинкой сидел пожилой седовласый человек.
Габи смутилась, ее ладони внезапно сделались влажными.
— Это?.. — хрипло начала она.
— Ваш дед? Да.
Рука Луиса Эстрадо легла ей на талию, словно подталкивая вперед, но Габи отбросила его руку. Она помедлила немного, затем выпрямила свою изящную спину, высоко подняла голову вышла вперед.
Когда они приблизились, пожилой человек попытался встать. Юноша, маячивший в отдалении, бросился на помощь, но старик нетерпеливым жестом отослал его прочь и после некоторых усилий поднялся на ноги.
Габи остановилась, не доходя до него пару шагов. Луис Эстрадо стоял прямо за ее плечом. Габи не видела его, лишь ощущала присутствие, так как смотрела прямо в лицо Рамону Гуэрро. Морщинистое лицо с печатью был силы и надменности казалось ей удивительно знакомым, как будто она всегда знала этого человека.
