слышались только шипенье и треск, но потом чуть хаотично грянул оркестр. Голос певицы пробился сквозь его звуки и воспарил, «точно хрупкое прекрасное существо, вырвавшееся из колючек», рассказывала Каролина.
Возникли удивительно трогательные минуты. Стоял пасмурный, дождливый день, в зале было сумрачно, но романтический свет камина и урчавших обогревателей словно вернул комнате былую красоту вопреки повисшим обоям и просевшему потолку. Миссис Айрес улыбалась, взгляд ее помягчел, пальцы тихонько шевелились в такт музыке. Даже миссис Бэйзли и Бетти прониклись благоговением. Двигаясь бесшумно, точно в пантомиме, они укрывали ковер половиками и осторожно снимали зеркала со стен.
Ария закончилась. Игла раз за разом постукивала в последней канавке диска. Каролина подняла звукосниматель; наступившую тишину нарушал только размеренный звук капель, из трещин в потолке падавших в расставленные ведра и тазы. Миссис Айрес щурилась, будто очнувшись от сна. Дабы развеять грусть, Каролина поставила разбитную эстрадную песенку, под которую в детстве они с Родериком маршировали.
Оживившиеся служанки двигались в ритме музыки.
— Вот славная песенка! — одобрила миссис Бэйзли.
— Вам нравится? — откликнулась Каролина. — Мне тоже. Только не говорите, что Веста Тилли[21] пела ее в ваш медовый месяц.
— Какой еще медовый месяц? — скривилась миссис Бэйзли. — Его не было вовсе. Только ночь у сестры в Ившеме. Они с мужем легли с детьми, чтобы освободить комнату для нас с мистером Бэйзли. А затем мы прямиком отправились в дом свекрови, где у нас не было даже своей кровати… девять лет, пока старуха не померла.
— Господи! — ахнула Каролина. — Бедный мистер Бэйзли!
— Ничего, он не жаловался. Держал у себя бутылку рома и горшочек черной патоки. На ночь скармливал мамаше столовую ложку того и другого, и та дрыхла без задних ног… Бетти, дай-ка мне ту жестянку… вот умничка!
Каролина рассмеялась и заглянула в коробку, которую Бетти передала миссис Бэйзли. Там лежали знакомые с детства узкие мешочки с песком, прозванные змеюками, — ими прокладывали щели, спасаясь от сквозняков. С ностальгической грустью Каролина смотрела, как служанка укладывает мешочки на подоконники и в проемы между рамами. Один она взяла и рассеянно вертела в руках, разбирая пластинки и бумаги.
Через пару минут миссис Бэйзли досадливо крякнула и попросила Бетти подать ей воду и тряпку. Каролина машинально обернулась к окну. Стоя на коленях, служанки хмурились и поочередно терли какое-то пятно на дубовой панели.
— Что там, миссис Бэйзли? — без особого интереса спросила Каролина.
— Да вот, сама не понимаю, мисс. Видать, намазала девчушка, которую покусали.
Сердце Каролины екнуло. Она вспомнила, что именно в этой оконной нише сидела Джиллиан Бейкер- Хайд, когда Плут ее тяпнул. Половицы и дубовая панель были сильно забрызганы кровью, но их тогда же отмыли вместе с ковром и диваном. Видимо, какое-то пятнышко осталось незамеченным.
Однако что-то в голосе и поведении миссис Бэйзли настораживало. Выпустив из рук мешочек, Каролина подошла к окну.
— Что там? — спросила миссис Айрес.
— Не знаю, какой-нибудь пустяк.
Миссис Бэйзли и Бетти посторонились. На панели Каролина увидела не пятно, а детские каракули — беспорядочные буквы «с», небрежно выведенные торопливым карандашом. Выглядело это вот как:
— Господи! — прошептала Каролина. — Значит, дразнить собаку ей было мало!.. Извините. — Она заметила взгляд миссис Бэйзли. — Я бы что угодно отдала, лишь бы с девочкой ничего не случилось. Наверное, у нее был карандаш. Или стащила наш. Полагаю, это ее работа? Думаешь, накорябали недавно?
Последний вопрос адресовался миссис Айрес, которая тоже подошла к окну. Вид у нее был странный: казалось, она испугана, однако ее тянет потрогать каракули.
Миссис Бэйзли отжала тряпку и вновь принялась тереть буквы.
— Не знаю, давно они тут или нет, но прям будто въелись! — отдуваясь, проговорила она. — Когда мы прибирались перед вечеринкой, их здесь не было, правда, Бетти?
Девушка испуганно взглянула на Каролину:
— По-моему, нет, мисс.
— Точно не было, — сказала миссис Бэйзли. — Я сама тут каждый дюйм облазала, а Бетти чистила ковер.
— Значит, напроказил ребенок, — вздохнула Каролина. — Очень скверно с его стороны. Вы уж постарайтесь оттереть, ладно?
— Я и так стараюсь! — вознегодовала миссис Бэйзли. — Только вот что я вам скажу: если это карандаш, то я китайский император. Не отдерешь.
— Может, тушь или пастель?
— Не знаю. Прям кажется, буквы проступили изнутри.
— Изнутри? — испуганно повторила Каролина.
Удивленная ее тоном, миссис Бэйзли задержала на ней взгляд, затем посмотрела на часы и прицокнула языком:
— Через десять минут мне шабашить. Бетти, я пойду, а ты попробуй содой. Только смотри не шибко, а то пузыри вздуются…
Миссис Айрес отвернулась. О каракулях она ничего не сказала, но как-то сникла, будто неожиданное напоминание о злосчастном приеме бесповоротно заклеймило день печалью. Сославшись на усталость, она пахоруко собрала свои вещицы и ушла к себе наверх. Каролина тоже решила покинуть зал, окончательно утративший свою прелесть. С коробкой предназначенных на выброс пластинок она последовала за матерью, только раз оглянувшись на панель под окном, где неизгладимые каракули извивались, точно маленькие угри.
Все это происходило в субботу — наверное, как раз в то время, когда я делал доклад на лондонской конференции, гоня мысли о Каролине, осевшие на задворках сознания. К концу дня морока с уборкой закончилась, комнату благополучно закрыли, накрепко замкнув ставни и дверь; в широком спектре семейных бед каракули на панели представляли собой лишь досадную неприятность, и о них почти забыли. Воскресенье и понедельник прошли бессобытийно. Дни выдались холодные, но сухие. И потому Каролина удивилась, когда во вторник за дверью зала услышала тихий размеренный перестук, похожий на дождевую капель. Испуганная мыслью, что потолок непостижимо протек в новом месте, она открыла дверь и заглянула в комнату. Перестук тотчас прекратился. Затаив дыхание, Каролина вглядывалась в темную комнату, различая вислые полотнища обоев и причудливые контуры задрапированной мебели, но ничего не слышала. Она закрыла дверь и пошла по своим делам.
На другой день, проходя мимо зала, Каролина вновь услышала странный звук. Уже не сомневаясь, что слышит дробный стук капель, она вошла в комнату и отворила ставень. Как и прежде, шум смолк, едва она открыла дверь; Каролина проверила расставленные в комнате тазы и ведра, мельком глянула на половики, укрывавшие ковер, но все было сухо. Сбитая с толку, она уже хотела плюнуть на все и уйти, но стук возобновился. Однако теперь казалось, что он исходит не из зала, а из соседней комнаты. Словно какой-то мальчишка-оболтус, рассказывала Каролина, негромко, но нахально палочкой отбивал «тра-та-та». Совершенно озадаченная, она вышла в коридор и прислушалась. Звук привел ее в столовую и там резко смолк, а через пару секунд опять возник, но уже за стенкой, в малой гостиной.
Миссис Айрес, которая в гостиной читала недельной давности газету, ничего не слышала.
