П-Одиннадцатому. А оказалось, что мне нужен П-Три-надцатый.
– Умгум, – пробормотал Джек Леммон и перевернул страницу. Но, решив, что это «умгум» прозвучало грубовато даже по его собственным меркам, неохотно добавил: – Ну и как – передали?
– Да в том-то все и дело, что не передал! Меня, признаться, быстренько наладил с тринадцатого этажа один довольно резкий тип – ваш начальник, наверно. Человек в колпаке шеф-повара.
– А-а, льюк, – сказал Джек Леммон, вспомнив, по-видимому, как он объяснял Грайсу, где найти начальника Отдела питания; он опять произнес слово «люк» с каким-то странным акцентом.
– Да-да, вы мне дали прекрасный ориентир – люк. Он высунулся из этого люка, будто кукушка в старинных часах.
– Льюк его фамилия! Клиффорд Льюк! – Хотя Джек Леммон поправил Грайса с едкой насмешкой, лед отчужденности был сломан. Он закрыл книжку – «Молодые львы» Ирвина Шоу, – и Грайс получил возможность спросить, нравится ли ему этот автор. Заговорив о писателях, он естественно перешел бы к драматургам, а там уж и до альбионской труппы рукой, как говорится, подать.
– Если вы думаете зазвать меня к этим олухам из альбионской труппы, – прервал его мысли Джек Леммон, – то не пытайтесь.
Ошарашенный Грайс честно признал, что Джек Леммон прочитал его мысли, и выразил ему свое восхищение.
– Да это было не трудно, – явно смягченный восхищением Грайса и тоже честно откликнулся Леммон. – Вы сегодня уже третий.
– В самом деле? – с острым любопытством спросил Грайс. – И кто же, если не секрет, мои предшественники?
– Один из них дама, не знаю, как ее зовут, из вашего отдела.
– Памела Фос? – Очень мило, ничего не скажешь. Сначала дает задание, а потом норовит выполнить его сама.
– Кажется, она. Ей, как и вам, почему-то понравился мой столик, а ушла она минут пять назад. – Да, очень мило.
– Ну, а другой?
– Другой прихватил меня сегодня утром в лифте, но, как его зовут, я тоже не знаю.
– А он не напомнил вам, по случайности, Джереми Торпа? Хотя бы немножко?
– Да нет, он, пожалуй, немного похож на вас. И говорит, как вы. Его даже можно принять за вашего брата.
Сидз! Решил, значит, перебежать ему дорогу и опять законтачить с Пам (которой он еще скажет пару теплых слов!). Ну подождите, друзья, посмотрим, кто кого!
Было бы здорово добиться успеха там, где у этих голубчиков ничего не вышло.
– Вы вот назвали наших любителей олухами и, возможно, не очень погрешили против истины. А вас не удивило, что три человека за один день предложили вам вступить в альбионскую труппу?
– Да чему тут удивляться-то? – Джек Леммон отставил пустую тарелку из-под пирога и принялся за грушевый пудинг, очень аппетитный на вид (надо обязательно его попробовать, решил Грайс). – Вам же нужно выведать, что делается у нас в отделе!
А Пам-то распиналась – «люди практически не знают, чем мы занимаемся»! Величайшая глупость года, иначе не скажешь. Похоже, всему «Альбиону» давно известно, чего им надо, они могли бы распечатать свою программу во многих экземплярах и повесить на всех Досках объявлений.
– В общем да, кое-кому было бы любопытно узнать, что у вас происходит, – с ненужной теперь осторожностью отозвался Грайс.
– А что произошло с любопытным, знаете? – Нос прищемили, автоматически вспомнилось Грайсу. – Если вам хочется, чтобы вас вышвырнули из «Альбиона», продолжайте в том же духе, это ваше дело, а мне с вами не по пути. Вы же все до одного, как пить дать, отсюда вылетите!
Грайс думал точно так же. И спорить не стал. А Джек Леммон, доев с неимоверной быстротой пудинг, взял свой роман, молниеносно вытер бумажной салфеткой рот и сказал:
– Что бы у нас ни делалось, я могу говорить только о себе. Так вот, я-то работаю. Мне, видите ли, восемь месяцев пришлось просидеть без работы, поэтому здесь я: работаю, вкалываю по восемь часов в сутки, ни на кого свои обязанности не сваливаю, раз в месяц получаю жалованье и не задаю дурацких вопросов, понятно?
Все это было Грайсу настолько близко, что он не нашёлся с ответом. А сейчас, на его взгляд, Джеку Леммону следовало встать и отправиться в свой каторжный отдел. Но он почему-то продолжал сидеть и хмуро смотрел на Грайса. Возможно, у него еще оставалось несколько минут до конца обеденного перерыва.
В итоге Грайс поднялся первый. А встав, тотчас же догадался по вибрации пола, что к нему приближается их юная фея-кормилица. И через несколько секунд увидел лунообразное лицо.
– Извините, мистер Грайс, мне надо сказать вам одно очень важное словечко, – прошептала Тельма.
Но по дороге к эскалатору она только бессмысленно улыбалась в ответ на все его вопросы, и он безуспешно пытался понять, что творится у нее в голове, пока они не оказались на втором этаже.
– Туда, мистер Грайс.
Отсюда можно было спуститься по лестнице на первый или подняться на третий этаж. Однако Тельма свернула к двери, ведущей в фойе. Спросила бы, дуреха меня, я бы ей сразу сказал, что лифты здесь не останавливаются, Подумал Грайс.
И всё же покорно пошел за ней. Он ведь еще не бывал на втором этаже: его обследование, про которое столько говорилось, швейцар оборвал на третьем. Он сразу же заметил, что здешнее фойе отличается от всех других, но сначала не понял, чем. Обычная стеклянная дверь в рабочий зал с тремя отделами – Балансовым, Контрольно-ревизионным и Расчетно-фактурным, где, судя по свободным позам служащих, еще не кончился обед, а напротив – двери лифтов.
Перед каждым лифтом стоял низкий деревянный барьер вроде тех, через которые прыгают на манежах еще не очень хорошо обученные скаковые лошади, – напоминание об отмененной здесь остановке лифтов из-за давнего топливного кризиса. Но не барьерами отличалось это фойе от всех остальных. Не барьерами, а количеством лифтов: здесь их было четыре!
И вместе с тем этого никак не могло быть! Известно же, что в «Альбионе» только три лифта, всем служащим известно… однако вот они, плотно сомкнутые двери четвертого! А куда, спрашивается, ему подыматься или опускаться, если на других этажах его нет?!
Как и у трех обычных, у четвертого лифта рядом с дверцами виднелась кнопка вызова, и Тельма, не задумываясь, ткнула в нее пальцем. Грайс открыл было рот, чтоб сказать шалой девчонке: «Что за глупости, Тельма, ни один лифт на втором этаже не останавливается, а
Тельма небрежно отодвинула деревянный барьер и шагнула вперед. А Грайсу предстояло на ходу решить, идти за ней или нет, и он мгновенно вспомнил о судьбе любопытных.
– Все в порядке, мистер Грайс, не сомневайтесь, он поднимается только на один этаж, – успокоительно сказала ему Тельма. И Грайс, чтоб не ударить перед девчонкой в грязь лицом, присоединился к ней.
Тельма была права, этот лифт подымался только на один этаж, и подымался чертовски медленно – так ползают обыкновенно грузовые подъемники. Грайс огляделся и заметил еще одну странность: две пары дверей под прямым углом друг к другу, как в старых универсальных магазинах, где на одном этаже из лифта надо выходить в ту же сторону, откуда вошел, а на другом – вправо пли, скажем, влево.
Когда лифт наконец остановился, открылась вторая пара дверей, и Грайс разглядел узкий коридор. На бетонных стенах коридора виднелись красные надписи вроде «Без шлема не работать» и «Открытого огня не зажигать», а в отдалении Грайс даже заметил обрамленную стальными планками выписку из Рабочего законодательства и догадался, что попал в техническую зону альбионского здания. Они, стало быть, приехали на третий этаж, и коридор, по всей вероятности, вел к нижнему ярусу пристройки, опоясывающей вкруговую третий и четвертый этажи «Альбиона» (а в ее верхнем ярусе был размещен «Лакомщик»), Грайсу вспомнился рассказ, Сидза о поворотном механизме, предназначенном для ловли солнца, но сломавшемся
