объединения, да там не оказалось вакансий. Он у нас расположен по соседству с Оперхозяйственным.
– На восьмом этаже?
– Да вы что – ясновидец?
– И какой там у вас третий отдел?
– Этот… как его… Отдел внутренней почты.
– Все правильно, – сказал Грайс. И добавил: – Ну да денежки счет любят, – намекая, что пришла очередь Парслоу расплатиться с барменшей, которая выжидающе смотрела на Грайса.
За очередным бокалом вина они с Парслоу сравнивали свои фирмы – верней, сравнивал Грайс, расспрашивая Парслоу об его новой работе, а сам Парслоу только радостно удивлялся тому, что они хоть и работают в разных фирмах, но на одном этаже. Теперь Грайс ясно вспомнил, что в «Комформе» Парслоу отнюдь не считался выдающимся мыслителем.
Вскоре стало совершенно очевидно, что «Экспорт» и «Альбион» похожи друг на друга как две капли воды – вплоть до армии взаимозаменяемых одноруких швейцаров и открытой планировки рабочих залов. Сонные мухи из Ремонтно-планировочных отделов неспешно передвигали время от времени металлические барьерчики, таинственные литерные Службы обрабатывали неведомые статистические данные, Административные секторы Отделов питания душили служащих, как выразился Парслоу, оголтелым бюрократизмом. Но его не слишком удивила поразительная схожесть двух разных фирм.
– Ее величество стандартизация, – равнодушно сказал он.
А Грайс, которого опять выбили из привычной колеи, вдруг почувствовал, что уже напился – да-да, явно напился, иначе он не заказал бы еще вина. Ему было неведомо, как он справится с четвертым бокалом, порции здесь отмеряли просто слоновьи.
У него, как говорится, уши тряслись от желания рассказать Парслоу свои приключения в пристройке «Лакомщика» полтора часа назад. Он понимал бессмысленность этого желания – ведь Парслоу все равно бы ему не поверил, – но, может быть, хоть намекнуть? Чтобы прошибить его тупое самодовольство.
– Скажите, а у вас на работе есть какие-нибудь общественные развлечения? Ну, к примеру, любительский театр?
– Странные вы задаете вопросы. Думаете, я загубил в себе артистический талант?
– А вам не предлагали в него вступить?
– Ну, я, знаете ли, и за деньги-то не стал бы с ними связываться. Это чтобы торчать после работы в каком-нибудь промозглом церковном зале? Нет уж, увольте, да и домой мне ехать совсем в другую сторону. Они ведь собираются где-то за мостом, неподалеку от вашего «Альбиона».
– Может быть, в клубе Сент-Джуд?
– Черт его знает, может, и там.
Грайс, надеясь, что он говорит разумно и сдержанно, вкратце рассказал Парслоу, чем занимается альбионская труппа. Но мысли у него весело разбегались, а язык угрюмо заплетался, и на Парслоу рассказ о делах альбионских любителей не произвел особого впечатления, Больше того – ему явно стало смешно.
– Да у ваших любителей просто мозги набекрень, – объявил он. – С чего вы взяли, что работаете на правительство?
Грайс допил остатки вина, чудом загнал обратно в пищевод отрыжку, которая чуть не выдавила из него вино обратно в стакан, и тут прозвенел звонок, возвестивший, что паб закрывается.
– С чего бы мы ни взяли, теперь это подтверждено документально! – Он не собирался показывать Парслоу счет-фактуру (мало ли кому тот мог проболтаться!), но другого выхода у него не было. Он бережно развернул ветхий счет, обнаружив при этом, что, пока ему не пришло в голову закрыть один глаз, буквы на счете как-то странно двоились.
– Грэйн-Ярд, Лондонский мост, ЮВ-1», – с тупым равнодушием прочитал Парслоу. Он даже не заметил, что Грайс показал ему пальцем, куда адресован заказ – ОТДЕЛ СНАБЖЕНИЯ ГОС. УЧРЕЖДЕНИЙ, – видимо, его развезло еще сильней, чем Грайса. – А ведь я довольно хорошо знаю Грэйн-Ярд. Хожу иногда через него напрямик в паб «Корона». Прекрасный, кстати, паб с внутренним двориком, можно выпить прямо на свежем воздухе, у них там стоят столики под зонтами.
– А тогда вы должны знать, – угрюмо сказал Грайс, складывая бумажку так, что Парслоу увидел наконец адресата, – про типографию «Альбион», ее недавно снесли.
– Снесли? – вопросительно повторил Парслоу. Его мутный взгляд упирался в строку ОТДЕЛ СНАБЖЕНИЯ ГОС. УЧРЕЖДЕНИЙ, но он явно ничего не видел. – Как это снесли? Она и сейчас там стоит,
– Стоит? – Теперь уже Грайс вопросительно повторил последнее слово Парслоу, и челюсть у него отвисла.
– Ясное дело, стоит! Окна выбиты, деревянная вывеска облупилась, но прочитать можно, Я сто раз мимо нее проходил. Может, ее
– Ну зачем же я буду отнимать у вас время, – заплетающимся языком пробормотал Грайс и спрятал счет-фактуру в бумажник. Его тошнило. Он слишком сильно сегодня переволновался и чересчур много выпил.
Коротко извинившись, он отправился искать уборную. Ему казалось, что, пока его нет, Парслоу должен смыться – иначе он не вошел бы в зал, вытирая капли пота на лбу клочком туалетной бумаги.
Не успел он подойти к стойке, как Парслоу объявил, что ему давно пора бежать, но теперь они должны поддерживать связь и как-нибудь им обязательно нужно вместе пообедать – он, мол, знает один японский ресторанчик, где подают замечательно вкусные бифштексы. Все бывшие сослуживцы Грайса, если им доводилось по случайности встретиться, всегда решали «поддерживать связь» и никогда ее, разумеется, не поддерживали, но Грайс понимал, что ему-то надо еще разок увидеться с Парслоу, и пообещал «звякнуть».
– Вот-вот! Только звоните мне домой, а то на работу нам дозвониться, знаете ли, довольно трудно. Вы, наверно, удивитесь, но нашего объединения нет в городском телефонном справочнике. Теперь, похоже, все солидные фирмы предпочитают скрывать свои телефоны.
По дороге домой Грайс уснул и проехал свою остановку. Ну и денек! Если б он вел дневник, ему вряд ли удалось бы уместить все события этого дня на одной странице. А уж если б он делал записи в специальном «Дневнике делового человека», где одна страница отводилась на три дня, ему пришлось бы писать просто микроскопическими буковками.
– И вы никому об этом не говорили?
– Никому.
Да он, собственно, уже пожалел, что рассказал даже Пам. Она-то, разумеется, была потрясена и объявила, что для такого сенсационного сообщения надо экстренно собрать всю альбионскую труппу и что так, мол, они и сделают, когда она известит обо всем членов Оргбюро. Стало быть, Грайсу-то выступить не дадут? Стало быть, его новость выложит собранию Грант-Пейнтон? Им, конечно, придется упомянуть Грайса, они даже пригласят его, по всей вероятности, в президиум но разве это может сравниться с его мечтой объявить свою потрясающую новость как. бы невзначай и – без всякой подготовки? Он-то предполагал пригласить на собрание Тельму, чтобы она тоже урвала свою долю аплодисментов, и даже надеялся завлечь к альбионским любителям Парслоу – в качестве гостя пли, скажем, делегата от «Экспорта», – пусть тогда разные Фомы неверующие задают ему. Грайсу, каверзные вопросы: Парслоу, словно новообращенный на собрании секты евангелистов, будет живым свидетелем его поразительных успехов.
Понедельник, как известно, самый тяжелый рабочий день. Таким он и оказался для Грайса. Правда, пришел Грайс в контору немного успокоенный, с надеждой, что ему все же не грозит увольнение (швейцар мог его не опознать, юная Тельма могла не выдать, да и начальство могло спустить это дело на тормозах), причем пришел первый. Он очень хотел как можно скорей поговорить с Пам, но не тут-то было. Дисциплина за последние дни вконец у них охромела, и его коллеги начали прибывать на работу только после половины одиннадцатого; а когда явилась Пам, в нее немедленно вцепился Грант-Пейнтон и принялся нудно, со всеми подробностями рассказывать ей о своем посещении нового Ботанического центра, где горожанам продавали разные саженцы; этот центр открылся как раз неподалеку от улицы, на которой жил Грайс, и Грант-Пейнтон
