Хелсия была сестрой Бузиана.
— Бузиан тоже идет с ними? — поинтересовался Маллед.
— Не знаю, — пожал плечами Спаррак.
— А как Оннел? Тимуан?
— Жрец ничего не сказал, — покачал головой дядя. — Ты же знаешь их, Маллед.
Маллед был сыт этим знанием по горло. Настало время получить прямой ответ на вопрос, что на самом деле происходит на востоке и действительно ли Зейдабар так нуждается в кузнецах.
— Спасибо, дядя. Спокойной ночи.
Он повернулся и поднял щеколду входной двери.
— Ты что, уходишь?
Спаррак был поражен бестактностью племянника. Он явно надеялся посидеть немного у дома и обсудить новость.
Маллед кивнул и открыл дверь, стараясь не произнести слово, которое можно было бы истолковать как приглашение. Спаррак некоторое время смотрел ему вслед, затем пожал плечами и направился к дому брата.
У мальчика и раньше настроение частенько менялось, да и вообще он иногда казался странноватым, напомнил себе Спаррак. Но что здесь поделаешь? Ведь племянник как-никак, да ещё отмеченный богами. Возможно, он знает нечто такое, что для других недоступно. Во всяком случае, у него, видимо, была причина для такого странного поведения. И все же оно внушало тревогу.
Спаррак нахмурился и зашагал быстрее. Но к тому времени, когда он постучал в двери Хмара, он уже успел убедить себя в том, что парень просто устал.
Маллед вошел в свой небольшой, милый дом. Анва сидела в общей комнате в кованом кресле-качалке, сработанном его руками, со спящим крошкой Аршуи на руках. Она раскачивалась, что-то негромко напевая себе под нос. Увидев супруга, Анва остановила кресло, замолкла и подняла глаза.
— Что случилось? — спросила она, заметив отрешенное выражение на лице мужа.
Он помолчал немного и ответил:
— Завтра я отправляюсь в Бьекдау.
Анва недоуменно заморгала, не сводя с него глаз.
— Но ведь сейчас лето! — заметила она. — До празднеств Дремегера ещё много-много триад — чуть ли не полгода.
— На сей раз это не Дремегер. У меня действительно есть дело в храме, но сугубо личное, к кузнице оно отношения не имеет. Мне нужно встретиться там с одним жрецом.
Анва перевела взгляд на потолок — наверху, в мансарде, спал Нейл. Затем посмотрела в глубину дома, в сторону комнатки дочери. Крайне обеспокоенная, она спросила:
— Но зачем? С каким жрецом?
— Его зовут Вадевия.
Маллед ответил лишь на второй вопрос.
— Как, ты говоришь, его зовут? — К её беспокойству прибавилось непонимание.
Маллед никогда не рассказывал жене о визите жреца несколько лет назад. Сейчас он презирал себя за то, что заставил Анву волноваться. Она опасалась неприятных сюрпризов и ненавидела все, что могло нарушить спокойное течение их семейной жизни.
— Вадевия, — повторил Маллед.
— Это тот, что пожаловал сюда, когда ты родился? — нерешительно спросила Анва.
Она ни разу не упомянула при нем об этом ни за время их супружеской жизни, ни до нее. Анва знала, муж не желает вспоминать тот визит, и волю его уважала. До этой минуты. Но она выросла в Грозеродже и неоднократно слышала рассказ о явлении жреца. И сейчас, естественно, не могла не задаться вопросом: не имеет ли это давнее событие некое отношение к намерению мужа отправиться в Бьекдау? Анва внимательно следила за военными сообщениями, но в связи с ними имя Вадевия никогда не всплывало.
— Нет, тогда приходил Мезизар, — ответил Маллед. — Во всяком случае, так говорили. Вадевия появлялся здесь несколько лет назад, когда начались волнения на востоке. Он просто хотел со мной поговорить.
— Поговорить — о чем? — спросила она с несчастным видом.
Маллед задумался, но, так и не найдя способа уйти от правдивого ответа, молвил:
— Обо мне, как об Избраннике богов.
Анва посмотрела на мужа, перевела взгляд на Аршуи, спящего у неё на руках, и пролепетала:
— Мне надо уложить ребенка в постель.
Осторожно, чтобы не разбудить младенца, она поднялась и прошла в большую хозяйскую спальню, где в углу стояла колыбелька сына.
Очень скоро придется переселять Аршуи в мансарду, подумал Маллед, а может быть, и отдать ему комнатушку Пории. Пория когда-то спала несколько триад наверху, однако из-за постоянных раздоров с братом пришлось отгородить ей каморку. Но теперь, когда дети подросли, их отношения, возможно, выровняются.
Он все ещё стоял у входа, когда Анва вышла из спальни, плотно закрыв за собой дверь. Она повернулась лицом к мужу.
— Маллед, я знаю, ты не любишь говорить на эту тему, но мы должны все обсудить. Неужели ты и в самом деле считаешь, что боги тебя каким-то образом отметили и ты стал их любимцем?
— Нет, любимцем богов я себя не считаю. Но они принесли мне величайший дар. И этот дар — ты! Однако жрецы из Бьекдау сказали, что я — Богоизбранный Заступник Империи, наподобие Урзуана, Рубрекира или Фаяла.
— Но ты же в это не веришь?
— Я — обыкновенный человек, — развел руками Маллед. — Кузнец. Если б я был чем-то большим, то разве Баранмель не сплясал бы на нашей свадьбе? Я его там что-то не видел. Но, по правде говоря, я в тот день никого кроме тебя и не видел, — улыбнулся он.
— Но тогда почему… — возвысила она голос, но видимо, осознав, что почти кричит, начала снова, уже значительно тише:
— Но тогда почему ты хочешь видеть Вадевию, если не веришь в эту историю?
— Хочу узнать, что в действительности происходит на востоке, — объяснил Маллед. — Услышать, как поживают наши земляки. Мне почему-то кажется, что нам все время врут. Разве не должна бы война к этому времени уже закончиться?
— Не знаю, — раздраженно бросила Анва. — Так же, как и ты! Никто из нас ничего не смыслит в войнах.
— Но я хочу выяснить, что происходит, — стоял на своем Маллед.
— А почему ты считаешь, что жрецы скажут тебе больше, чем Хелсии, Комморину и всем остальным?
— Да потому, что у меня есть письмо Главного Жреца Долкаута, в котором он приказывает им сделать это.
Анва страшно побледнела и недоуменно воззрилась на Малледа. Это было нечто новое. Она впервые узнала о существовании вещественного доказательства того, что жрецы Бьекдау действительно считают её мужа чем-то большим, нежели обычным смертным.
— Письмо?
— Да. Его принес Мезизар, а мне передала мама.
— Ты мне ничего о нем не говорил, — с упреком заявила она.
— Просто не было повода.
— У тебя, Маллед, от меня не должно быть секретов.
Слова её были осуждающими, но выражение лица вызывало жалость.
— Я не делал из этого тайны, — возразил Маллед, чувствуя, как у него запершило в горле. — О письме просто никогда не заходила речь.
— И в послании действительно говорится, что жрецы обязаны отвечать на все твои вопросы?
