Теперь уже было невозможно определить, кто дарит, а кто получает, кто ласкает, а кто наслаждается лаской. И когда Нейл опрокинул ее на спину и нагнулся, чтобы зарыться лицом в пушистых влажных завитках, украшавших ее лоно, Эллис была уже готова отдать ему все, что он только пожелает, потому что с каждым новым ощущением она поднималась все выше и выше по спирали страсти.
Прикосновение его языка пронзило ее, как удар тока. По остроте ощущение почти граничило с болью. Она попыталась отстраниться, но Нейл крепко сжал руками ее бедра и заставил остаться на месте.
— Позволь мне, Эллис, — резко выдохнул он. — Дай мне попробовать тебя.
Боже! — смутно пронеслось у нее в голове. Его прикосновение, его голос, его приказ — все разжигало в ней огонь. Эллис никогда не представляла себе, насколько эротичны могут быть такие простые слова.
— Да. Но мне больно…
— Это ненадолго. Лишь поначалу… Эллис, сладкая, такая сладкая…
Слишком новое, слишком острое и сильное чувство моментально привело Эллис к самому краю возбуждения, и она беспомощно замерла, не зная, как вернуться обратно. А потом уже изгибалась, корчилась, царапая простыни, и в тот момент, когда, казалось, само время остановило свой бег, рухнула в сладкую бездну.
…Я никогда этого не забуду, ошеломленно думала Эллис несколькими минутами позже. Никогда не забуду, как мои бедра сжимали голову Нейла. Никогда не забуду радостный победный возглас, которым он приветствовал мой оргазм. Никогда ни за что не забуду тот миг, когда он распрямился и вошел в меня, не забуду, как судорожная дрожь сотрясла мое тело…
Я никогда не забуду, как в конце концов он, опустошенный, устало замер рядом, как вздрагивали его плечи и срывалось дыхание. Не забуду, как его имя родилось на моих губах, а мое — на его, когда мы вместе медленно возвратились в реальность.
И уж, конечно же, я никогда не забуду того мгновения, когда поняла, что люблю его.
Лежа на боку, Нейл смотрел на спящую Эллис. Ее шелковые кудри языками пламени разметались по подушке, золотые ресницы бросали тени на бледные щеки. Во сне она казалась хрупкой и слабой — полная противоположность дневной Эллис Гудинг, воплощению силы и уверенности. Со стороны никому и в голову не пришло бы, какой мягкой, теплой и совершенно беззащитной может быть эта женщина.
Он уже целую вечность смотрел на нее. Даже упрямая боль в спине казалась несущественной по сравнению с мучительным стеснением в груди. Непривычные чувства рождали это стеснение. Мисс Эллис разбередила все его старые раны лишь тем, что отдалась ему.
Он не должен был позволять ей этого. Он не должен был позволять ей сделать это еще раз. Он никогда больше не посмеет взвалить на себя ответственность за чужое благополучие. Ни за что. И он не может допустить, чтобы рухнули стены, за которыми он спрятал свою душу.
Ведь только эти стены ограждают его от безумия. По крайней мере, так ему временами казалось.
Если бы у него осталась хоть капля здравого смысла, он выскочил бы из этой постели и сделал все, чтобы эта ужасная ночь никогда больше не повторилась. Ужасная и прекрасная ночь. Если бы он не был кретином, он дал бы Эллис понять, что ей абсолютно не на что рассчитывать. Доказал бы, что способен принести лишь боль…
Но Нейл не шевелился и только смотрел на женщину, тихо спящую в мягком сиянии лампы… Титания, пришло в голову нелепое сравнение… Как глупо… и как похоже. Сказочная принцесса с огненными волосами и невероятно изящным телом доверчиво посапывала рядом с ним, и на какое-то время Морфи позволил себе забыть, что не заслуживает этого доверия.
Завтра, подумал он, и вздрогнул… Завтра придет время вновь возвратиться в свою преисподнюю.
Протянув руку, он коснулся мягкого рыжего локона. Нейл Морфи никогда не терял контроля над собой. Никогда. До сегодняшней ночи. Эллис Гудинг и несколько сестер в больнице были единственными людьми, которые видели его раздавленным и оглушенным чувствами. Он должен был испытать растерянность, страх и смущение при мысли о том, что женщина видела его, сокрушенного желанием, помутившегося от страсти, но не испытывал ничего подобного. Почему-то он знал, что Эллис будет самым надежным стражем его сегодняшней слабости.
Нейл и себя ощущал в безопасности рядом с ней. Чувство, совершенно немыслимое для мужчины, всю жизнь привыкшего рассчитывать только на себя, привыкшего к тому, что именно к нему обращаются в поисках защиты. И не то чтобы он всегда мог помочь, просто он чертовски стремился к этому.
Раздираемый странными противоречивыми чувствами, рождение которых безопаснее всего отнести просто за счет ночной близости, Нейл старался заставить себя думать о сексе, а не о своей тоске. Стремился приписать произошедшее внезапному помешательству гормонов, но только не одиночеству, только не потребности в нежности, в заботе и ласке.
Хотел он того или нет, но Эллис отдалась ему именно так — с нежностью и заботой. Она протянула руку помощи в тот момент, когда он был раздавлен внезапным приступом тоски и боли. Эллис говорила ему, что все будет хорошо. Говорила именно тогда, когда должна была бояться и искать в нем опоры и успокоения…
Нейл очень хотел бы принять все, что она так трогательно предлагала, но он знал, что не заслуживает такого подарка. Он никогда не сумеет оправдать ее надежд, тех надежд, что светились в ее глазах в последний раз. А раз так, значит, сегодня же нужно найти способ отгородиться от нее, дать ей понять, что между ними никогда больше ничего не будет.
Он должен любой ценой положить этому конец, прежде чем причинит Эллис еще более мучительную боль.
— Нейл!
О черт, следовало надеть рубашку. Он стоял на кухне в одних джинсах и смотрел, как снег покрывает темный подъезд к дому. Время приближалось к рассвету, но этого никак нельзя было сказать, глядя на улицу. Маленькая машина Эллис совершенно исчезла под белым холмом. Снег подбирался уже и к черной крыше его пикапа. А буран все продолжал бушевать, швыряя пригоршни звенящего снега в стекла.
Эллис стояла в дверях, не решаясь войти, ведь Нейл не ответил, когда она окликнула его. Не видя ее, он чувствовал ее присутствие, ощущал взгляд ее глаз на своей изуродованной спине, догадывался о ее недоумении: почему это он стоит тут у окна в темной кухне?
— Кофе горячий, — не оборачиваясь, бросил Нейл, не зная, что еще можно сказать.
Он нарочно не повернулся, надеясь, что Эллис поймет его намек.
— У тебя болит спина?
Тревога и сочувствие, прозвучавшее в этих словах, полоснули его по сердцу. Проклятье! Он не заслужил ее заботы! И уж, конечно, не сумеет расплатиться за ее нежность!
— Не больше, чем обычно.
Она неуверенно шагнула на кухню, не зная, что же теперь ей делать. Она надеялась, что наступающее утро внесет простоту и теплоту в их отношения… А может быть, они снова занялись бы любовью… Но она допускала возможность и самого худшего, и неопределенность переросла в уверенность, когда Нейл, не говоря ни слова, вылез из постели.
Вопрос лишь в том, должна ли она принять это как должное и молча смириться с неизбежным или же ей следует опередить его и сказать, что всегда знала, что у них нет будущего… Но ведь это может ранить его.
Оглядываясь на события прошедшей ночи, Эллис ясно видела, каких огромных усилий стоило Нейлу сдаться и решиться на
Нейл не хотел заниматься с ней любовью. Но ему это оказалось почему-то необходимым. А потом, когда он стал так нежен, он дал ей то, что, по его мнению, должен был дать в благодарность.
Удивительно яркая ночь сияла за окнами, кружащиеся снежинки превратили фонари в светло- золотые светильники в мерцающих ореолах. Холодное сияние лилось в окна кухни… Эллис сходила в
