был в телогрейке, помчался за зверем, не дожидаясь двух товарищей, которые должны были идти с ним. Когда они вышли, Елисеев уже исчез в сумерках. Дула небольшая пурга-поземка, они пошли по следу, но быстро его потеряли и вскоре вернулись обратно, доложив, что Елисеева не догнали и, боясь заблудиться, вернулись назад. Смагин велел зажечь на мачте прожектор, сигналил гудком и сообщил по радио нам. Мы прибыли уже под вечер, когда пурга усилилась, тем не менее отправились на поиски туда, куда, по рассказам, ушел Елисеев. А пошел он на северо-восток, в сторону открытого моря и движущихся льдов, где обычно спасаются медведи, когда их преследуют.
Шли медленно, разойдясь на машинах метров на 200, в пределах взаимной видимости, с зажженными фарами и рефлекторами, давали гудки. Впереди с упряжкой собак ехал Ломакин. У него были компас и ракетница, время от времени он ею сигналил. Свет пароходного прожектора скрылся во мгле, когда мы прошли по спидометру три километра. Прошли еще километров пять, по расчетам, должны были дойти до северного края восточного острова, но его так и не увидели. Посоветовавшись, решили повернуть на юг, сделать круг километров шесть и потом направиться к судам. Нигде никаких следов человека не было видно. Поземка быстро заносила гусеничные следы от машин, а человека, если он упал, занесло сразу же, пройдешь рядом и не увидишь. Так и вернулись безрезультатно.
Решили еще раз утром, когда будет посветлее, организовать отряд человек из 10 — 12 и на лыжах развернутым строем пройти до восточного острова. Прожектор на пароходе оставили на всю ночь, по временам поворачивая его в стороны, чтобы осветить площадь побольше. Но к утру поземка перешла в настоящую пургу. Видимость упала до 10 — 15 метров. Искать человека в такую погоду бесполезно. Можно потерять кого-нибудь из тех, кто пойдет на поиски. Ходоков на лыжах среди команд пароходов почти не было. Посоветовались со Смагиным и решили поиски прекратить. Прошли сутки, и если человек не вернулся и не был найден, то ясно, что в этих условиях он погиб.
Потом, уже много позднее, перед началом навигации, следы Елисеева все же обнаружились. К нам, на выручку пароходов, подошел ледорез 'Литке', совершавший сквозное плавание из Владивостока в Архангельск. Пока 'Литке' пробивался к нам сквозь льды, начальник экспедиции В.Ю.Визе пригласил по радиотелефону меня в гости, обещая угостить щами из свежей капусты. Пошли впятером: я, Елизавета Ивановна, Ломакин, Теологов и старпом Полищук. Взяли с собой доску на случай перехода через трещины и веревку, если кто провалится в полынью. На полпути Ломакин обратил внимание на какое-то черное пятно на льду справа от нас, метрах в ста. Подошли и увидели на куче торосов человеческий череп с полуистлевшей шапкой. Полищук узнал шапку Елисеева. Для нас картина гибели несчастного теперь была ясна: медведь увел его в торосистые непрочные льды, и Елисеев провалился там, где медведь пробежал. Бился-бился человек в ледяной каше, да так и погиб. Нельзя в Арктике пренебрегать ее основными законами.
Дни быстро убывали, к началу ноября солнце ушло за горизонт, окрашивая в полдень небо всеми цветами радуги и создавая сумеречное освещение, при котором трудно было ориентироваться. Морозы усилились, но пург стало меньше. Они возобновятся в феврале с появлением солнца.
Октябрьские праздники встретили торжественно. Было общее собрание в одном из бункеров парохода, где Б. В. Лавров выступил с докладом об Октябрьской революции и роли Ленской экспедиции в деле промышленного освоения советского Севера. Говорил и я о значении горных богатств Севера как основе его развития и процветания. Потом был парадный обед. Ходили в гости друг к другу — мы на пароходы, пароходские — к нам. Погода была хотя и морозная — под 40 градусов, но ясная и тихая, так что обмороженных не было.
Но вот наша жизнь опять была нарушена печальным событием. Пропал машинист с парохода 'Володарский' Пустошный. Вечером его все видели, а утром он исчез. Все дни до этого стояла ясная морозная погода, а тут вдруг налетела жестокая пурга, бушевавшая всю ночь. Мы предположили, что он зачем-то сошел с парохода и снежный вихрь закрутил его так, что он потерял ориентир: пошел в другую сторону и заблудился, как Елисеев. Собирались уже организовать широкие поиски, как кто-то заглянул в промежуток между судами, стоявшими с зазором метра в полтора, через который был переброшен трап с веревкой вместо поручня, да и то с одной стороны, и увидал там торчащие из снега ноги. Бросились туда, еле раскопали утрамбованный пургой обледенелый снег и вынули погибшего. Он, по-видимому, ночью в пургу оступился с трапа, упал вниз головой с четырехметровой высоты и ударился о твердый, как камень, снег.
По заключению врачей, смерть наступила моментально от перелома основания черепа и вывиха шейных позвонков. Она произвела на судовые команды удручающее впечатление. Некоторые даже стали бояться спускаться в трюм в одиночку. Только теперь все стали понимать, сколь осторожным и внимательным надо быть на полярных зимовках, особенно таких, как наша. Здесь можно погибнуть от простой случайности, если ее вовремя не предусмотреть. Трап надо было огородить с обеих сторон хорошими поручнями.
Тело положили в гроб, так как решили хоронить товарища не по судовому обычаю в море, а на одном из маленьких каменных островков, километрах в трех к западу. На другой день опять установилась ясная погода и был сильный мороз. Несколько человек с парохода погибшего отправились делать могилу. Конечно, в камнях, да еще сцементированных мерзлотой, выкопать яму невозможно. Плитняк только разобрали, выровняв место, куда можно будет положить гроб. Но вот затруднение: как доставить покойника на остров? Нести на руках и далеко и холодно, можно обморозиться, поэтому решили отвезти его на вездеходе. Но когда встал вопрос, кто поведет машину, мои вездеходчики в один голос отказались. Суеверие, боятся, что потом или с водителем, или с машиной приключится что-нибудь неприятное. Пришлось мне взять на себя эту печальную миссию. Но ехать со мной тоже никто не согласился. Провожающие во главе с Б.В.Лавровым пошли вперед, а я остался наедине с мертвецом в кузове.
Еду медленно, чтобы не обогнать впереди идущих людей. Солнце за горизонтом озаряет небо и снег узкой золотистой полосой, а по краям ее, в стороны и ввысь, все небо горит пурпуром и отсвечивает багрово-красными красками как бы от далекого гигантского пожара. К зениту и по бокам краски блекнут, переходят в красные, желтые и золотистые. Над головой небо медно-зеленое, северная сторона синяя, ниже индигово-синяя и почти черные оттенки у горизонта. Краски удивительно чистые и яркие. Отсутствие пыли и влаги делают их такими только на Крайнем Севере. Подъехал, гроб сняли, поставили на выровненную площадку. Борис Васильевич сказал краткое прощальное слово. Гроб обложили плитняком, образовав холм, над которым водрузили железный столб с красной звездой и мемориальной дощечкой. Все замерзли, валенки и телогрейки — не одежда на сорокаградусном морозе. Теперь уже, не боясь, люди забрались в кузов машины, и я быстро привез всех на пароход, а потом с нашими вернулся на остров. Вечером Борис Васильевич созвал всех зимовщиков. Еще раз говорили о суровых условиях Севера, об осторожности во всем. Было приказано не отлучаться с судов в одиночку, даже недалеко, и всегда извещать об уходе командование.
Наступила темная пора. В декабре даже в полдень видны были звезды, а на юге у горизонта небо черное, как и на севере. Работы на открытом воздухе были сведены к минимуму. Вездеходчики в гараже отлаживали машины, плотники в бане столярничали. Врач регулярно посещала пароходы. Чуркин теперь так знал этот путь, что без команды мчал свою хозяйку по знакомому пути туда и обратно. На пароходах люди тоже были заняты. Ежедневно для парового отопления и быта требовалось до 5 кубометров воды. Ее добывали изо льда старых торосов. Их надо было колоть, лед возить на санках к пароходу, грузить в бадьи и лебедкой подавать в тепловой трюм. Работа не легкая, но очень полезная для зимовщиков. Новый год все встретили торжественно. Особенно приятно было сознавать, что темная пора кончается. Скоро забрезжит рассвет, а в начале февраля покажется солнце.
Радисты в Арктике — самый общительный народ в мире. Они знали все, что делается не только на полярных станциях по соседству, но и далеко за их пределами. По вечерам они приносили нам все новые и новые сведения о вынужденной зимовке во льдах Чукотского моря парохода 'Челюскин'. Встретив в районе Колючинской губы тяжелые льды, судно не смогло их преодолеть, хотя до разреженных льдов и открытой воды оставалось не более 20 километров. Однако широкие обводы и слабый корпус не позволяли двигаться там, где пароход ледокольного типа мог бы пробиться. В результате зажатый льдами 'Челюскин' теперь дрейфовал, находясь под угрозой быть раздавленным при интенсивном сжатии. Мы искренне сочувствовали челюскинцам и от души желали им благополучной зимовки.
Появилось солнце, а с ним и пурги. Дом заносило до самого верха, и длинный снежный коридор
