несколько месяцев назад в читальном зале корпуса Хенрика Вергеланна. Как же она была красива! Как проста, как логична. Он горел желанием поделиться с кем-нибудь, его распирало от гордости, но не только за себя и Нанну, его распирало от гордости за свой предмет.
Он вышел в коридор. В кабинете Ринкель свет был выключен, она, конечно, была на семинаре, да и все равно он не смог бы рассказать ей о своем открытии. Поэтому он понесся по лестницам к Нанне, перелетая через ступеньки, находясь больше в воздухе, чем на твердой поверхности, но на втором этаже было совершенно пусто, ее не было в кабинете, несмотря на то что в нем горел свет. Ее не было в туалете. Не вполне отдавая себе отчет в том, что делает, Пол сунулся даже в женский туалет. Но там никого не было.
В какой-то миг он начал ненавидеть Нанну за то, что ее нет на месте, когда она ему нужна. Ему пришло в голову, что судьба его наказывает, высшие силы мстят ему от имени всех тех, кому приходилось ждать его все эти годы. От имени всех девушек и женщин, которые, прибегая на свидание, стояли, поглядывая на часы, и мерзли. От имени студентов, к которым он опаздывал на занятия. От имени Мортена, на встречи с которым он столько раз являлся с опозданием. От имени мамы, ждавшей его у кухонного окна, постоянно разогревая обед. Он поклялся взять себя в руки, обещал самому себе, что подобное не повторится.
Потом Пол позвонил маме, но она не ответила. Он находился на грани отчаяния — так велика была его радость и потребность поделиться своим удивительным открытием. Мортен в этом случае не мог выступить хорошим слушателем, поскольку знал о предмете исследования слишком мало. Пол подарил маме мобильный телефон на Рождество в прошлом году, но она все время забывала включать его. Но он все равно набрал ее номер, хотя и не удивился, что мобильный отключен. И хотя он знал: шансы на то, что мама его когда-нибудь услышит, минимальны, — он оставил сообщение на автоответчике.
Так он и стоял, оцепенев от разочарования, но испытывая вместе с тем невиданную доселе радость. Нанна! Где же Нанна?! Пол замирал от негодования, но дрожал от удовольствия. Он глубоко вдохнул своим большим носом и стал медленно подниматься по лестнице к себе в кабинет.
Часть III
Жизнь — это то, из чего сделаны мечты.
— Тебе у-удалось, Пол. Я знала… я знала, что ты справишься, — говорила Нанна, нет,
Они столкнулись на лестнице, она шла вниз, а он вверх. Пол потащил Нанну в ее кабинет и перед тем, как все ей рассказать, плотно закрыл дверь. И теперь она ликовала. Она даже хлопала в ладоши, как маленькая. Так обычно выражает восторг его мама, и это сходство между ними трогало Пола до глубины души.
— С помощью рун… э-э… рунической надписи мы… ты!.. создал формулу, и… и мы обнаружили такую же закономерность в детской речи, в речи говорящих на иностранном языке, при… при афазии… в пче… пчи… подчи… и, наконец, в этой рунической надписи, — продолжала Нанна, возбужденная и счастливая, речь ее стала совершенно бессвязной, а по щекам потекли слезы. — Спа-спасибо, Пол! Б-большое спасибо.
— О, я… это такая мелочь, — произнес Пол, не понимая, что говорит. Поскольку речь шла совсем не о мелочи. — Вот мы и закончили, — подвел итог Пол, глядя на нее сверху вниз. — Как ты сказала? В подчи…?
— Теперь все связано вместе, Пол. Ты обнаружил связь! В подчиненных предложениях. Я неправильно выразилась? — спросила Нанна, сбитая с толку. Она вытерла глаза, размазав по щеке тушь, с наигранным ужасом посмотрела на черные частички, оставшиеся на руке, сунула указательный палец в рот и стерла мокрым пальцем остатки косметики. — Я наверняка оговорилась. Я только хотела сказать… хотела… Спасибо! Спасибо, Пол!
Она засмеялась. Он тоже. Неудивительно, что Нанна заговаривается, что сказанное в момент, подобный этому, кажется бессвязным, но так странно, что она говорит «подчиненные предложения», а не «придаточные предложения», успел подумать Пол. Это как если бы химик сказал «марганцовка», а не «перманганат калия». Нанна подошла еще ближе, почти вплотную к нему, и он почувствовал прикосновение ее тела. Все мысли о проекте, о компьютерных языках, о рунических надписях и придаточных предложениях вылетели как у него из головы, так и из кабинета. Здесь остались только тела. Два тела, прижавшихся друг к другу. Она смотрела снизу вверх, рот ее был полуоткрыт, а глаза прикрыты. Он наклонился и прильнул к ее губам, нашел ее язык, на удивление гладкий и холодный.
— Я не должна… — произнесла она и отступила на шаг. Черт бы побрал этого Кристиана с буквы «К»! Рот Пола был похож на влажную открытую рану посреди лица. Внезапно он с болью понял, что не знает, куда девать руки. Он сложил их за спиной, как придурковатый констебль во время патрулирования улиц, и стал покачиваться с пятки на носок, с пятки на носок, размышляя, приобрела ли уже его кожа такой же голубой цвет, в какой выкрашены стены (на самом деле он чувствовал себя не столько неуверенным, сколько покорным, но все равно несколько минут ему не удавалось прогнать такие мысли).
— Садись, — сказала Нанна, указывая на стул для посетителей. Сама она села в офисное кресло, и ее письменный стол разделил их, как баррикада. — Давай поговорим о деле, — произнесла она шутливо, испытывая облегчение оттого, что они могут побеседовать о чем-то конкретном, нейтральном и безопасном, и баррикада между его и ее телом сделалась еще выше.
Пол пожирал ее глазами, единственное, чего он хотел, это почувствовать, как к нему прижимается ее хрупкое тело. Вместе с тем он восхищался ее самообладанием. Как он и ожидал, она учащенно дышала, а щеки ее раскраснелись. Нет, для нее это не прошло бесследно, и несмотря на то, что она отстранилась, он чувствовал себя победителем, ему казалось, что он взял реванш.
— Кроме тебя и моего шведского помощника об этом никто не знает, — произнесла Нанна.
Пол прекрасно понимал, что она говорит о проекте, но со злорадством, о котором в ту же секунду пожалел, прислушался к повисшим в воздухе двусмысленным словам. «Об этом».
— О проекте, — добавила Нанна, поскольку Пол ничего не ответил. Щеки ее раскраснелись еще больше.
— Да, я понял, — сказал он быстро, полным раскаяния и сожаления голосом. — И я это знаю.
— Да.
— Я об этом рассказывал только маме, — добавил Пол.
— Своей маме?
Ему показалось, что в голосе Нанны прозвучало неодобрение, но, возможно, он ошибся, оттого что чувствовал себя немного виноватым. Уже не раз женщины намекали Полу на то, что у него слишком тесные
