Глава V
Проклятие Ярвевана
Словно сомневаясь, что читает именно Северянина, Андрюха посмотрел на обложку, на всякий случай пощупал корешок и опять открыл перед собой книгу.
— «Весенний день горяч и золот…» — пробормотал он, как заклинание. — Эй, Ломоносов, а что будет, если я на Таньке не женюсь?
Они вернулись в гостиницу. Без Эдика. Марина снова проявила поразительное равнодушие к числу экскурсантов. Таня с Леной всю дорогу делали вид, что Вадима с Андрюхой в машине не существует. И под конец Бокштейн сдался. Взял с девчонок слово, что они никуда не сунутся, и снова принялся за выстраивание умозрительных схем.
— Проживешь лишние двадцать лет, — буркнул Вадим. Разложив перед собой карту Старого города, он внимательно изучал ее, время от времени сверяясь с записями в блокноте и парой путеводителей по городу.
— Чего это только двадцать? — недовольно нахмурился Василевский.
— Потому что как в качестве твоей жены она тебе все печенки проест своими истериками.
В задумчивости Андрюха потянулся к книге, но вовремя опомнился и только сжал кулак, не позволяя себе касаться сборника. Не до стихов ему было.
— Так, Харьюрские ворота я нашел, — выпрямился наконец Бокштейн.
— Их же снесли, — лениво напомнил Андрюха. С того момента, как они поругались с девчонками, он заметно поскучнел. К шуткам душа больше не лежала.
— Зато осталась улица Харью! — со значением поднял палец вверх следопыт. — И у нас два направления — либо к черту на улицу Колесного Колодца, либо за Натками к этим самым воротам. Мне кажется, за Натками безопасней.
— Не стоит их освобождать. — Василевский удобней лег на кровати, наслаждаясь временным затишьем перед боем — наконец-то у него ничего не болело. — Девчонки объединятся и начнут против нас войну. Нам нужно подкрепление. Куда, кстати, наш Ромео делся? Где взрывотехник? Без иллюминации в наш век не прожить.
— О Глебе с Ингой я пока ничего не могу сказать. Легенд осталось много. Про Длинного Германа и Толстую Маргариту, про Вигалаского барона, которому духи помогали через озеро переправляться, про Старого Тоомаса. Нашу сладкую парочку могло занести куда угодно.
— Надо Эдику завтра морду начистить, чтобы дал подробное направление, — философски изрек Андрюха.
— У тебя еще не все ссадины зажили? — глянул на него Вадим. — Пришла пора новые зарабатывать?
— А вот интересно, — заторопился высказать пришедшую в голову мысль Василевский. — Почему все эти призраки так странно себя ведут? Мы же Эдика сразу раскусили, а ему хоть бы что. Уверен, завтра он снова заявится, когда мы в этот… кардиоцентр поедем.
— Кадриорг. — Бокштейн устало откинулся на спинку стула. — Парк называется Кадриорг. Там стоит дворец, который Петр Первый построил своей жене Екатерине.
— Молодец мужик, — как-то слишком уж печально отозвался Андрюха, словно успел представить себя на месте императора, и позавидовал созданному образу. — Обещал — построил. — И тут же вернулся к своей мысли. — Но даже этот утренний палач никак на классическое привидение не тянет. Где цепи? Где злобный взгляд? Где кровожадность и клыки? Он же ничего не сделал, чтобы Таньку у нас забрать. Просто сидел. И Эдик — бродит за нами тенью, как будто не из-за него все это началось. Ждет. Чего? Подсказывает. Сказал, где Наток искать, про подземный ход. Зачем ему все это?
— А ему что? — Бокштейн смотрел в высокое окно, как будто покатые крыши за стеклом могли дать ответы. — Ему дело доделать надо. Думаю, он ждет, когда кто-нибудь из нас сорвется и наобещает кучу всякого бреда. А на вокзале перед отъездом он выложит наши обещания, как квитанции к оплате.
— Может, его все-таки прибить?
— Как ты собираешься убивать призрака? Молитву над ним прочтешь? А потом Эдик делает все в рамках заданной программы. Помогать — помогает, но до определенных пределов. Им самим определенных.
Дверь в их комнату скрипнула, и Андрюха с Вадимом вздрогнули.
— Мальчики. — На пороге стояла Маргарита Викторовна. Она была бледна, говорила непривычно тихо и вообще больше походила на типичное привидение. Приблизительно такое, как хотелось Андрюхе, только без цепей, клыков и кровожадности. — Вы не знаете, куда девочки пошли?
Василевский вскочил, опрокинув стул.
— Ну, бабы! — выдохнул он, кидаясь к своей куртке. — Наобещают с три короба, а потом делают вид, что ничего не говорили!
— Давно их нет? — Бокштейн весь собрался, обратившись в слух.
— После обеда поднялись наверх, переоделись и сразу ушли. Я думала, к вам. Вы не слышите какой- то странный шум?
— Где шум? — Вадим подошел к окну. Комната у них была угловая, скошенная с одной стороны покатой крышей. Окно было прорезано в наклонном потолке, поэтому находилось высоко. Бокштейн застыл перед ним, задрав голову. Из окна на него в упор смотрела крыша соседнего дома.
— Не знаю, здесь не слышно, — неуверенно пробормотала учительница. — А в коридоре… — Она вопросительно глянула на Вадима. — Или, может, в моей комнате?
Наступила тишина. От волнения Василевский слышал только стук своего сердца. Бокштейн, словно ищейка, вытянул шею и внимательно, то ли прислушиваясь, то ли принюхиваясь, пересек комнату, выглянул в коридор, прошел вдоль длинной стены, постоял около каждой двери, ведущей в номера.
Комната Маргариты Викторовны, где вместе с ней расположились Таня с Леной, была в два раза больше обиталища мальчишек. Две кровати стояли вдоль правой стены, одна напротив двери. Маленький круглый столик с букетиком в крошечной вазочке. Два широких окна с частым пересечением рам. Занавески с оленями.
Андрюхе почему-то вспомнилось, что у них в номере вообще занавесок нет. И стол большой, сделанный из грубо отесанных досок.
— Гул, как будто гидростанция работает. Или водопад шумит. — Маргарита Викторовна беспомощно опустилась на кровать. — Вадим, объясни мне, что происходит?
Андрюха приготовился к тому, что математик сейчас все выложит и им таки придется бежать в полицию. Но Бокштейн ответил просто:
— Город такой. Особенный. Легенды, сказки. А гул действительно похож на гидростанцию. Может, воду сбрасывают? Скоро пройдет. — Вадим стоял около окна, равнодушно смотрел во двор.
Бокштейн говорил как взрослый умудренный опытом человек, а Маргарита Викторовна слушала его как маленькая девочка, широко распахнув глаза и приоткрыв рот от изумления.
Вадим отошел от окна.
— Ничего особенного там не шумит. Море близко, шторм, наверное, начинается. — Он посмотрел на Василевского. — Пошли.
