плацдарма до границ Кореи и Китая на 700 с лишним километров. Это была большая, но временная победа, вызвавшая эйфорию в Вашингтоне. Победителям казалось, что маршал Ким Ир Сен повержен, а его режим окончательно рухнул. Наиболее воинственные генералы «войск ООН» вслух высказывали свое желание перенести военные действия в соседнюю Маньчжурию. Главнокомандующий «войсками ООН» американский генерал Макартур высказывался об этом откровенно.
Китайское правительство неоднократно предупреждало США, что китайский народ не может оставаться равнодушным к обстановке, создавшейся в результате вторжения в Корею «войск ООН», и в связи с угрозой расширения войны. Однако США игнорировали предупреждения КНР и продолжали расширять военные операции в Корее.
1 октября 1950 г. в день первой годовщины КНР, И. Сталин направил срочную шифрованную телеграмму Мао Цзэдуну и Чжоу Эньлаю, в которой, в частности, в исключительно корректной форме советовал КНР оказать военную помощь КНДР: «Я думаю, что если Вы по нынешней обстановке считаете возможным оказать корейцам помощь войсками, – писал он, – то следовало бы немедленно двинуть к 38-й параллели хотя бы пять-шесть дивизий с тем, чтобы дать корейским товарищам возможность организовать под прикрытием Ваших войск войсковые резервы севернее 38– параллели. Китайские дивизии могли бы фигурировать как добровольные, конечно, с китайским командованием во главе.
Я ничего не сообщал и не думаю сообщать об этом корейским товарищам, но я не сомневаюсь, что они будут рады, когда узнают об этом» [284].
Тяжелое решение Пекина на участие в войне в Корее были принято после жестких и продолжительных дискуссий в высшем китайском руководстве. Немалая часть членов Политбюро ЦК КПК, участвовавшая в этих дискуссиях, в том числе Линь Бяо, Чжоу Эньлай, Гао Ган, Чэнь Юнь, выступили первоначально с резко негативных позиций, обоснованно полагая, что политическая власть КПК пока еще не утвердилась на местах, народное хозяйство находится в разрухе, а Народно-освободительная армия слабо вооружена. «Я думаю, что тяготы новой войны наша экономика не вынесет, – заявил, к примеру, руководитель Северо- Востока страны Гао Ган. – Вооружение нашей армии устаревшее, большей частью – трофейное. В США каждая армия имеет на вооружении 1500 стволов артиллерии, а у нас нет и 300, а танков и того меньше. При отсутствии двух-четырехкратного превосходства над американской артиллерией и бронетанковыми войсками нам не устоять. В этом случае войска США могут форсировать Ялунцзян, и тогда даже трудно представить себе последствия…» [285]
После недельной дискуссии все-таки было принято решение о необходимости направить китайских добровольцев в Корею. «Направлять войска для оказания помощи Корее необходимо, – заявил на совещании будущий командующий армии китайских добровольцев и министр обороны Пэн Дэхуай. – Если американские войска захотят развязать агрессивную войну, то они в любое время могут найти предлог это сделать, если их войска будут располагаться на берегах Ялунцзян и на Тайване» [286].
Уже 8 октября 1950 г. Мао Цзэдун официально отдал два приказа: один – о формировании армии народных добровольцев для войны в Корее и другой – о назначении Пэн Дэхуая командующим армии китайских добровольцев и одновременно ее политкомиссаром.
Было ориентировочно принято решение, что китайские добровольцы перейдут границу Кореи числа 15- 18 октября 1950 г. В связи с этим возрастала угроза развязывания войны США против Китая и воздушых нападений американской авиации на города Северо-Востока Китая. Учитывая это, были приняты следующие решения: перевести некоторые предприятия тяжелой промышленности с Ляодунского полуострова в более безопасные районы, арестованных японских военных преступников немедленно перевести в Харбин.
15 октября Чжоу Эньлай послал телеграмму руководству Северо-Востока страны, информировав о принятых решениях. Уже ранним утром 18 октября японские военные преступники, а с ними Пу И и его сородичи были посажены на поезд в Фушуне и отправлены в Харбин [287]. А на следующий день19 октября китайские добровольцы перешли границу Кореи.
В Харбине их разместили в тюрьме, построенной японцами. Во времена Маньчжоу-Го она служила местом для заключения «антиманьчжурских и антияпонских преступников». Два двухэтажных корпуса тюрьмы располагались веерообразно вокруг караульной вышки. Железные решетки толщиной в вершок и цементные стены делили здание на небольшие камеры, вмещавшие по семь-восемь человек. Спать заключенным приходилось на японских матах. В камере Пу И, в которой он провел около двух лет, находилось пять человек и было относительно просторно. Обращались с ним и его окружением так же, как и в Фушуне. Пища не уступала прежней, газеты, радио, культурные развлечения – все было, как раньше.
В конце 1952 года было отстроено новое здание тюрьмы, там были светлые окна, новое более просторное жилище, новые кровати, столы, скамейки. Весной 1953 г. администрация тюрьмы установила контакты с харбинской карандашной фабрикой. Теперь часть бумажных коробок для карандашей мастерили заключенные. Четыре часа в день они работали, четыре часа – занимались.
В марте 1954 г. заключенных вернули в Фушунь, так как вскоре в тюрьму прибывала рабочая группа следственных органов для очередного допроса военных преступников – готовился очередной крупный процесс по злодеяниям японских военных преступников и военных преступников Маньчжоу-Го. В Фушунь для допросов была переведена большая группа японских военных преступников, которых расселили в третьем, четвертом и седьмом бараках тюрьмы. Для этих целей было отобрано около двухсот следственных работников, которые перед началом работы прошли политическое и специальное обучение.
Следствие по делу военных преступников Маньчжоу-Го началось в конце марта 1954 г. большим собранием. Суть его заключалась в изобличении других преступников и признании своей вины всеми подследственными, по терминологии Мао Цзэдуна «лечить, чтобы спасти больного». «Эти несколько лет вы занимались, анализировали свои поступки, и теперь наступил момент признания своей вины, – заявил ответственный сотрудник рабочей группы на этом собрании. – Правительство считает необходимым расследовать до конца ваши преступления. Вы должны правильно оценить свое прошлое, чистосердечно рассказать о своих преступлениях, а также изобличить преступления японских военных преступников и китайских предателей. Независимо от того, рассказываете ли вы о своих преступлениях или изобличаете других, вы должны быть правдивы и откровенны ничего не преувеличивая и не преуменьшая. Окончательное решение правительства по вашему делу будет зависеть от совершенных вами преступлений и от вашего поведения на суде. Правительство великодушно к чистосердечному признанию и сурово ко лжи и обману» [288].
На данном собрании были оглашены новые тюремные правила: воспрещалось обмениваться информацией по делам следствия, воспрещалось передавать записки и письма из одной камеры в другую и т.п. С этого дня во время ежедневных прогулок каждая группа выходила во двор по очереди, встречаться с людьми из другой группы было практически невозможно.
Пу И, как и многие другие сокамерники, сел писать свое признание. Свое признание он решил сделать небольшим, чтобы не написать лишнего, уделив больше внимания изобличению других преступников. Затем с нетерпением стал ждать допроса следователя.
«В моем представлении допрос преступника был невозможен без жестокостей, – вспоминал Пу И.– Во дворцах Запретного города, наказывая провинившихся евнухов и слуг, я неизменно применял пытки.
Я боялся смерти, но еще больше я боялся пыток. И дело тут было вовсе не в боли. Я готов был умереть даже от оплеухи, которые в прошлом см раздавал своим подданным. Я считал, что в тюрьме у коммунистов невозможно не страдать от жестокого обращения..» [289].
Прошло более десяти дней, когда, наконец, его вызвали на допрос. Цепочка допросов продолжалась довольно долго. Сличались тексты его показаний с устными заявлениями. Уточнялись цифры и факты. При допросах его родни Пу И стали разоблачать племянники, муж его сестры. Повсюду он чувствовал к себе ненависть со стороны осужденных, со стороны родственников. Некоторые его открыто предупредили, что будут и дальше его критиковать, если он не исправится. Пу И решил сам выступить на собрании со своей самокритикой, свою речь он закончил заверением в твердой решимости признать свою вину. Он стал давать следователям более достоверные показания своих преступлений в прошлом.
Согласно правилам, каждый обличительный документ должен был прочесть тот, против кого он направлен. Дошла очередь и до Пу И.
Пу И все время боялся, что на него донесут его сородичи, особенно о том, что он в своем чемодане скрывает 468 специально отобранных украшений из платины, золота, бриллиантов и жемчуга, которые
