Внезапно нагрянула весна. В воздухе разлито душное изнурительное томление. Заключенные стали совсем чумные. Воздух пропитан любовью, ее аромат плавает в вечернем сумраке, смешиваясь с запахом клейких почек и пробивающейся к солнцу травы. Все думы — за забором, за колючкой. Неподалеку — мужская зона, и заключенных из нее иногда привозят сюда для работ. Женщины кокетливо подводят глаза, прихорашиваются. И Катя тоже прихорашивается. А вдруг она увидит сегодня того парня в мешковатой робе с зелеными, удивленно распахнутыми глазами?
Она знает, он тоже выделил ее из однолицей, серой толпы женщин. Его глаза то и дело ищут среди разных лиц, старых и молодых, безобразных и красивых, ее пылающее смущенной улыбкой лицо. Кате уже поведали, что зеленоглазого юношу зовут Сашей. В Сашу влюблена добрая половина всех женщин в колонии, включая старушку из Дагестана, виновную в присвоении колхозного барана. Но Саша обращает внимание только на нее, Катю.
Катя ходит счастливая, смеется. Она летает по фабрике и с утроенной силой ворочает тяжелые свертки ткани. Каждый день она подводит глаза и вырисовывает себе длинные ресницы.
Руслан о чем-то шушукается со своими приятельницами, зловеще усмехается, поглядывая на Катю.
О счастье! — влюбленным наконец удалось перекинуться парой слов. Саша шепчет Кате, что будет ждать ее после работы за штабелями дров, а та лишь согласно опускает ресницы — приду.
И вот их первое свидание. Они сидят на бревнах, в воздухе разлита майская теплынь, они говорят и не могут наговориться. Их сапоги видны каждому, кто проходит мимо дровницы. Саша осторожно обнимает Катю и целует ее — страстно и нетерпеливо, как в последний раз. Кто знает, будет ли еще одно свидание? Но Саша уверен — будет!
Они договариваются встретиться в бане на следующий день. Заведующей баней работает Алевтина, верная Катина приятельница. Аля пообещала закрыть их там на полчасика и посторожить от дежурных. В бане хорошо: чистые матрасы, чистое белье. Туда редко заходят ДПНК, и, может быть, влюбленным удастся хоть на секундочку побыть вдвоем.
Издалека доносится условный свист. Сашу уже ищут. Он торопливо прощается с девушкой и бежит по размокшей весенней грязи, чавкая сапогами. И вот он уже стоит навытяжку перед конвоиром, сочиняя что- то несуразное по поводу своего отсутствия.
Катя, окрыленная, бежит в отряд. Ее глаза сияют от счастья.
В узком проходе между бараками она неожиданно сталкивается с Русланом: руки вызывающе уперты в бока, к нижней губе приклеена цигарка, глаза хищно и азартно блестят.
— Стой!
— Чего тебе? — без опаски спрашивает Катя. Внутри нее — сплошное счастье. И ни капельки страха.
— Надо поговорить!
— О чем? Ну, я тебя слушаю!
— Не здесь, — Руслан бдительно оглядывается, — идем в сарай. Сейчас отряд с репетиции спортивного праздника пойдет.
Катя послушно идет за Русланом в сарай. Зачем? Она и сама того не знает. Она вся полна мыслями о Саше, она предвкушает свидание, которое сулит ей небывалое, недоступное в колонии счастье. Счастье, которого на воле не ценишь, которое там дается так просто и обыденно, как кусок хлеба. Здесь это счастье нужно завоевывать невероятными усилиями.
Руслан ступает осторожно, по-кошачьи. Она на секунду задерживается в дверях, тихо, как суслик, свистит и сильно толкает Катю в спину. Девушка летит вперед, не успевая сообразить, что происходит. Она только инстинктивно выставляет руки, чтобы сгруппироваться при падении. Кто-то подхватывает ее под мышки и с силой бросает оземь.
— Бей ее, суку! — слышен хриплый лай Руслана. Десятки кулаков набрасываются на нее, безжалостно валтузят под ребра, царапают острыми ногтями.
«Только не лицо!» — думает Катя и прикрывает лицо руками. Только бы не испортить внешность перед свиданием, только бы не это!
Но нападавшие, кажется, знают, о чем думает жертва. Ладони отдирают от лица, от умелого удара щекотная влажная струйка быстро-быстро сползает по щеке.
Во рту чувствуется сладко-соленый привкус крови. Что-то хрустит во рту под кулаком, наверное зубы…
— Вали ее, раздевай! — хрипит Руслан, и Катя с ужасом догадывается, что с ней собираются сделать.
Она брыкается, бьется, сучит ногами, но сильные руки разводят ее ноги в стороны, сдирают рейтузы, рвут платье, — Ого! — слышится чей-то стон. Наверное, она кому-то попала сапогом в чувствительное место. — Дерется, сука!
— Вот тебе, вот! — Жадные, безжалостные пальцы раздирают одежду. Грудь вырывается на волю из разорванного платья.
Силы для сопротивления на исходе, и какое-то странное безразличие, предвестие смерти, внезапно наваливается на нее.
— Где бутылка? — хрипит Руслан. — Щас мы ей покажем. Будет знать, как…
Что-то холодное вползает внутрь, разрывая живот. Черная пелена наваливается со всех сторон…
Слава Богу, сознание оставляет ее.
Покинув бесчувственную жертву, быстрые тени выскальзывают из сарая и, воровато оглядываясь, смешиваются с толпой заключенных, спешащих на ужин…
— Где Сорокина? Сорокина где?
Дежурные мечутся по отряду. Забегают в другие бараки, в столовку, в баню, в библиотеку, в корпус администрации. Конвойный на вышке пожимает плечами — никого не видел. Если побега нет, то где она?
— Где она? — Бекасова в папахе четко печатает шаг перед строем.
Никто не знает. А кто и знает, тот ничего не скажет.
Ее находят уже после отбоя, всю в крови. Везут в санчасть.
Заключенные взбудоражены, слухи передаются из отряда в отряд. Все знают, чьих рук это дело, но никто не скажет начальству. Куруху ждет такая же участь, как и растерзанную жертву.
Руслан ходит гоголем, свысока посматривая на свой гарем. Если кто будет высказывать пренебрежение, говорит ее взгляд, то сами видите, что будет.
На следующий день, как договорено, приезжает Саша. Он тщетно выглядывает в толпе знакомое лицо, уже успевшее стать родным и близким. Аля ему сочувственно шепчет, что Катя в больнице. В глазах у нее набухли испуганные слезы.
Руслан вертится поблизости от ошеломленного Саши и вызывающе сплевывает сквозь зубы:
— Будет еще наших баб портить!
Саша в колонии больше не появляется, его переводят куда-то в Удмуртию.
Значит, начальству все же стало известно кое-что о происшедшем, кто-то донес.
Все думают на Катю.
А Катя все еще в больнице. Перед самой ее выпиской Руслана и еще нескольких дружественных ей «коблов», особо агрессивных и особо опасных, вызывают к начальству. В отряд Руслан больше не возвращается.
Говорят, что ее тоже переводят в другую колонию.
— К мужикам бы ее! На мужской общак кинуть! — слышны возмущенные возгласы. Но громко протестовать все боятся. «Коблы» — страшная, безжалостная сила.
Руслан рыдает при отправке. Ей так нравится эта колония, здесь она оставляет свою любимую, ту самую краснеющую девочку, которая сочиняла стихи.
Здесь она в авторитете, здесь ее все боятся — значит, уважают.
— Сорокина — куруха! — зло выкрикивает Руслан своим подружкам, забираясь в машину. — Отомстите за меня!
«Автозак» трогается в путь. Слышны рыдания в толпе провожающих. Это в голос плачет та самая девочка, которая на Новый год так звонко и красиво читала свои жалостные стихи. Катя очнулась в санчасти
